6

Серия катастроф

После дела немецких ученых «Моссад» был на подъеме. Меир Амит привлек дополнительных профессионалов из армии, обеспечил ведомство новой техникой и технологиями и укрепил связи с иностранными разведывательными службами. Продолжил серьезные организационные преобразования в «Моссаде».

Амит хотел создать в ведомстве единое оперативное управление, в составе были бы подразделения, занимавшиеся актами саботажа, «целевыми» убийствами и разведывательными операциями в арабских странах. Чтобы добиться этого, Амит сделал то, что давно хотел сделать Харель и чему Амит тогда противился: он перевел подразделение 188 из АМАН в «Моссад» и слил его с «Мифрацем» Шамира. Начальником нового отдела стал Йосеф Ярив, а Шамир был назначен его заместителем.

Директор «Моссада» назвал новый отдел «Кесария», по названию основанного римлянами города на побережье Средиземного моря. Это был еще один пример склонности израильской разведки к использованию кодовых названий, взятых из древней истории еврейского народа. Сеть операций отдела «Кесария» за рубежом получила кодовое наименование «Сенат».

Амит также хотел создать свое разведывательное подразделение. До сих пор один отряд, «Птицы», обслуживал и Шин Бет, и «Моссад». Амит решил, что теперь необходимо специальное подразделение, которое работало бы только за рубежом и только на «Моссад». Он ввел в состав этой новой оперативной единицы нескольких офицеров из группы «Птицы» и назвал ее «Колосс».

В дополнение к этим бюрократическим преобразованиям Амит сделал так, что «Моссад» стал добывать беспрецедентное количество информации об арабских странах и их армиях. Одной из выдающихся стала «Операция Бриллиант», в ходе которой группа «Перекресток» завербовала иракского военного летчика, Мунира Редфу, который бежал в Израиль на новейшем истребителе МиГ-21, считавшемся самым продвинутым и опасным ударным оружием, которым располагал в то время Советский Союз. Теперь израильские ВВС были в состоянии подготовиться к борьбе с самым мощным противником в будущих воздушных сражениях. Пентагон очень хотел изучить секреты этой машины, и Амит передал американцам не только ее чертежи, но и сам самолет с хорошо подготовленным пилотом.

В соответствии с доктриной «работы на периферии» Амит также неустанно развивал тайные отношения Израиля с Марокко. Хотя эта страна принадлежала к арабскому миру и поддерживала тесный контакт с главными врагами Израиля, она отличалась умеренностью подходов и не имела территориальных споров с Израилем. Ее лидер, король Хасан II, был относительно прозападно настроен.

Марокко получало ценную помощь от Израиля в области разведки и технологий. В обмен король разрешал марокканским евреям эмигрировать в Израиль, а «Моссаду» позволил создать свою постоянную резидентуру в столице королевства Рабате, откуда тот мог шпионить за арабскими государствами.

Пик сотрудничества пришелся на сентябрь 1965 года, когда Хасан разрешил группе во главе с Цви Мальхиным и Рафи Эйтаном установить подслушивающие устройства во всех рабочих помещениях и резиденциях лидеров арабских государств и высших военных руководителей во время саммита ОАГ в Касабланке. Целью саммита было обсуждение вопросов учреждения объединенного командования вооруженными силами арабских стран в будущих войнах с Израилем. Отношения короля Хасана II с рядом арабских лидеров не отличались особой устойчивостью, и он даже полагал, что некоторые из них пытаются свергнуть его с престола. Поэтому разрешил израильтянам внимательно прислушаться к их разговорам.

Это предоставило Израилю беспрецедентный шанс выведать военные и разведывательные секреты главных врагов и понять истинные умонастроения их лидеров. На саммите командующие вооруженными силами арабских стран докладывали, что их армии не готовы к новой войне с Израилем. Эта информация породила абсолютную уверенность израильских военных в своих силах, когда спустя два года, в июне 1967-го, они убеждали премьера Эшкола начать военные действия против арабов. В докладе «Моссада» того времени написано: «Эти сенсационные материалы явились одним из выдающихся достижений израильской разведки со времени ее основания».

Эти успешные операции предоставили в распоряжение Армии обороны Израиля разведывательные данные, остро необходимые ей в следующей войне. Однако вслед за этим с головокружительной быстротой последовал ряд катастроф, сильно ударивших по самому Амиту и его организации.

Лучшим агентом в подразделении 188, а теперь «Кесарии», был Эли Коэн, который сумел проникнуть в правящие круги Дамаска и передать информацию, которая позволила «Моссаду» провести идентификацию нациста Алоиса Бруннера и отправить ему письмо-бомбу.

Поначалу перед Коэном стояла задача исполнять обязанности «спящего агента», который должен был не собирать и передавать информацию, а, скорее, активироваться только в том случае, когда необходимо было предупредить Израиль о планах Сирии по неожиданному нападению.

Однако под давлением оперативных начальников и в результате того, что он плотно вжился в образ и был слишком уверен в легенде, он стал практически ежедневно передавать в «Моссад» разведывательные сведения по рации, которую прятал в своей квартире. Сообщал о сирийских секретных военных объектах, замыслах Дамаска установить единоличный контроль над всеми водными ресурсами региона (с помощью саудовской строительной компании, которой руководил Мохаммед бен Ладен, отец Усамы), об отношениях страны с СССР, о нацистах, окопавшихся в Дамаске, парламентских слухах и борьбе за власть в Сирии. Передача Коэном информации такого рода, и особенно с такой частотой, явилась серьезной профессиональной ошибкой с его стороны, но что более важно – со стороны его кураторов.

