Глава шестая
Без особых приключений «Валгалла» с «Призраком» на хорошей скорости спустились Атлантикой до широты островов Тристан-да-Кунья, откуда, сменив курс на ONO, начал огибать южную оконечность Африки. Август Северного полушария, как известно, в Южном соответствует февралю. После пересечения тропика Козерога (23 градуса ю.ш.) погода ощутимо испортилась. Начались частые шквалистые ветры, разгонявшие океанскую волну до пяти баллов, почти ежедневно опускался плотный туман, то и дело переходящий в холодный дождь. Столбик спирта в термометрах не поднимался выше пятиградусной отметки Цельсия.
– Субтропики, чтоб им пусто было, – выругался Шульгин, крепко вцепившись в поручни рубки. За стеклами лобового окна бесконечными грядами набегали на форштевень яхты отороченные пенными гребнями мутно-серые валы. Высокий полубак то и дело накрывали потоки воды. «Призрак» то взлетал бушпритом к рваным черным тучам, то проваливался, обнажая корму, и тогда по ушам ударял пронзительный вой набиравших опасные обороты винтов.
Хорошо, что друзья, конструируя и перестраивая «Призрак», предусмотрели и устранили вечную беду парусников и вообще любых кораблей того времени – сырость. Обычно она проникала везде, делая жизнь мореходов невыносимой, точнее – почти невыносимой, раз моряки как-то выживали. Даже командующий германской эскадрой в южных морях граф фон Шпее в свои шестьдесят лет ужасно страдал от ледяного конденсата, постоянно льющегося с подволока его адмиральской каюты.
Зато яхта от подобного была избавлена. Швы корпуса, люки, окантовка иллюминаторов, двери между отсеками герметичностью не уступали космическому кораблю. Волны, беспрепятственно прокатывающиеся по палубе от бушприта до кормового обвеса, моментами заливающие даже крылья мостика, бьющие в остекление рубки, уходили, стекали в шпигаты, но внутрь «прочного корпуса» не просачивалось ни единой капли.
– Терпи, будут нам скоро и настоящие субтропики, тропики тоже будут. Тогда и скажешь, что лучше. От холода печку включил, и порядок, опять же – над нами не каплет, – утешил его Новиков, – а от жары и горячего песка в морду хрен спрячешься…
В ходовой рубке они были вдвоем, если не считать робота-рулевого и капитана Ларсена, который занимался своими делами и в разговор хозяев не вмешивался. Он был настроен так, что реагировал только на прямо обращенные к нему слова или, в случае изменения обстановки, нуждался в консультации или новом приказе, о чем и докладывал.
Левашов отдыхал в каюте после вахты, а девушки, заскучав от однообразия жизни, перебрались на борт «Валгаллы». Пока есть возможность, отчего не пожить по-человечески? И Наталье будет веселее, а то ведь каково молодой женщине одной на огромном судне? Кроме отлаженных специально под нее роботесс-горничных с несколькими высшими образованиями, включая искусствоведческое, и словом перекинутся не с кем. Вчетвером барышням – намного интереснее.
Кроме обычных дамских занятий, веселой болтовни, культурных развлечений, которых на пароходе было не меньше, чем на самом шикарном круизном лайнере, по нескольку часов в день они посвящали упражнениям в спортзалах. Было время, они отдавали дань тренировкам на Валгалле, потом в гостях у Антона, а после учреждения Югороссии, победы над врагами внешними и внутренними, наступила эпоха мира и благоденствия. Не так чтобы совсем полного гедонизма, но около того.
Женщины перестали чувствовать себя равными мужчинам защитницами Очага. Это в старые времена, от палеолита до окончания феодальной раздробленности, они знали, что, пока их сильная половина на охоте за мамонтом или в очередном крестовом походе, пусть даже в набеге на соседнее княжество, им деваться некуда. Дом и семья – на них. Случись что, и на стены выходить придется, облачившись в кольчугу и шлем, и в саблезубого тигра швырять пудовые камни…
Об этом хорошо написал Ефремов в «Лезвии бритвы»: «Красота – высшая степень приспособленности к условиям текущей жизни». Почему так и отличались ее каноны в разные исторические периоды. Сравните Таис Афинскую, ее подругу Эгесихору, средневековых «винчианских мадонн», а потом нордических красавиц с картин художников гитлеровского периода германской живописи. Да и советских комсомолок Дейнеки.
