9

ООП выходит на международную арену

В 22:31 среднеевропейского времени 23 июля 1968 года самолет израильской авиакомпании El Al рейс 426 вылетел из римского аэропорта Леонардо да Винчи – Фьюмичино. Это был Boeing 707 с 38 пассажирами на борту (12 из них были гражданами Израиля) и 10 израильтянами – членами экипажа. Самолет должен был приземлиться в Тель-Авиве в 1:18.

Примерно через 20 минут после взлета один из трех палестинских террористов, находившихся на борту лайнера, ворвался в кабину пилотов. Поначалу летчики приняли его за пьяного и попросили стюардессу увести хулигана, но тот достал пистолет. Второй пилот, Маоц Порат, ударил мужчину по руке, надеясь выбить у него оружие. Однако это ему не удалось. Террорист ударил Пората рукояткой пистолета по голове и ранил, затем выстрелил в Пората, но промахнулся. Тогда палестинец вытащил ручную гранату, но капитан воздушного судна быстро среагировал и сказал, что посадит самолет, куда укажет нападавший. В 11:07 контрольная вышка в Риме получила сигнал, что самолет, находившийся тогда на высоте 10 000 метров, меняет курс и направляется в Алжир, где приземлился в 00:35 с согласия алжирских властей. По пути угонщики объявили по радио для всех слушающих, что авиалайнер меняет позывные на «Освобождение Палестины 707».

По прибытии в Алжир террористы отпустили всех неизраильтян, женщин и детей. Оставшиеся 7 членов экипажа и 5 пассажиров были взяты в заложники и помещены в тюрьму алжирской полиции безопасности, находившейся поблизости от аэропорта. Там их продержали три недели, пока не освободили в обмен на 24 террориста, которые находились в израильских тюрьмах.

Захват рейса 426 был дерзким нападением новой организации – Народного фронта освобождения Палестины. НФОП был создан в декабре 1967 года в Дамаске двумя беженцами – Жоржем Хабашем из Лидды и Вадеем Хаддадом из Сафеда. Оба были педиатрами по образованию, марксистами и христианами. Одним быстрым ударом НФОП одержал краткосрочную тактическую и стратегическую победу, продемонстрировав, что обладает ужасающей возможностью захватить израильский гражданский самолет и распропагандировать дело палестинцев по всему миру. НФОП вынудила Израиль вести унизительные переговоры с организацией, которую он не признавал. Еще хуже было то, что в конечном счете израильтяне согласились на обмен пленными, хотя всегда заявляли о том, что на такое не пойдут ни при каких обстоятельствах.

Инцидент с рейсом 426 был лишь прелюдией. Хотя самоотверженные усилия Армии обороны и Шин Бет все больше осложняли атаки боевиков на границах Израиля, Арафат и его приспешники – бесчисленное количество фракций и групп, которые он мог признавать или отвергать, исходя из своих текущих потребностей, – понимали, что мир предоставляет им гораздо более широкое поле действий, чем сектор Газа или Западный берег реки Иордан.

Террор может прорваться где угодно. А Западная Европа была совершенно не приспособлена для того, чтобы его остановить: границы были рыхлыми, барьеры и кордоны, организованные в аэропортах и морских портах, – легкопреодолимыми, полицейские силы – пассивными и слабыми. Левацкие студенческие движения сочувствовали марксистско-ориентированным палестинцам, а собственные европейские леворадикальные организации типа группы «Баадер – Майнхоф» в Германии или «Красных бригад» в Италии предоставляли палестинцам логистическую и идеологическую поддержку.

Все это являлось громадным вызовом для израильских спецслужб. Пока палестинская проблема ограничивалась пределами территорий, которые Израиль оккупировал в ходе Шестидневной войны, дело обстояло достаточно просто. Теперь весь мир превратился в передовую, на которой евреи, и в особенности израильтяне, стали мишенями.

Чуть больше года спустя после трагических событий вокруг рейса 426 из Лос-Анджелеса в Тель-Авив отправился рейс TWA 840 со 120 пассажирами (только шестеро из них были израильтянами) и 7 членами экипажа. Самолет сделал остановку в Нью-Йорке, затем сел для дозаправки в Риме. Через полчаса полета к последнему промежуточному пункту, Афинам, поднявшиеся на борт в Риме четыре палестинца начали действовать. Один из них под дулом пистолета заставил стюардессу открыть дверь в кабину пилотов. Второй пилот, Гарри Оукли, был поражен, когда увидел, что за спиной мужчины находится женщина с гранатой в руке.

«Она была очень модно одета во все белое, – вспоминает Маргарет Джонсон, стюардесса с того рейса. – Белая шляпа с полями, белая туника, белые брюки». «Весьма недурна собой», как описал ее один из стюардов. Женщина приказала капитану изменить курс на Хайфу, сказав, что это место ее рождения, куда сионисты не позволяют ей вернуться.