«Эли Коэн был одним из тех людей, которые легко шагают по жизни обходными путями, – рассказывал Моти Кфир, который занимался в «Моссаде» многим, в том числе в начале 1960-х годов руководил программами подготовки оперативников. – Когда вы все время двигаетесь в обход, вам кажется, что никто вас не замечает. Эли ошибался. Он стал слишком заметным. Я говорил ему во время занятий: “Не превращай свою жизнь в вечеринку”. Но он делал наоборот».

Письмо-бомба, направленное Бруннеру, а также живой интерес, проявленный Коэном к судьбе других нацистов в его разговорах в сирийских правящих кругах, наряду с тем, что он находился «в несколько странном положении, безработный иммигрант… который давал шикарные вечеринки, вращался в высшем обществе» и «обеспечивал своим гостям и друзьям всевозможные удовольствия», – насторожило сирийские спецслужбы и привело к тому, что один из контактов Коэна усомнился в его легенде Камаля Амина Тхабета, богатого сирийского торговца, возвратившегося на родину после долгих лет ссылки в Буэнос-Айресе.

По трагическому для Коэна совпадению как раз в это время частота работы его передатчика совпала с частотой радиосигналов сирийского генерального штаба, здание которого находилось напротив арендованной разведчиком роскошной квартиры, где он организовывал откровенные вечеринки для высокопоставленных сирийских источников. Озадаченные сирийцы обратились к ГРУ, советской военной разведке, с просьбой провести расследование. Русские послали специальные пеленгационные машины, которые сумели засечь частоту передатчика Коэна во время одного из сеансов.

Коэн был арестован, подвергнут жестоким пыткам, предан скорому суду и приговорен к смерти. 18 мая его повесили на центральной площади Дамаска. Тело оставили на виселице. Оно было обернуто белым саваном, на который был прикреплен текст смертного приговора Коэна. Это было послание государству Израиль.

Гедали Калаф, человек, который завербовал, готовил и руководил Коэном, позже рассказывал: «Я смотрел на него, на моего Эли, по сирийскому телевидению. На его лице я видел следы ужасных пыток. Я не знал, что делать. Хотел закричать, сделать хоть что-нибудь, схватить пистолет и прорваться к тюрьме Меззе. Хотел биться головой о ее стены, пока не разрушил бы их и мы не спасли бы Эли. Но они убили его, а мы ничего не могли сделать, кроме того чтобы стоять и смотреть».

«Моссад» Амита, только что испытывавший такую уверенность в себе, был унижен и продемонстрировал свое бессилие. Хуже того, деятельность «Моссада» была раскрыта. Сирийцы так жестоко пытали Коэна – вырывали у него ногти, подводили электроток к половым органам, – что он сломался. Открыл секретные коды для связи и расшифровал 200 сообщений, послал в центр. Коэн также рассказал сирийцам все, что знал о методах израильских спецслужб в вербовке, подготовке и создании прикрытий для агентов.

Вскоре после поимки сирийцами Коэна «Кесарию» постигло другое несчастье. Вольфганг Лотц, агент подразделения в высшем обществе Каира, ключевой элемент в сборе сведений для операций по ликвидации немецких ученых в Египте, был разоблачен 10 февраля 1965 года. Его провал также явился следствием чрезмерной активности и уверенности в своей легенде, сопровождающихся рядом грубых ошибок, которые совершил он сам и его кураторы в центре.

Единственным, что спасло Лотца от судьбы Эли Коэна, стало вмешательство BND, немецкой разведывательной службы, которая в ответ на просьбу Израиля сообщила египетским властям, что Лотц работал и на нее. Лотц и его жена Вальтрауд избежали виселицы и были приговорены к пожизненному заключению. (Позднее, после Шестидневной войны, в 1967 году, они были освобождены в рамках обмена пленными.) Однако это был второй тяжелый удар для «Моссада». Чтобы избежать дальнейших потерь, Йосеф Ярив приказал многим другим своим шпионам, чья подготовка и создание легенд стоили долголетних усилий, вернуться домой. «Кесария», не пройдя детский возраст, рухнула.

Премьер-министр Эшкол воспринял провал двух агентов как национальную трагедию. Несмотря на бедственное положение, в котором находился «Моссад», он все же решил одобрить специальную операцию с «целевым» убийством, которую «Кесария» намерена была провести в Уругвае. За два месяца до этого состоялось совещание представителей различных спецслужб, на котором обсуждались перспективы «охоты» за нацистами, хотя в то время этот вопрос уже не являлся приоритетным. Рафи Медан, заместитель руководителя «Амала», который занимался этой проблемой, «прошелся» по списку возможных целей, из которого только что было исключено имя Скорцени. Когда он дошел до Герберта Цукурса, латышкого нацистского военного преступника, летчика, добровольно пошедшего на сотрудничество с СС и гестапо, и начал описывать ужасы, которые он творил, в зале послышался звук падающего тела. Это потерял сознание шеф АМАН, управления военной разведки, генерал-майор Аарон Ярив. Через некоторое время он пришел в себя. Оказалось, что Цукурс сжег заживо нескольких родственников и друзей Ярива.

