Но о каких вещах, о каких деталях идет речь?

Ну… Возьмем, к примеру, человека, который сразу начинает чихать непонятно почему, если рассердится. При этом, раз начав, он никак уже не может остановиться.

Честно говоря, среди моих знакомых такого человека нет, но давайте предположим, что среди ваших – есть. И вот вы пытаетесь объяснить, чем вызван такой феномен.

Вы придумываете гипотезу – из области физиологии или психологии – и опираетесь на нее, анализируя это странное поведение. А моя голова работает по-другому. Я просто думаю: «Надо же, каких только людей на свете не бывает», и все. Я не пытаюсь делать далеко идущие выводы, просто фиксирую курьезный факт как еще один пример существующего в мире разнообразия и отправляю его в ментальное хранилище. У меня там ящики уже доверху набиты фрагментами реальности и обрывками воспоминаний, которые я собираю и бережно храню.

Джеймс Джойс сказал об этом лаконично: «Воображение – это память». И я с ним скорее согласен. Даже не скорее, а просто согласен – очень уж точно он это сказал. Мы называем воображением разрозненные, никак не связанные фрагменты нашей памяти. Звучит несколько несогласованно, но это кажущееся противоречие. Когда мы начинаем собирать отрывки, в нас просыпается интуиция и мы прозреваем возможное будущее. Сила прозы зарождается именно в таком взаимодействии фрагментов.

У каждого из нас – по крайней мере у меня – есть такое внутреннее хранилище. В нем собрано много-много ящиков, где хранятся знания и воспоминания. Есть большие ящики, а есть маленькие, есть ящички с двойным дном и другими секретными приспособлениями. В процессе работы я могу извлечь запрятанную в них информацию, если она нужна для моей истории. Ящиков этих – не счесть, но когда я сосредоточен на работе, то точно знаю, где находится место, в котором лежит нужная мне деталь, и сразу же безошибочно его нахожу. Не существующие для меня в обычное время воспоминания сами приходят в мою память. Я погружаюсь в состояние гибкой безудержности, когда мое воображение будто бы существует вне моего сознания, превращается в отдельную сущность и живет само по себе. Невероятное ощущение. Излишне говорить, что для такого писателя, как я, это внутреннее хранилище – ничем не заменимый, практически неисчерпаемый ресурс. В фильме Стивена Содерберга «Кафка» исполнитель главной роли Джереми Айронс проникает в жуткий замок (позаимствованный, разумеется, из одноименного романа Кафки) через комнату-шкаф, по всему периметру которой от пола до потолка тянутся ряды ящиков. Когда я увидел эту сцену, то внезапно понял, что это почти точная визуализация моего сознания. «Кафка» – очень интересный фильм, так что посмотрите его целиком или хотя бы эту сцену. Хочется думать, что мое сознание все-таки не такое жуткое, но, как мне кажется, устроено оно очень похоже.

Хотя я пишу не только художественную прозу, но и нон-фикшн, однако, когда у меня в работе роман, я стараюсь ничем другим не заниматься, за исключением особых, из ряда вон случаев. Ведь если я создаю цикл эссе, то могу, сам того не осознав, взять из какого-нибудь ящика деталь, которая мне понадобится потом для романа. То есть впоследствии я могу оказаться в ситуации, когда открою ящик в полной уверенности, что там лежит нужный мне образ, но обнаружу, что там ничего нет, потому что я уже использовал это в другом месте. Скажем, если я захочу вставить в какое-то из своих прозведений историю про человека, который безостановочно чихал, когда сердился, но при этом окажется, что она уже была опубликована в одном из эссе, то это, конечно, будет плохо. Разумеется, нет такого правила, которое бы запрещало писателю использовать в романе фрагмент, который он уже упоминал в эссе. Но я обнаружил, что это дурно влияет на мою прозу, ослабляет эффект. Могу вам посоветовать в процессе работы вешать на некоторые воображаемые ящики бирку «только для романов» или «для нон-фикшна не брать». Однако почти невозможно узнать заранее, что вам понадобится, так что идея с бирками – не самая удачная. За последние тридцать пять лет я имел возможность убедиться в этом на собственном опыте.

Когда вы вынырнули на поверхность, закончив работу над романом, можно, передохнув, снова нырнуть, чтобы заняться неоткрытыми ящиками и использовать материал из них (своего рода «товарные излишки»), например, в эссе. Но в моем случае нон-фикшн – это второстепенный, сопутствующий продукт вроде холодного улуна в жестянках, который делает на продажу какой-нибудь крупный производитель пива. Наиболее аппетитные фрагменты я оставляю для моей основной продукции – следующего романа. Когда в ящиках хранилища накапливается критическая масса, я чувствую, что хочу начать писать новую книгу. Вот поэтому я так и оберегаю свою комнату-шкаф.

Помните сцену в фильме Стивена Спилберга «Инопланетянин», в которой И-Ти собирает передатчик для связи с домом из хлама, вытащенного из кладовки? Там был зонт, лампа, какие-то кастрюльки и сковородки, кажется, проигрыватель для пластинок. Я смотрел этот фильм давно и уже точно не помню, что еще там было, но в любом случае инопланетянин умудряется приспособить все эти вещи одну к другой таким образом, что хитроумное устройство срабатывает, и ему удается связаться с родной планетой, находящейся на расстоянии тысячи световых лет от Земли. Мне ужасно понравилась эта сцена, когда я смотрел фильм в кино, но сейчас она еще больше поражает меня тем, насколько по сути это напоминает процесс создания хорошей прозы. Самое важное здесь не качество материала, а волшебство. Если оно присутствует, то даже самые обыденные детали сюжета и простейший язык могут послужить отличной формой для неожиданно глубокого философского содержания.

Но все-таки волшебство нужно к чему-то приложить, а это «что-то» должно было найтись в твоей кладовке. Если хранилище пусто, никакая магия не поможет. Так что нужно позаботиться, чтобы там всегда была куча хлама на тот случай, если рядом будет пробегать И-Ти.