Лейла Халед действительно родилась в Хайфе в 1944 году. После победы евреев в большом сражении за этот портовый город ее семья укрылась в Ливане, намереваясь вернуться, когда в городе осядет пыль войны. Однако вновь созданное государство Израиль запретило беженцам возвращаться, и Халед выросла в перенаселенном лагере в Тире, в Южном Ливане. У нее проснулся острый интерес к политике, к 15 годам она уже являлась членом иорданской ветви панарабского светского социалистического движения, возглавляемого Жоржем Хабашем, ставшим впоследствии сооснователем Народного фронта освобождения Палестины.

Рейс TWA 840 не был первым опытом Лейлы Халед в нападениях на гражданские самолеты. 18 февраля 1969 года она помогала в планировании атаки на Boeing 707 при его взлете из аэропорта Цюриха. Тогда четыре члена НФОП, бросая гранаты и поливая самолет очередями из автоматов АК-47, атаковали его на взлетно-посадочной полосе, изрешетив пулями кабину пилота и смертельно ранив второго пилота. Халед участвовала прямо или закулисно в организации еще нескольких подобных нападений. Однако захват рейса TWA 840 сделал ее знаменитой.

Совершив демонстративный полет над Израилем, самолет, сопровождаемый истребителями израильских ВВС, которые ничего не могли сделать из опасений нанести вред пассажирам, благополучно приземлился в аэропорту Дамаска, где почти все пассажиры и члены экипажа были освобождены, за исключением двух израильтян, которых продержали в заложниках в течение трех месяцев и обменяли на сирийских солдат. Угонщики взорвали носовую часть самолета и были увезены в безопасное место сирийскими спецслужбами.

Тем временем Лейла Халед стала самой известной террористкой в мире. О ней были написаны сотни статей в СМИ, ее фотографии печатались на плакатах, на самом известном из которых она сжимала в руках автомат АК-47, из-под куфии на голове развевалась черноволосая грива, а на пальце необычное кольцо. «Я сделала его из пули и чеки от ручной гранаты», – собщила Халед.

6 сентября 1970 года Халед и ее подельники пытались угнать самолет авиакомпании El Al из Европы, но потерпели неудачу. Капитан воздушного судна Ури Бар-Лев, бывший летчик-истребитель израильских ВВС, направил лайнер в пике, создав таким образом отрицательную гравитацию и прижав угонщиков к полу. Находившийся на борту тайный агент Шин Бет выстрелил и убил партнера Халед, а еще один агент выскочил из пилотской кабины и скрутил Лейлу. По прибытии самолета в Лондон она была передана в руки полиции.

Четырем другим боевикам НФОП в тот день повезло больше. Они захватили самолеты авиакомпаний Pan Am, Swissair и TWA (через три дня к ним прибавился лайнер авиакомпании BOAC), посадили их в Иордании и потребовали освобождения Халед и многих ее товарищей.

Заложников отпустили, за исключением 55 евреев и одного члена экипажа, которых доставили в палестинский район в Аммане. Террористы взорвали пустые самолеты на телевизионные камеры, распространившие эту картинку по всему миру. В СМИ 6 сентября 1970 года был назван «черным днем в истории авиации».

Это был черный день и для короля Иордании Хусейна, которого мировые массмедиа описали как бессильного монарха, утратившего контроль над королевством. Палестинцы составляли большинство населения Иордании, и Хусейн не без оснований опасался, что аппетиты Арафата и его приспешников, которые вели себя в Иордании, как будто она принадлежала им, будут возрастать и в конечном счете они отберут у него монархию. После общемирового возмущения в связи с захватом самолетов и попытки покушения на Хусейна, предпринятой палестинской ячейкой, он решился на быстрые и жестокие ответные меры. В середине сентября он приказал иорданской армии, полиции и службам безопасности провести безжалостную атаку на людей Арафата, убивая всех без разбора и пощады. В серии операций в течение месяца, который палестинцы окрестили «черным сентябрем», были убиты тысячи их соплеменников, и ООП была вынуждена передислоцировать штаб-квартиру в Ливан, где началось восстановление ее руководства, из которого оказалась выбитой по меньшей мере десятая часть.

ФАТХ и ее фракции вскоре перегруппировались и развернули дикую волну международного террора. Ее смысл, как разъяснял Бассам Абу Шариф из НФОП, состоял «в том, чтобы показать, что изгнание из Иордании не ослабило наши ряды».

28 ноября 1971 года, чуть больше года спустя после того, как иорданский премьер-министр Васфи аль-Таль отдал приказ об атаке на палестинцев, он был застрелен в Каире. Через две недели группа киллеров пыталась убить иорданского посла в Великобритании Заида аль-Рифаи. Еще через два месяца палестинцы казнили в Германии пятерых граждан Иордании, подозревавшихся в сотрудничестве с Израилем, а затем подложили бомбы в офисы голландской газовой компании и немецкой электронной фирмы, обвинив их в торговле с Израилем.

Все эти акции были осуществлены до тех пор неизвестной организацией под названием «Аилул аль Асвад» («Черный сентябрь» на арабском), названной так в память о бойне в Иордании. Название, возможно, и было новым, но сама организация новой не была. «Моссад» быстро обнаружил, что «Черный сентябрь» являлся одной из постоянно возрождающихся фракций ФАТХ, которую возглавлял Салах Халаф (военный псевдоним Абу Ияд), в прошлом – командир отряда «Рассед», разведывательного подразделения ООП, стремившийся таким образом поддержать свой статус в условиях непрекращающейся внутренней борьбы. Чтобы определить более широкий масштаб целей для боевиков, Халаф по-новому сгруппировал врагов палестинского народа, начав с «американского империализма, связанных с ним марионеточных арабских режимов и заканчивая Израилем».