После совещания Амит, который был в дружеских отношениях с Яривом и на которого этот эпизод произвел неизгладимое впечатление, попросил встречи с премьер-министром Эшколом и получил его разрешение на ликвидацию Цукурса.

Цукурс убивал евреев из спортивного интереса. Он стрелял по ним на улицах, приказав перед этим бежать и спасаться. Он запирал евреев в синагогах и поджигал их, распивая спиртное и слушая крики несчастных. Люди, пережившие холокост, называли его «рижским мясником», его имя часто звучало в ходе Нюрнбергского процесса над военными преступниками как прямого участника убийств 15 000 евреев и косвенно причастного к уничтожению еще 20 000 человек. После войны он умудрился скрыться и найти убежище в Бразилии, где занялся туристическим бизнесом, окружив себя охранниками в страхе перед повторением судьбы Эйхмана.

Яаков Мейдад, оперативный работник «Кесарии», говоривший на испанском и немецком, выступил в качестве австралийского бизнесмена, ищущего возможности в туристической отрасли Южной Америки. Он сумел убедить Цукурса поехать в Уругвай для встречи с группой девелоперов, собирающихся «раскрутить» роскошные апартаменты в пригороде Монтевидео. В этих апартаментах должны были ждать в засаде трое оперативников-киллеров. По плану Мейдад входил в здание первым, Цукурс – за ним. Далее один из оперативников затаскивал его внутрь и закрывал дверь. После этого, когда двое других оказывались вне линии огня, он должен был застрелить Цукурса.

Дело, однако, пошло не так гладко, как планировалось. Цукурс был настороже и боялся западни. Когда он вошел в здание, то моментально понял, что происходит, и попытался развернуться, чтобы выбежать на улицу. Ярив хотел удержать его удушающим приемом, а еще один оперативник попытался помочь затащить его внутрь. «То обстоятельство, что Цукурс был перепуган до смерти, – вспоминал Мейдад, – и жил в страхе и ожидании подобного момента в течение двадцати лет, придало ему нечеловеческие силы. Ему удалось сбить с ног удерживающего его сотрудника. Он схватился за ручку двери и попытался открыть ее. И если бы мы втроем, включая меня, не держали ее снаружи, он, вероятно, смог бы открыть ее».

Цукурс впился зубами в палец Ярива, откусив его кончик. Этот кусочек остался у него во рту. Ярив взвыл от боли и вынужден был ослабить захват шеи Цукурса. Он уже почти освободился из рук Ярива, но тут один из группы, Зеем Амит (двоюродный брат директора «Моссада»), который не мог стрелять из опасения попасть в товарищей, подобрал молоток и стал снова и снова бить им по голове Цукурса, пока тот не затих. Третий оперативник, Элиэзер Содит-Шарон, в прошлом главный боевик «Иргуна», выстрелил в изверга два раза, чтобы добить .

Оперработники положили тело в чемодан, подготовленный у них в апартаментах, сверху поместили «вердикт» – лист бумаги, на котором было написано: «Осужденный казнен с учетом его личной ответственности за убийство 30 000 человек с особой жестокостью. (Подпись) ТЕ, КТО НИКОГДА НЕ ЗАБУДЕТ».

В «Моссаде» операция официально была признана успешной, однако правда состояла в том, что непрофессиональное исполнение легко могло превратить ее в катастрофу. Как бы то ни было, Ярив потерял почти полпальца. Оперработник, который раскроил Цукурсу голову молотком, Зеев Амит, до конца жизни страдал ночными кошмарами, спровоцированными испытанным при убийстве шоком.

Следующая катастрофа чуть не стоила премьер-министру Эшколу и директору «Моссада» Амиту постов. 30 сентября 1965 года, на следующий день после того, как «Моссад» получил жизненно важные пленки звукозаписи с арабского саммита, один из руководителей марокканской разведки, Ахмед Длими, связался с «Моссадом» и ясно дал понять, что марокканцы ожидают скорейшего возврата израильтянами долга за полученную ими ценную информацию. В мире разведывательных служб бескорыстных подарков не бывает.

Амит доложил Эшколу: «С одной стороны, они передали нам пленки. С другой, – говорят: „Верните долг!“ И смысл их требований очень простой. У них есть гой по имени Бен Барка, который состоит в оппозиции к королю… Король отдал приказ стереть его с лица земли. Они пришли к нам и сказали: „Вы великие мастера по убийствам… Так сделайте это!“»

Лидер оппозиции Мехди Бен Барка был изгнан из Марокко в начале 1960-х годов, а позже заочно приговорен к смерти. Марокканская разведка пыталась установить его местонахождение, но Бен Барка был достаточно осторожен, чтобы не выдать себя. Он перемещался между различными городами и использовал подставные фамилии. Руководство марокканской секретной службы просило «Моссад» найти, поймать и убить Бен Барку.

«Мы столкнулись с дилеммой, – вспоминал позднее Амит. – Либо помочь и дать вовлечь себя в это дело, либо отказаться и подвергнуть опасности национальные достижения высшего порядка».

Много лет спустя Амит пытался изобразить себя выбравшим тактику «прохождения между струй». Она подразумевала не прямое пособничество в убийстве, а «включение ее (помощи марокканцам) в наши постоянные совместные с ними мероприятия». Однако если внимательнее посмотреть на внутреннюю телеграфную переписку и отчеты «Моссада» того времени, можно увидеть, что организация оказалась глубоко вовлеченной в эту акцию.