8 мая 1972 года четыре террориста – трое из «Черного сентября» и один из НФОП – захватили самолет авиакомпании Sabena, летевший из Брюсселя в Тель-Авив, на борту которого находилось 94 пассажира и 7 членов экипажа. Более половины пассажиров были евреями или израильтянами. Когда самолет приземлился в аэропорту Лод (ныне аэропорт имени Бен-Гуриона), угонщики потребовали, чтобы 315 террористов были освобождены из израильских тюрем.

Министру обороны Моше Даяну было предложено два плана ответных действий. Меир Даган и другие члены подразделения «Хамелеон» предлагали побрить себе головы, под видом арабских заключенных смешаться с освобожденными палестинцами, проникнуть вместе с ними на борт самолета, а после того, как еврейские заложники будут в безопасности, из тайно пронесенного оружия ликвидировать террористов и, как заметил сам Даган командованию, «вновь освобожденных заключенных, при необходимости».

Однако Даян предпочел план, предложенный Эхудом Бараком, командиром спецподразделения «Сайерет Маткаль». Барак и его люди приблизились к самолету под видом обслуживающего персонала аэропорта, одетые в белые комбинезоны со спрятанными под ними пистолетами Beretta 22. Затем пошли на штурм самолета, убив или ранив всех террористов. В ходе штурма была также убита одна пассажирка, а двое других ранены. Был ранен и молодой солдат по имени Биньямин Нетаньяху, которого задела пуля, выпущенная одним из нападавших.

Операцию с самолетом Sabena в Израиле восприняли как чудо. Но, несмотря на ее успех, палестинцами была достигнута их главная стратегическая цель. «В течение целого дня, – сказал один из полевых командиров «Черного сентября», – революционеры по всему миру затаив дыхание следили за тем, что происходило в аэропорту на оккупированной палестинской земле. Весь мир наблюдал за этим».

«Новые революционеры» вскоре объединились вокруг дела Палестины. 30 мая 1972 года трое членов «Японской Красной армии», подпольной левацкой организации, которая проходила боевую подготовку под руководством НФОП в Северной Корее и Ливане, поднялись на борт самолета Air France, вылетевшего из Рима в аэропорт Лод в Тель-Авиве. Внутри НФОП имелись некоторые сомнения относительно того, сочетался ли марксизм «Красной армии» с марксистскими установками Фронта. Однако палестинцы были впечатлены готовностью японцев – точнее, их страстным желанием – умереть за идеи марксизма.

В аэропорту они не привлекли особого внимания. Аппараты для различения особенностей поведения человека – скринеры, которые были установлены на стойках El Al, были настроены на фиксацию таких особенностей у представителей Ближнего Востока, а не азиатских туристов.

Трое японцев достали из багажа ручные гранаты и автоматы АК-47 и начали беспорядочную стрельбу по толпе в переполненном аэропорту. «Я видел примерно двадцать пять человек, лежавших кучей в огромной луже крови у транспортерной ленты возле стойки № 3, – вспоминал свидетель происшествия. – Один человек стоял у ленты и стрелял вдоль всего зала. Другой бросал гранату в любую из замеченных им групп людей».

Сирены скорой помощи оглашали улицы Тель-Авива в течение многих часов. Было убито 26 человек, 17 из которых являлись гражданами Пуэрто-Рико, совершавшими паломничество по святым местам. 78 человек было ранено.

На пресс-конференции в Бейруте Бассам Зайед, представитель НФОП (и муж Лейлы Халед), оправдывал убийство паломников, объявив, что, по убеждению Фронта, невиновных нет. Он говорил, что виновны все хотя бы в том, что ничего не сделали ради палестинцев. Чувство глубокого раскаяния охватило израильское военное руководство из-за неспособности предотвратить это массовое убийство.

В этой новой волне террора Израиль пытался найти возможность для адекватного ответа. Поначалу, в связи с отсутствием какой-либо определенной разведывательной информации, премьер-министр Леви Эшкол приказал осуществить операции возмездия в отношении достаточно простой цели – арабской гражданской авиации. Это решение основывалось на тезисе о том, что арабские режимы, контролирующие свои авиалинии, были в ответе за случившееся и поддерживали ООП.

В декабре 1968 года подразделение спецназа осуществило рейд на международный аэропорт Бейрута и взорвало 14 пустых самолетов авиакомпаний Middle East Airlines, Lebanese International Airways и Trans Mediterranean Airways. Операция прошла успешно в том смысле, что уничтожение самолетов не сопровождалось ни одной жертвой со стороны израильтян. Однако реального воздействия на предотвращение будущих атак террористов эта акция не имела. А вот реакция международного сообщества на израильские действия против гражданских целей была жесткой. Вдобавок к ее осуждению со стороны ООН, французский президент де Голль ужесточил эмбарго на поставки военной продукции в Израиль, запретив сделку по продаже Тель-Авиву 50 реактивных истребителей.

За этой неудачей последовали другие. Разведывательная информация, полученная по линии подразделения «Перекресток», определила один из офисов в Бейруте как штаб-квартиру ООП. 2 февраля 1970 года оперативники «Кесарии» сделали четыре выстрела из ручного гранатомета по его окнам. В действительности это оказалось просто административное здание. «Были ранены несколько секретарш, и сгорели некоторые бумаги», – сказал один из офицеров «Кесарии». И всё. Операция была первой из многих, утвержденных новым решительным премьер-министром, «ястребом» Голдой Меир, которая приняла бразды правления после смерти Леви Эшкола в феврале 1969 года.

Попытки ликвидировать основателей НФОП также особыми успехами не увенчались. Двум оперативникам «Кесарии» удалось добыть адрес квартиры на улице Мухи-аль-Дин, 8, которую Вадей Хаддад использовал и как офис, и как жилье. «Хаддад вел себя в Бейруте очень вальяжно. Найти его не составляло труда – он ничего не боялся и не принимал мер предосторожности», – говорил Цви Аарони, командир «Кесарии». 10 июля спецназ ВМФ Израиля (подразделение 707) высадилось с ракетного катера и на резиновой лодке подошло к побережью неподалеку от «Казино Бейрут». Спецназовцы передали два гранатомета киллерам «Кесарии», которые сняли квартиру напротив апартаментов Хаддада. В 9:00 один из них направил гранатомет на окно комнаты, в которой увидел сидящего Хаддада, установил таймер на 30-секундное замедление и быстро покинул квартиру.

«Но что тут можно было поделать! – восклицает Майк Харари. – Именно в этот момент Хаддад встал и вышел в другую комнату, где находились его жена и дети. Это его и спасло. Голда приказала, чтобы ни один волос не упал с головы невинных людей. Иначе мы бы “настригли” целый тюк таких волос».

Тем временем израильский агент установил виллу Жоржа Хабаша в Бсабе, горном районе к юго-западу от Бейрута. Он даже сфотографировал Хабаша сидящим на крыльце дома вместе со своими людьми. 15 июля ударный истребитель израильских ВВС был направлен в атаку на эту виллу, но по ошибке разбомбил соседний дом. Хабаш остался невредимым.

Вскоре после этого Аарони ушел в отставку с должности руководителя «Кесарии», частично из-за направленной против него критики за неспособность ликвидировать террористических лидеров. Его сменил Майк Харари.

Он взялся за высшую цель – Ясира Арафата. Харари разработал план «Белая пустыня» по убийству лидера ООП на праздничных мероприятиях в честь полковника Муаммара Каддафи в Ливии 1 сентября 1970 года. Рядом со стеной Старого города в ливийской столице Триполи была сооружена трибуна. Сотрудники «Кесарии» предложили несколько вариантов операции: поставить с противоположной стороны стены мортирную пушку, соединенную с таймером, и навесом через стену ударить по трибуне, на которой будут сидеть Арафат и другие руководители; или разместить взрывное устройство под трибуной и привести его в действие после получения подтверждения, что Арафат находится там. «В конце концов мы пришли к заключению, что это была бы очень проблематичная операция, потому что вместе с Арафатом на небеса отправились бы еще 120 человек. Поэтому мы решили использовать вариант со снайпером». Харари и его люди неоднократно побывали в Ливии в целях рекогносцировки на месте операции, подбора конспиративных квартир и планирования путей отхода.

Когда все было готово, директор «Моссада» Цви Замир принес план Голде Меир на окончательное утверждение. Однако премьер-министр опасалась, что операция будет напрямую связана с Израилем и приведет к жесткому международному осуждению и ответным попыткам уничтожения израильских лидеров. План был отвергнут.

Расстроенный Харари отправил двух оперативников в Европу с указанием реактивировать технологию «писем-убийц». «Эти бомбы обладали двумя очевидными преимуществами, – рассказывал позже Моти Кфир. – Их легко было доставлять в страну назначения, поскольку выглядели они вполне невинно. Кроме того, они давали исполнителям необходимое время для отхода – в отличие, например, от стрелкового оружия, которое немедленно привлекает внимание». Израильтянам ранее удалось ранить пару боевиков при помощи «писем-бомб», но в ООП очень быстро научились соблюдать максимальную осторожность в обращении с подобными предметами.

Таким образом, ФАТХ и ее ответвления сдержать пока не удавалось. А главные цели «Моссада» – Арафат, Абу Джихад, Хабаш, Хаддад – оставались живыми и здоровыми источниками постоянной угрозы.

На закрытых совещаниях руководства Израиля персты указующие были направлены на спецслужбы, которым не удалось прекратить террористические атаки и предотвратить их повторение в будущем. «Когда в Иерусалиме взлетал на воздух автобус, все взоры обращались ко мне, – вспоминал Харари. – Почему не взрывались четыре автобуса в Бейруте или Каире? В конце концов, то, что они проделывали с нами здесь в Израиле, мы вполне могли проделать с ними в Каире, Дамаске, Аммане и вообще везде, где захотели бы. Я мог осуществить это практически одновременно. Но я не был готов к подобным действиям, к тому, чтобы опускаться до их уровня. Мы не хотели, чтобы это был жест отчаяния. Мы хотели наносить точечные удары, о которых террористы знали бы, что они осуществлены Израилем, но которые не оставляли бы никаких отпечатков».