«Кесария» и «Колосс» помогли марокканцам установить в Женеве киоск печати, в который приходили журналы для Бен Барки, и организовать слежку за ним. Позднее израильтяне предложили план: Бен Барку предполагалось заманить в Париж с помощью человека, выдающего себя за режиссера-документалиста, который восхищен историей жизни марокканского оппозиционера в ссылке и хотел бы снять фильм о нем. «Моссад» предоставил марокканцам конспиративные квартиры в Париже, автомашины, поддельные паспорта и два вида яда для убийства Бен Барки. Он снабдил марокканские секретные службы даже лопатами и «некоторым другим инструментарием для сокрытия следов».

Когда 29 октября 1965 года Бен Барка приехал в Париж, марокканцы похитили его с помощью подкупленных французских полицейских. Он был доставлен на пустую конспиративную квартиру, где марокканцы стали его зверски допрашивать. Вскоре он умер от асфиксии, после того как его много раз погружали с головой в ванну с грязной водой.

Оперативные работники «Моссада» не присутствовали и не принимали участие в убийстве, однако взялись за ликвидацию следов преступления. Сотрудники «Кесарии» и «Колосса» совместно перевезли тело Бен Барки в близлежащий парк Сен-Жермен. Вырыли в глубокую яму и захоронили труп, посыпав его специальным порошком, ускоряющим разложение тела, особенно после контакта с водой. Почти сразу же пошли проливные дожди, так что вскоре от Бен Барки практически ничего не осталось. Если же что и осталось, как допускают участвовавшие в этом деле оперативники, это находится глубоко под дорогой, ведущей к ультрасовременному зданию, которое занимает фонд Louis Vuitton Foundation, а может, и под самим зданием.

Амит обещал Эшколу: «Я ничего не предприму, не сообщив вам». Уже постфактум рассказал ему только часть правды. А 25 ноября 1965 года Амит доложил Эшколу: «Все прошло хорошо».

Однако на самом деле ничего хорошего во всем этом не было. Факт исчезновения Бен Барки в Париже и того, что в этом были замешаны высшие чины марокканской разведки и французские наемники, взорвал СМИ Франции и долго еще оставался в заголовках газет. Президент Шарль де Голль даже расформировал некоторые подразделения разведки и отдал вовлеченных в инцидент сотрудников под суд. Когда король Хасан отказался выдать руководителей марокканских разведслужб для проведения над ними суда в Париже, де Голль в гневе разорвал дипломатические отношения с Марокко.

Позорный шлейф этой операции тянулся десятилетиями и омрачил отношения между Марокко и Францией, в которой до сих пор существует следственная группа по этому делу. Материалы расследования возбудили подозрения и в адрес сотрудников «Моссада», и все вовлеченные в операцию вынуждены были в спешке покинуть Париж. Многие годы им угрожала опасность судебного преследования.

В тот период Иссер Харель являлся советником премьера Эшкола по разведке. Обиженный и обозленный тем, что его изгнали с поста директора «Моссада», и завидующий преуспевающему Амиту, Харель получил в свое распоряжение некоторые документы по делу Бен Барки и объявил Амиту войну.

В пространном докладе, который Харель представил премьер-министру, он заявил: «Моссад», а вместе с ним и наше государство оказались втянутыми в различные мероприятия, связанные с политическим убийством, в котором у Израиля не только не было заинтересованности, но в которое Израиль, по моему мнению, и не должен был ввязываться по моральным, общественным и международным соображениям».

Харель потребовал, чтобы Эшкол уволил Амита и послал своего спецпредставителя в Париж рассказать де Голлю всю правду. Эшкол отказался, Харель обвинил уже премьер-министра в том, что он сам связан с этим убийством, и настаивал на отставке Эшкола. Он пригрозил премьеру, заявив: «Эхо этого дела привлечет внимание общества, и вся партия (Труда) будет покрыта позором».

Когда и это не сработало, Харель организовал утечку сведений о деле Бен Барки в желтый еженедельник, специализировавшийся на сенсациях. Главный редактор издания отказался публиковать материал, и Харель рассказал о деталях инцидента высокопоставленным функционерам партии, побуждая их восстать против лидерства Эшкола. Функционеры, в свою очередь, попытались уговорить Голду Меир организовать заговор против Эшкола. Меир согласилась с тем, что Амит должен уйти, но была против изгнания премьер-министра. «Это я должна свергнуть Эшкола и занять его место? – воскликнула она со своим знаменитым пафосом. – Лучше я брошусь в море».

Однако яростные атаки Хареля не прекращались. Тогда Эшкол и Амит решили нанести ему встречный удар, противодействуя шантажу с его стороны аналогичными методами. Амит сказал ближайшим помощникам: «Ха-рель не оставит своих нападок добровольно… если ему не намекнуть, что в его прошлом найдется достаточно моментов, которые могут разрушить его претензии на роль «гаранта моральных устоев» внутри «Моссада».

Таких моментов было достаточно. Амит приказал принести из архива досье Александра Исраэли – того самого морского офицера, который в 1954 году продал секреты Египту, затем был похищен для предания суду, но умер на пути в Израиль от передозировки транквилизаторов. Харель велел выбросить его тело в море, а семье сказать, что он бежал в Южную Америку.