Чтобы добиться этого, Харари предстояло преодолеть два сложных препятствия. Первое: штаб-квартиры всех террористических организаций были расположены в столицах арабских государств, которые предоставляли им укрытия в местах, до которых «Кесарии» было очень трудно добраться. Второе: личный состав «Кесарии» в то время просто не был готов к решению таких задач. Персонажи типа Джеймса Бонда изображают шпионов как мастеров на все руки – один и тот же человек может быть агентом в стане врага, киллером, кудесником по проникновению на объекты, экспертом по наружному наблюдению, блестяще добывающим и анализирующим информацию для людей, принимающих решения. Реальность же, особенно в «Моссаде», была иной. Оперативники «Кесарии» готовились к тому, чтобы выполнять долгосрочные задания под глубоким прикрытием. От них требовалось привлекать к себе как можно меньше внимания, иметь как можно меньше проблем с окружением на месте и собирать как можно больше информации, чтобы обеспечить заблаговременное оповещение израильского руководства о любых признаках надвигающейся войны. «Мои подчиненные не были спецназовцами, – говорил Харари. – Я искал таких людей, которые могли бы годами пребывать в Каире под видом археологов и даже пригласить Насера на раскопки. Или медсестру, которая могла бы уверенно работать в военном госпитале в Дамаске. Этих людей не готовили к тому, чтобы снимать часовых, мгновенно выхватывать пистолет или точно бросать нож. Для того чтобы бороться с террором, мне были нужны разные люди и виды оружия».

Выход ООП на международную арену создал для Израиля и политические проблемы. Европейские страны в те годы не боролись с террором сами, но и не разрешали Израилю делать это в пределах их границ. Европейцы рассматривали ближневосточный конфликт как далекий от них и несущественный для их интересов. Поэтому они не имели веских мотивов для каких-то определенных действий. В «Моссад» стекалось огромное количество информации относительно планируемых террористами операций против израильских и еврейских объектов в Европе, но для того чтобы противостоять этим планам, необходимо было содействие дружественных европейских спецслужб. «Мы информируем их о планах террористов раз, другой, третий, пятый, – объясняла Голда Меир на секретном заседании Комитета по иностранным делам и обороне кнессета, – но ничего не происходит».

В «Моссаде» нарастало разочарование. «Я не знаю, почему мы тихо сидим здесь, а тем временем террористы каждый день строят планы по убийству евреев, – возмущался Авраам «Роми» Порат, офицер «Кесарии», в ходе одного из совещаний в штаб-квартире израильской разведки. – Мы знаем, где они находятся. Их штаб-квартиры в Германии, Франции, Италии и на Кипре известны всем. Они даже не пытаются прятаться. Давайте взрывать по одному их офису за каждый захват самолета, и “наша земля будет отдыхать от войн сорок лет”», – воскликнул он, приведя цитату из библейской Книги Судей.

Решение Харари состояло в том, чтобы создать внутри «Кесарии» специальную группу, в задачу которой не будет входить сбор информации по возможным военным действиям. Прежде всего группа должна быть сконцентрирована на «осуществлении законспирированной деятельности по установке, наблюдению и ликвидации целей в виде людей, а также проведению диверсий». Группа должна иметь кодовое название «Кидон» («Штык») и действовать в основном в Западной Европе, а также в демократических странах по всему миру.

Ядро «Кидона» начало формироваться еще в середине 1969 года под командой оперативника под псевднимом «Дэнни», однако в течение нескольких лет Харари не мог использовать группу в поле и ограничивал ее деятельность боевой подготовкой личного состава и разработкой концепции специальных операций. Голда Меир, сохранявшая определенную настороженность по отношению к западным странам, тем не менее уважала их суверенитет. Она понимала, что в целом дружественно настроенные к Израилю страны никогда не будут искренне сотрудничать с ним, если он будет осуществлять «целевые» ликвидации на их территории без разрешения. По ее словам, европейские спецслужбы сами могут решать, «что позволено, а что запрещено на их территории». «Есть дружественные нам государства, которые говорят: “Вы не можете так поступать здесь. Здесь мы хозяева”. Так что все тут не так просто. Это не наша страна».

Харари, убежденный, что в конце концов Меир изменит свою точку зрения, потихоньку приказал «Кидону» продолжать боевую подготовку. «В конечном счете, – сказал Харари Замиру, – у нас не будет другого выхода, кроме как убивать их в Европе». Замир согласился, что подготовка группы должна быть продолжена. «Мы уважали линию премьер-министра и потому продолжили делать упор на сборе разведывательной информации. Однако мы не забывали о подготовке личного состава и оружия на случай, если они потребуются в будущем».

Режим подготовки и тренировок был напряженным. Бойцы должны были вырабатывать в себе умение быстро двигаться, водить автомобиль и мотоцикл, следить за объектами и сбрасывать слежку с себя, проникать в здания и владеть приемами рукопашного боя. Они должны были действовать бесшумно в самых различных условиях. Их тренировали в меткости стрельбы из пистолета; при этом упор делался на метод, известный под названием «инстинктивная стрельба». Он был разработан при участии ветерана американской армии Дейва Беккермана, который помогал освобождать концлагерь Дахау. Метод заключается в моментальном переходе из состояния покоя в боевую стойку и достижении максимальной точности в стрельбе во время движения.

Оперативники должны были выработать в себе еще один навык: изменение внешности. Поскольку большинство операций «Кидона» заранее планировались как краткосрочные, имелось в виду задействование различных маскирующих средств, способных полностью изменить внешний облик человека. Как говорит Ярин Шахаф, который в настоящее время отвечает за подготовку оперативников «Моссада» по изменению внешности, это весьма трудная задача. «Вы должны обеспечить, чтобы накладные усы не оторвались во время рукопашной схватки и чтобы парик сидел на вас плотно и не слетел даже во время преследования цели по крышам домов. Хороший воин знает, как надевать парик так, чтобы он выглядел правдоподобно, а также как быстро сбрасывать в случае необходимости скрыться».

В конце подготовки кандидат проходит еще один, последний тест. Разведка посылает его домой, в родной город или селение, в привычное социальное окружение под видом и с личными данными другого человека. Если он сможет встроиться в среду знающих его людей и не расшифроваться, то будет считаться способным вести разведывательную работу во враждебных странах среди незнакомых людей.

В начале июля 1972 года восемь членов «Черного сентября» под командой Мухаммада Юсефа аль-Наджара, шефа службы безопасности и информации ФАТХ, прибыли в расположенный в ливийской пустыне тренировочный лагерь. Все они были активистами ФАТХ и оказались выбраны по различным причинам. У одних имелся большой опыт боевых действий. Другие знали Европу в целом и Германию в частности. Среди этих людей был Мохаммед Массала, родившийся в 1945 году в семье первого главы муниципалитета поселка Дабурийя в Галилее. Хорошо владевший немецким и английским языками и бывший по возрасту старше других, Массала не был боевиком, а скорее являлся идеологом и представителем группы. Голос и внешность Массалы, который получит псевдоним Исса, скоро станут известными всему миру.

В ливийском лагере группа была встречена Салахом Халафом (Абу Ияд), основателем «Черного сентября», и Мохаммедом Уде (Абу Дауд), опытным боевиком ФАТХ, надежным и способным доверенным лицом Абу Ияда. Последний проинформировал членов группы о том, что им предстоит участие в очень важной операции, не раскрыв при этом никаких деталей. В течение последующих нескольких недель группа проходила стрелковую подготовку, включая стрельбу из пистолета, автомата, метание гранат, а также тренировалась в рукопашном бое и занималась общефизической подготовкой. Особый упор делался на маскировку внешности. Всем членам группы были присвоены кодовые имена и выданы поддельные ливийские паспорта. Они были проинструктированы о необходимости тщательно скрывать лица в ходе операции, а также часто менять одежду, с тем чтобы создать у наблюдающих за ними людей впечатление, что на самом деле участников группы значительно больше.

Израильская разведка полностью проглядела эти подготовительные мероприятия в Ливии. 7 июля палестинский агент по кличке «Люцифер» предупредил «Моссад» о том, что «Черный сентябрь» планирует атаку в Европе, а 5 августа он же уточнил, что эта организация «готовит операцию международного масштаба». Но агент не располагал деталями. А поскольку в «Моссад» стекалось много сигналов о террористических угрозах, то его информационно-аналитическое управление с неизбежностью упускало некоторые из поля зрения. Именно это случилось и с сигналами «Люцифера».

3 и 4 сентября 1972 года восемь боевиков «Черного сентября» порознь прилетели в Западную Германию. Они тайно собрались в Мюнхене, где тогда проходили Олимпийские игры, за которыми наблюдали сотни миллионов человек по всему миру. От имени не имевших гражданства палестинцев ООП обратилась в Международный Олимпийский комитет с просьбой об участии, однако просьба ее была отклонена. «Понятно, что с точки зрения этой уважаемой организации, притворяющейся стоящей над политикой, нас не существует, – позднее говорил Халаф. – Руководство “Черного сентября” решило взять дело в свои руки».

Накануне операции в одном из ресторанов поблизости от главного железнодорожного вокзала Мюнхена, Уде наконец раскрыл перед группой имевшийся план. Все восемь террористов составили единое завещание и под руководством Уде пошли забирать оружие и взрывчатку, ввезенные контрабандой из Испании и Швеции и спрятанные в ячейках камеры хранения на вокзале. Уде забрал у членов группы паспорта и послал их к воротам А25 Олимпийской деревни. Боевики легко перелезли через забор и подошли к дому по Коннолиштрассе, 31, где жила израильская делегация. В то время в Олимпийской деревне было 22 полицейских: у двоих имелись пистолеты, двадцать были не вооружены, поскольку Германия, как принимающая сторона, хотела создать максимально мирную и даже пацифистскую атмосферу на Играх. Ни один из полицейских не заметил ничего необычного.