Амит передал это досье ветерану «Моссада», который презирал Хареля, дружил с Амитом и был в курсе дела Исраэли. Этот человек пригласил Хареля для беседы. «Как вы думаете, что произойдет, если дело станет достоянием общественности? – спросил он Хареля. – Не думаете, что такой серьезный инцидент потребует пристального изучения и тщательного расследования? Конечно, мы постараемся не предавать дело излишней огласке, но мы не единственные, кто знает об этом. И особенно ужасно, что оно привлечет внимание журналистов в наши дни».

Харель все понял. Вскоре он подал в отставку.

Для Амита главным уроком, вынесенным из этого дела, стал вывод о том, «что мы никогда не должны вмешиваться в решение щепетильных вопросов, в которых не имеем прямого интереса, ради других, особенно убийства. Мы должны кого-то убивать только в том случае, если этот кто-то угрожает интересам Израиля. А исполнение может быть только бело-голубым (здесь он имел в виду цвета израильского флага), то есть осуществляться только израильтянами».

Из всех этих катастроф разведслужба и особенно ее головное подразделение, «Кесария», вышли в смятении и с подпорченной репутацией. Амит создал ряд рабочих комиссий для того, чтобы проанализировать ошибки.

Главной фигурой в этих расследованиях был Майкл «Майк» Харари. Когда работа была завершена, Амит назначил Харари заместителем начальника «Кесарии». Харари проработал в этой должности пять лет, сначала под командой Йозефа Ярива, потом Цви Аарони, но на практике всегда являлся живым воплощением «Кесарии» и, по существу, руководил подразделением. В 1970 году он был назначен начальником «Кесарии» и оставался на этом посту еще десять лет. Пятнадцать лет, в течение которых он управлял подразделением, стали наиболее важными и беспокойными в его истории. Харари получил прозвище «кесарь» и стал одной из фигур, имеющих наибольшее влияние в мире специальных операций «Моссада».

Харари родился в Тель-Авиве в 1927 году. «Два события определили мою жизнь», – вспоминал он. В 1936 году, будучи ребенком, он стал свидетелем кровавых выступлений палестинских арабов против евреев и британцев, которые позже стали известны как Палестинское восстание. «Я видел бесчинствующую толпу и сгоревший остов британского джипа, в котором обугленный сержант еще сжимал руками руль». Когда он видел драку между евреями и палестинцами, он не убегал. Шел в ближайшую лавку, покупал оружие – тяжелую ручку для сковороды – и присоединялся к битве против арабов.

Следующее судьбоносное для Харари событие произошло в 1943 году, когда он вышел на улицу поиграть с друзьями через минуту после того, как британские полицейские из Департамента уголовных расследований Британской мандатной администрации застрелили Авраама Штерна, командира экстремистской подпольной еврейской организации «Лехи». «Я видел, как они вынесли его тело из дома. Затем пошел наверх по лестнице. Я был еще подростком, и никто не остановил меня. Вошел в квартиру и увидел чулан, в котором он прятался… Такие вещи оказывают на тебя очень сильное влияние».

В 1943 году он соврал насчет своего возраста, чтобы вступить в секретную армию еврейского Ишува Палестины. «Подполье, полное тайн. Это заинтриговало меня». Он принимал участие во многих акциях, включая диверсии на железных дорогах и мостах, нападения на британские полицейские участки и сбор разведывательной информации. Несколько раз его арестовывал Департамент уголовных расследований (CID).

После Второй мировой войны, когда руководство «Хаганы» узнало, что Харари говорит на нескольких языках, он был направлен в Европу наладить транспортировку еврейских беженцев в Израиль. Он был связан с секретной покупкой кораблей и сложными логистическими схемами доставки нелегальных иммигрантов на суда и контрабандного вывоза их в Палестину под носом у англичан. «Это был период, когда я выработал для себя критерии и методы тайных операций за рубежом, то есть те инструменты, которые я использовал позднее в «Моссаде».

После создания государства Израиль Иссер Харель привлек Харари сначала в Шин Бет, а затем в «Моссад», где он быстро поднялся по служебной лестнице до того, как его назначили расследовать операции «Кесарии». Он получил подразделение в полном упадке – мешанина в кадровом составе (в штате, в числе других, состояли бывшие сотрудники подразделений 188, «Мифрац» и «Птицы»), туманная доктрина и неопределенные цели.

Преследовавшие «Кесарию» неудачи привели Харари к выводу, что организация должна быть перестроена, а ее задачи, цели и кадровый состав пересмотрены и реформированы. После нескольких месяцев работы он представил доклад руководителям «Моссада». «Исходя из моего взгляда на мир, я уверен, что каждое государство должно иметь свою «Кесарию» – тайную, подразделенную на группы элитную организацию, которая будет способна осуществлять за пределами страны акции, которые не может предпринять никакая другая структура. Это уникальный инструмент, который наши лидеры могут использовать в борьбе с врагами страны».

Харари определил приоритетными задачами «Кесарии» «целевые» убийства, диверсии, сбор разведывательной информации о «целевых» странах и специальные операции типа тайной переброски похищенных людей через границы.

Большинство из оперативных работников «Мифраца», расследованием в отношении которых занимался Харари, были в прошлом членами антибританских экстремистских подпольных групп, которых подбирал в разведку Иссер Харель и которыми командовал Ицхак Шамир. Харари нашел их очень жесткими, имеющими большой опыт участия в военных и тайных операциях, всегда готовыми нажать на курок в необходимый момент. В то же время он обнаружил у них серьезные минусы: «Они постоянно проваливались на этапе отхода после операции. Я приказал им при планировании акций уделять одинаковое внимание и достижению поставленной цели, и отходу. Если во время операции не может быть обеспечен отход, не следует ее осуществлять».