Около 4:00 5 сентября «Черный сентябрь» атаковал помещения, в которых жили израильские спортсмены. Одному из членов команды удалось убежать. Тренер по борьбе Моше Вейнберг и тяжелоатлет Йосеф Романо попытались оказать нападавшим сопротивление, но были убиты выстрелами. Их тела оставались лежать на полу в течение последующих девяти часов на глазах у девятерых оставшихся в живых членов израильской спортивной команды, которые были взяты в заложники. На теле Романо впоследствии были обнаружены следы жестоких издевательств.

Массала (Исса) вел переговоры с земельным правительством и полицией Баварии на глазах у сотен миллионов телезрителей по всему миру. В то утро в Иерусалиме Голда Меир скорбно проинформировала кнессет: «Убийцы требуют освобождения из израильских тюрем 200 террористов в обмен на освобождение заложников».

Как и всегда в период пребывания на посту премьер-министра, Голда Меир в данном случае разделяла точку зрения военного и разведывательного истеблишмента за исключением одной своей принципиальной позиции: ни при каких условиях не может быть переговоров с террористами.

Немцы твердо отказались остановить Игры, ссылаясь на то, что у немецкого телевидения нет альтернативных программ. «Это невероятно, но немцы решили продолжать, – писал Джим Мюррей из Los Angeles Times. – Это все равно что проводить бал в Дахау».

В подразделении «Сайерет Маткаль» стали немедленно готовить операцию по спасению спортсменов. К удивлению израильских властей, немцы, которые были намного менее израильтян искушенными в таких делах, отказались впустить израильский спецназ в Германию. Двоим израильским представителям – шефу «Моссада» Цви Замиру и руководителю следственного департамента Шин Бет Виктору Коэну – разрешили наблюдать за переговорами с террористами, да и то только на расстоянии.

Коэн, родившийся в Сирии и хорошо говоривший по-арабски, имевший большой опыт допросов террористов, вел переговоры с боевиками «Черного сентября», которые захватили самолет авиакомпании Sabena. «В деле с угоном авиалайнера Sabena мне дали возможность нормально работать, – вспоминал впоследствии Коэн. – Из разговоров с угонщиками мне удалось многое выяснить: из диалектов – откуда они; из лексики – в каком психологическом состоянии находились; из энергичности – насколько насторожены и т. д. Когда я почувствовал, что они начинают уставать, я сказал ребятам из “Сайерет Маткаль”, что пора начинать штурм».

Однако в Мюнхене предложения Коэна и Замира проконсультировать немцев о том, как обращаться с террористами, твердо отклонялись. Вместо этого им пришлось наблюдать, как выживших членов израильской команды под дулом пистолетов и автоматов вывели из общежития в два военных вертолета Bell UH-1, стоявших неподалеку. Все происходившее оставило у Замира глубокое и тяжелое впечатление: «Я никогда, до конца своих дней не забуду картину, как наших спортсменов вели к вертолетам. По обе стороны дорожки, которая проходила по какому-то подобию лужайки, стояли десятки тысяч людей из самых разных стран. Мертвая тишина. Я стоял поблизости от (министра внутренних дел Германии) Ганса-Дитриха Геншера и (Франца-Йозефа) Штраусса. Рядом со мной стоял Виктор. И мы все смотрели, как израильские спортсмены со связанными руками маршировали в ногу с окружавшими их террористами по направлению к вертолетам. Это было страшное зрелище, особенно для еврея на немецкой земле, в Мюнхене».

Вертолеты доставили заложников в расположенный неподалеку военный аэропорт, из которого самолет должен был вывезти их за пределы Германии, как только будет достигнуто соглашение об освобождении палестинских заключенных. За вертолетами с террористами и заложниками последовал еще один вертолет с Замиром, Коэном и немецкими официальными лицами на борту.

Немцы разработали операцию по спасению заложников, наметив ее проведение в этом военном аэропорту. Однако предназначенные для участия в ней силы имели плохую подготовку и организацию. У них не хватало необходимых разведывательных данных о террористах, не было снайперского снаряжения, а также нужной в таких операциях поддержки. Немцы открыли неорганизованный огонь и не смогли убить или ранить достаточное количество террористов, чтобы нейтрализовать всю группу.

«Боевики стреляли по зданию, в котором мы находились, – рассказывал Замир. – Виктор и я побежали вниз по лестницам, спотыкаясь в темноте, пытаясь отыскать немецких руководителей операции. Стрельба велась отовсюду. Мы увидели, что террористы начали стрелять по пилотам вертолетов и они падали лицом вперед. Когда мы нашли командиров немецкого спецназа, я потребовал, чтобы меня отвели на крышу, откуда я мог обратиться к террористам и предупредить их, что если они продолжат стрелять, живыми им отсюда не уйти. Офицеры отказывали нам в этом требовании, мы продолжали настаивать. Наконец они согласились, но поставили условие: мы должны говорить по-арабски, а не по-немецки».

Коэн взял мегафон и начал убеждать боевиков сдаться. «Но было уже поздно, и никакого эффекта это не дало, кроме того, что по нам было выпущено несколько очередей, которые чуть не убили нас обоих».