Харари велел создать специальный «Комитет по определению целей», который должен был глубоко изучать дела и решать, кто войдет в список атакуемых, а также постановил, что убийства никогда не должны совершаться в «непосредственном контакте», то есть ножами и другим холодным оружием.

Работающие в поле сотрудники двух оперативных подразделений, «Кесарии» и «Колосса», не любили, когда их называли «оперативниками», потому что это слово звучало скучно и формально и было лишено налета геройства. (Еще хуже было «агент» – чуть ли не насмешливый термин, оставленный для иностранных граждан, завербованных, чтобы предавать свои страны во имя Израиля.) Они скорее считали себя «воинами» (лохамим), посвятившими жизнь делу защиты и сохранения их молодой страны.

Хотя сотрудники обоих этих подразделений, возможно, и являлись воинами, между ними имелась существенная разница. Шпионы «Колосса», арестованные в одной из «базовых стран», имеющих дипломатические отношения с Израилем (типа Франции или Италии), могли рисковать получением тюремного срока. В «целевых» странах (типа Сирии или Египта) воин, скорее всего, подвергся бы ужасным пыткам и допросам, а затем казнен. Раскрытие и поимка оперативника «Кесарии» воспринималась в Израиле как национальная трагедия. Именно поэтому Харари требовал железной дисциплины и полного отсутствия ошибок.

Со времени перестройки, которую осуществил в «Кесарии» Харари, в организации было зафиксировано очень мало серьезных ошибок. За всю историю подразделения Эли Коэн оказался единственным оперативным сотрудником, который был схвачен и казнен.

«Этот феноменальный результат, – говорит «Этан», в течение многих лет являвшийся одним из старших офицеров «Кесарии», – был достигнут главным образом благодаря инновациям Харари и прежде всего “непробиваемым” легендам разведчиков».

Процесс вербовки также явился ключевым фактором успеха. «Главное оружие оперативного работника “Кесарии” – умение работать под глубоким прикрытием, – поясняет Этан. – Это оружие у сотрудника должно быть от природы. Всему остальному мы можем его научить».

«Моссаду» был предоставлен доступ к базе данных на все население Израиля, которое эксперты «Кесарии» по подбору персонала «просеивали» в поисках определенных категорий людей. Для Харари одним из естественных преимуществ соискателя являлось участие в боевых операциях Армии обороны Израиля, в настоящее время или в прошлом. Но это было только начало процесса изучения кандидата. После провала Эли Коэна и разоблачения использования «Моссадом» в качестве агентов евреев из арабских стран Харари решил полагаться в основном на выходцев из стран Запада.

Хороший кандидат должен был иметь европейскую внешность и сойти за туриста или бизнесмена из стран, к гражданам которых в арабском мире относились благожелательно. Одним из возможных ресурсов здесь были дети еврейских ученых или дипломатов, которые провели за границей долгие годы в связи с работой своих родителей. Однако большинство из отбираемых в «Кесарию» кандидатов были иммигрантами, которые выросли в тех же странах, где и родились (в очень редких случаях «Кесария» вербовала еврея, по-прежнему проживающего за рубежом), поскольку у них было очевидное преимущество: их не надо было специально готовить для того, чтобы играть роль негражданина Израиля.

С другой стороны, пояснял бывший специалист по подготовке разведчиков Кфир, с такими кандидатами имелись и свои сложности. Все желающие проходят строгую проверку Шин Бет с точки зрения безопасности. Но если иммигрант не сумел правильно вписаться в израильское общество – если он или она не служили в АОИ, если у них не сложился круг постоянных друзей, если они не имеют в стране родственников, – то и для Израиля, и для «Моссада» гораздо труднее убедиться в его лояльности. В связи с этим изучение всей биографии и окружения кандидата в «Кесарию» после первичного прохождения им теста на полиграфе, уже достаточно строгое в «Моссаде», становилось еще более жестким: ведущие его сотрудники зачастую выезжали за рубеж, чтобы детально разобраться с прошлым кандидата.

После того как перспективность кандидатов была вчерне определена, им поступал звонок от людей, которые представлялись «государственными служащими» и предлагали встретиться в кафе, где в очень общих чертах обрисовывали соискателям характер работы. Другие кандидаты получали таинственные письма из офиса премьер-министра или Министерства обороны примерно такого содержания: «Мы предлагаем вам шанс принять участие в операции и заняться разнообразной и очень специфической деятельностью, в ходе которой вы столкнетесь с интересными задачами и которая даст вам возможность решать их, полностью раскрывая свой потенциал и достигая личного удовлетворения». В дополнение к таким достаточно прямолинейным подходам «Моссад» использовал туманные газетные объявления о том, что «государственная организация» ищет кандидатов на «интересную работу».

Из этого резерва потенциальных кандидатов «Моссад» начинал при помощи различных тестов отфильтровывать более узкую группу, пока в ней не оставались только те, кто психологически пригоден к работе. Процесс подбора кадров на оперативные должности в «Моссаде» всегда осуществлялся и поныне проводится специальными рекрутерами и психологами. Харари настоял на том, чтобы и сами психологи проходили интенсивную подготовку, включая ужасную «тренировку в застенках», чтобы они понимали, какие качества требуются от оперативного работника, и могли более тщательно изучать кандидатов.