Замир спросил немцев, почему у них отсутствовала штурмовая группа. Ему ответили, что полиция ожидает прибытия бронемашин, которые по дороге в аэропорт застряли в пробке, возникшей из-за любопытствующих прохожих.

Замир увидел, что террористы бросают гранаты в вертолет, в котором находились израильские заложники; было заметно, что после взрывов он загорелся. Когда Замир подбежал к дымящейся машине, то обнаружил тела девяти тел израильтян, прикованных друг к другу наручниками. Некоторые из них уже обуглились, а некоторые еще горели.

Для Замира поведение немцев в ситуации с заложниками было весьма красноречивым: «Они не предприняли даже малейших усилий к тому, чтобы сохранить жизни людей, и не пошли даже на минимальный риск, чтобы спасти заложников или своих сотрудников». Замир вспоминал, что он видел, как один из пилотов вертолета звал на помощь. «Я сказал (немецкому полицейскому): “Ради бога! В вертолете исходят кровью люди. Один пилот прополз двести метров. Вызволите его оттуда!” Этот пилот полз на четвереньках, и никто не шелохнулся, чтобы ему помочь».

Как говорил впоследствии Коэн: «Уже позднее мы узнали, что некоторые полицейские, которые должны были принимать участие в спасательной операции, прямо перед ее началом решили, что они не готовы рисковать своими жизнями ради израильтян».

В 3 часа утра, через 23 часа после атаки террористов, Замир позвонил Голде Меир, которая поздравила его с успехом. Немцы неверно ее информировали о том, что все израильские спортсмены остались живы. «Мне больно говорить это тебе, Голда, – произнес Замир, – но спортсменов не спасли. Я видел их всех. Не выжил ни один».

Почти моментально возникли исторические параллели. Снова евреи были убиты на немецкой земле, в то время как весь остальной мир продолжал свои дела, будто ничего и не произошло. Что еще хуже, государство Израиль было выставлено немецкими властями бессильным и вынужденным пассивно наблюдать, как террористы уничтожают его граждан. На многие дни жизнь в Израиле буквально остановилась. По всей стране были отменены празднества по случаю еврейского Нового года (Рош ха-Шана). В стране повисла атмосфера скорби.

Палестинцы рассматривали свою операцию как успех, поскольку их дело оказалось в центре внимания мировой общественности. Один из печатных органов ООП писал: «Взрыв бомбы в Белом доме, взрыв мины в Ватикане, смерть Мао Цзедуна или землетрясение в Париже не смогли бы получить больший резонанс во всем мире, чем тот, который был вызван операцией “Черного сентября” в Мюнхене… Это все равно что вывести слово “Палестина” на вершине горы, видимой из всех уголков планеты».

Непосредственно после этого события кабинет Голды Меир не мог сделать многого. Он опубликовал формальное заявление о том, что «правительство Израиля с гневом и отвращением осуждает убийство арабскими террористами одиннадцати израильтян». Меир приказала осуществить «десятки авиаударов по базам, лагерям и штаб-квартирам террористов в Сирии и Ливане. При этом имеется в виду нанесение урона террористам, а не мирным жителям».

Но это было только начало.

Вечером 6 сентября Замир вернулся из Мюнхена. На двух закрытых брифингах, которые окажут огромный эффект на будущую политику Израиля в отношении терроризма, он эмоционально описал атаку террористов и реакцию Германии – отказ немцев принять помощь или совет, хаос, отсутствие профессионализма и апатию, которую продемонстрировали немецкие силы безопасности.

«Позор Германии невозможно измерить», – сказал он. Все, чего хотели немецкие власти, – поскорее покончить с этим инцидентом, чтобы продолжить Олимпийские игры, сообщил Замир потрясенному кабинету министров.

По мере того как расходились волны от доклада Замира, ярость против террористических организаций, проливающих еврейскую кровь, а также против немецких властей, которые так позорно провалились и отказались взять на себя какую-либо ответственность, резко возросла. На секретном заседании комиссии кнессета один из участников в крайнем возбуждении воскликнул: «Мы не только должны защищать себя, мы должны переходить в наступление. Мы должны находить террористов и убивать их. Мы должны превращать их из охотников в добычу». Менахем Бегин предложил нанести бомбовые удары по Ливии.

В дело вступила Голда Меир, которую критиковали за то, что она не взяла спецслужбы под свой плотный контроль для предотвращения мюнхенского кровопролития и которая беспокоилась относительно своих шансов на переизбрание. Премьер и ее кабинет решили, что если европейцы не будут даже пытаться остановить террористов на своей земле, «Моссаду» будет дан «зеленый свет» сделать это вместо них. 11 сентября кабинет уполномочил премьер-министра утверждать цели для ликвидации даже в дружественных странах, не ставя об этом в известность местные власти. «Независимо от того, ответные это действия или нет, – говорила Меир в кнессете 12 сентября, – но везде, где строятся террористические планы против нас, где замышляют убийства евреев, израильтян – в общем, представителей еврейства где бы то ни было, – там мы обязаны наносить по ним удары».

Харари был прав. Меир изменила свою точку зрения. «Кидон» будет пущен в дело немедленно.