Поиск кандидатов в оперативники с полным набором необходимых качеств был и остается очень сложной задачей. В «Моссаде» с гордостью говорят, что процент поступления кандидатов на работу составляет всего 0,1 %. Моти Кфир объясняет это так: «Оптимальный воин должен быть сионистом. Должен отождествлять себя с Израилем и его целями. Самое важное, что у него должен присутствовать баланс противоположных качеств. Он должен быть инициативным, но не агрессивным. Смелым, но не лишенным здорового чувства страха. Дружелюбным и общительным, но сдержанным. Оперативные работники должны уметь рисковать, но не подвергать при этом опасности свою миссию и организацию и не преследовать неосуществимых целей. Они должны быть способны жить жизнью, полной лжи и обманов, предоставляя в то же время надежную информацию и не утаивая ничего от своих командиров. Им необходимо использовать личное обаяние без формирования личных привязанностей».

И всегда возникает вопрос мотивации: почему мужчина или женщина хотят получить одну из самых опасных в мире работ? «Есть две категории воинов, – говорил Кфир. – Одни идут в позитивном направлении – они идут к чему-то. Вторые следуют по негативному пути – они уходят от чего-то. Первые не испытывают проблем с уровнем доходов, и у них нет жен, которые их не понимают. Эти люди приходят, чтобы служить сионизму, и стараются удовлетворить свою страсть к приключениям; хотят увидеть мир, хотят играть, потому что любят игру. Люди негативного направления – это люди, бегущие от чего-то, которые не любят свои дома, не добились успеха в гражданской карьере. Эти люди стараются создать лучшую жизнь для себя».

«Моссад» принимает обе категории воинов – и позитивных, и негативных. Причины, которые заставляют их отказаться от своей прежней жизни, значат меньше, чем способность действовать в полной изоляции во враждебной стране под совершенно другим обличием. «Вы здесь одновременно и солдат, и генерал, – говорит Кфир. – Это тяжкое эмоциональное и интеллектуальное бремя».

Надеясь устранить или хотя бы облегчить это бремя, Харари инициировал еще одну особенно амбициозную программу подбора сотрудников. «Я слышал, что в КГБ была программа подбора сирот 13–14 лет, у которых не было никаких сдерживающих обязательств. КГБ брал их под свое крыло и готовил в хороших условиях выполнять функции оперативных работников под глубоким прикрытием. Я подумал, что это отличная идея». Он поручил психологу «Кесарии» подобрать 14-летнего израильского мальчика, у которого не было родителей. «Кесария» взяла его под опеку, при этом он не знал, кто теперь заботится о нем. Психолог и два преподавателя постоянно занимались с ним, он получил хорошее образование, изучал живопись и культуру, а также уделял время спорту и отдыху. «Мы сказали ему, что хотим, чтобы он служил своей стране, когда вырастет».

Процесс воспитания и образования завершился успешно. Мальчик стал солдатом, а потом – талантливым молодым офицером, культурно развитым и способным действовать под прикрытием иностранца. Однако в целом проект провалился. «Мне стало ясно, что он может сработать в тоталитарной стране, как Россия, но не в Израиле. Израильские евреи не обладают таким запасом прочности. Очень скоро ему захотелось иметь девушку, гражданскую работу и хорошую зарплату. Судя по всему, у него появились потребности, которые сильно отличались от того, что мог дать ему мир разведки. У нас не было другого выбора, кроме как отпустить его».

Другие методики подбора кадров для разведки оказались более эффективными. По чисто практическим причинам оперативного характера «Моссад» стал пионером в деле установления гендерного равенства. «Наличие женщины в команде во время операции дает много преимуществ, – говорит Эйтан. – Группы, сформированные из представителей обоих полов… всегда бывают обеспечены более качественными легендами и вызывают меньше подозрений».

Если кандидаты успешно проходят начальный этап обучения, им начинают преподавать «оперативный курс». Большинство курсантов «Кесарии» никогда не появляются в штаб-квартире «Моссада» во время подготовки и не имеют контактов с другими стажерами. Им сообщается минимум информации, чтобы они не могли раскрыть ничего существенного в случае захвата или пыток. Во время обучения их базой становится одна из конспиративных квартир в Тель-Авиве, поэтому они не могут засветиться перед кадровыми сотрудниками «Моссада», которые ежедневно ходят на работу в штаб-квартиру организации.

Стажеры получают подготовку по целому ряду разведывательных дисциплин: передача шифрованных сообщений азбукой Морзе (до тех пор пока развитие технологий не сделало этот вид связи устаревшим), наружное наблюдение, уход от «хвоста», применение оружия и боевые искусства. Они также изучают географию, политику и историю арабских стран.

Полученные навыки оттачиваются в ходе целого ряда практических занятий. Почти все они проводятся на территории Израиля и включают в себя относительно примитивные задания: установку «жучка» в телефон в фойе банка, получение открытых документов из тайника, вторжение в дома или офисы, чтобы просто убедиться, что стажер умеет это делать.

Создание тщательно проработанной легенды выходит далеко за пределы получения фальшивого имени. От стажера ожидают, что он выучит свою совершенно новую, вымышленную биографию: где он родился и воспитывался; кем были родители; каковы были социальные, культурные и экономические условия, в которых он рос; его хобби и так далее. Паспорт, выданный дружественным «базовым» государством – или подделанный в «Моссаде», позволит воину свободно передвигаться по миру, даже по странам, в которых от израильтян отнюдь не в восторге. Вымышленная профессия должна быть такой, которая подразумевает множество путешествий и долгих часов работы в одиночестве, без партнеров, офисов или фиксированного рабочего дня. В этом плане идеальными являются прикрытия корреспондента газеты, фотографа или сценариста, изучающего фактуру для написания киносценария. Все эти занятия не требуют подробных объяснений.

Со временем, в процессе дополнительной отработки легенды, она отдаляет стажера от самого себя, наделяет новой жизнью в новой стране, что не вызывает подозрений. Далее стажеры приступают к созданию легенд «второго уровня», привязанных к конкретным ситуациям. Воин должен уметь дать внушающие доверия объяснения, почему он находился в определенном месте в определенное время – прохаживаясь около какого-нибудь министерства и наблюдая за количеством входящих и выходящих людей – на тот случай, если к нему обратится с вопросом излишне любопытный полицейский. Чтобы такому объяснению поверили, его надо дать быстро, спокойно и с минимальным количеством деталей. Ведь сообщение излишней информации может так же легко вызвать подозрения, как и отсутствие объяснений вообще.

Преподаватели могут повысить напряженность тренировки, симулируя арест и жестокий допрос стажера. Сотрудник «Кесарии» под псевдонимом Курц сказал, что это самая трудная часть курса. «Они посылали нас парами в Иерусалим для слежки за иностранными дипломатами. Это казалось простым заданием – просто следуй за ними по пятам и докладывай, не устанавливая контакта, – пояснил он. – У нас были иностранные паспорта, и нас так проинструктировали, что мы даже не догадались, какая роль нам отведена. И вдруг, откуда ни возьмись, появляются три полицейские машины, и несколько парней в гражданском набрасываются на нас, сбивают с ног, надевают на нас наручники и бросают в фургон… Они привезли нас в следственную часть Шин Бет на Русское подворье в Иерусалиме. Там мы провели три с половиной ужасных дня – без сна, в наручниках, с завязанными глазами. Какую-то часть времени нас продержали сидящими на стульях с заведенными назад и скованными наручниками руками. В таком положении деревенеет все тело. Какое-то время мы проводили подвешенными на цепи к потолку, касаясь пола только пальцами ног. Во время допросов полицейские и агенты Шин Бет избивали нас и оплевывали. Я слышал, что они даже мочились на одного парня. Цель была установить, кто сломается, а кто будет до конца держаться фиктивной легенды». Курц не сломался. Если бы он это сделал, скорее всего был бы снят с программы.

По завершении курса успевающие стажеры сдают экзамен на оперативных сотрудников и начинают выезжать на задания в «целевые» государства.

Харари установил в «Кесарии» железную дисциплину и требовал от сотрудников беспрекословного подчинения. Любой, кто не следовал установленным им правилам, сразу же находил себя вычеркнутым из организации. В офисе подразделения на одиннадцатом этаже здания по адресу Каплан-стрит, 2, Тель-Авив царили тишина и образцовый порядок. «Майк привез с собой в “Кесарию” европейскую атмосферу, – вспоминал Этан. – Это то, как здесь говорили, как себя вели, тактичность, манеры. Его кабинет был всегда идеально чист и убран, все было тип-топ. Таким же он был и в своем поведении, одежде. Всегда аккуратно причесан, гладко выбрит, и повсюду, куда бы он ни шел, за ним следовал аромат его любимого одеколона French Macassar. Это было важно, потому что он заставил все подразделение привыкнуть работать в атмосфере стран, из которых мы якобы приехали».

«Хорошая разведывательная информация и сильная “Кесария” стоят денег», – говорил Харари Амиту. Он требовал все большего бюджета, который расходовал на подготовку кадров и создание новых оперативных структур и сетей. Люди Харари основали сотни коммерческих предприятий в несметном количестве сфер и стран, которые послужат «Моссаду» еще много лет после ухода Харари. Многие такие точки не могли быть использованы немедленно, но у Харари была интуиция, благодаря которой он видел, что однажды для «Кесарии» может стать выгодным контролировать судоходную компанию в какой-то ближневосточной стране. И действительно, пришло время, когда подразделению потребовался гражданский корабль для прикрытия команды «Моссада» в водах Йемена. «Моссад» нагрузил судно партией мяса, доставляя его в различные порты и между делом выполняя разведывательную миссию.

В 1967 году изменения, привнесенные Харари в деятельность подразделения, начали приносить заметные плоды, и оперативные работники «Кесарии» в «целевых» государствах стали ежедневно передавать в Израиль ценную информацию, по большей части касавшуюся главных врагов государства того времени: Сирии, Египта, Иордании и Ирака.

«Моссад», АМАН и само правительство вполне обоснованно выделили огромные ресурсы на подготовку и следующему военному столкновению с арабскими государствами, которое и произошло в июне 1967 года.

Вместе с тем израильская разведка проглядела еще один важный вызов: миллионы палестинцев, готовых драться за возврат родных земель. Волна терроризма против израильтян и других евреев скоро прокатится по Ближнему Востоку и Европе.

«Мы не были готовы к этой новой угрозе», – сказал тогда Харари.