Ирине самой по себе тренировки были не нужны. Она и так могла в любом виде спорта выступить на равных с олимпийским чемпионом. Конечно, рядом с Алексеевым или Жаботинским поднимать штангу – чересчур гротескное зрелище, но вес взять и зафиксировать – свободно! Что пресса немедленно выдала бы за цирковой трюк, несовместимый с высокими идейными принципами советского спорта. А вот Кассиусу Клею, принявшему псевдоним Мохаммед Али, в темном переулке Ирина морду набила бы точно!
Зато Лариса с Анной, как бы они ни были прекрасно сложены, какую бы предыдущую подготовку ни проходили, нуждались в жестоком тренинге. Да и подготовка у девчат, честно сказать, так себе. У одной нечто вроде советского первого разряда по лыжам и биатлону в студенческие времена, у второй, московской гимназистки, неплохо с гибкостью, реакцией (в лаун-теннис и крокет играла), и осталось кое-что от тех боевых методик, которым Ирина ее три года назад учила. А вообще так все запущено…
Южная Африка, где их ждали «вице-короли, наибы, хунхузы, магараджи и верные слоны», а также не упомянутые Берлагой кафры, британские колониальные стрелки, бушмены, бандиты всех мастей и наций, крокодилы, обезьяны от горилл до бабуинов, ядовитые змеи в ассортименте, не считая уже членистоногих, – совсем не то место, где выживают кисейные барышни. Решившиеся отдалиться дальше чем на милю от условно цивилизованных мест.
Воронцов нашел в памяти главного компьютера нужную программу и внедрил ее в процессоры двух роботов, которые мгновенно превратились в самых требовательных и беспощадных на этом свете фельдфебелей. Прошлый раз, на Островах, тренируя белых офицеров, они носили нашивки иностранных мастер-сержантов, а сейчас облачились в куртки с царскими погонами. Черная Т-образная нашивка на алом поле.
Положение тренируемых это никоим образом не облегчило.
Ирина, вспомнив выражение Шульгина в похожих обстоятельствах, заранее предупредила своих подопечных, что будет не трудно, а «очень трудно». И взяла с них слово, что не отступят.
Девушки опрометчиво согласились. Что Аня, что Лариса были упорны и уверены в себе. Вроде как Джой Гастелл из «Смока Белью». Тридцатипятилетняя Наталья Андреевна, примерно догадываясь, что ее ждет, потому что Воронцов прозрачно ей намекнул, на грядущие мученья пошла сознательно.
Тем более, увлеченные неведомым им Стамбулом тысяча девятьсот двадцатого года, они тогда понятия не имели, как дрессировали на уединенном острове боевых, прошедших мировую и Гражданскую войну офицеров.
И началось…
Фельдфебели не имели в виду подготовить девушек в качестве бойцов, превосходящих моральными и практическими навыками «зеленых беретов», израильских коммандос времен Шестидневной и Войны Судного дня, спецназовцев советского ГРУ конца ХХ века. Задача была проще – сделать их непобедимыми, а главное – страшными в рукопашной схватке с лучшими единоборцами того патриархального века. Невиданные боевые приемы, умение фехтовать любым холодным оружием, от строевой английской сабли до ножа, стрельба навскидку со скоростью, которую позволяет автоматика пистолета, и быстрее, чем револьвер двойного действия в руке строевого офицера.
После трех-четырех часовых «разминок» девушки на шатающихся ногах выходили из зала в предбанник, стягивали с себя насквозь мокрые трусы и майки, внимательно рассматривали полученные от инструкторов синяки и ссадины.
– Ну и на кой… мне это нужно? – спрашивала Лариса, своими естественными выражениями смущая Анну.
– Глядишь, и пригодится, – рассеянно отвечала Ирина, вдруг делая стремительный выпад раскрытой ладонью ей в лицо.
Лариса успела поставить блок.
– Ох, ты и стерва…
– Однако сработало…
– Нет, девчонки, я вчера до полуночи читала «Похитители бриллиантов»… Там правда такие подонки описаны, – сказала Анна, запаривая дубовый веник в глубокой шайке. – Если мы с ними встретимся…
– Обязательно, дорогая, – сказала Наталья. – Поэтому, как писал товарищ Ленин, нам еще учиться, учиться и учиться. Мне Дмитрий сказал – пока я первого фельдфебеля не завалю, он меня никуда не отпустит…
Жаль, что не было там с ними не то чтобы Бердслея, а обычного фотографа, даже с камерой «Фотокор». Уж больно хороши были девушки. Как боевые осы, для введения противника в заблуждение оснащенные точеными фигурками, соразмерными формами и милыми в мирной обстановке лицами.
– Ты что, с нами тоже собираешься? – спросила Лариса, выплескивая ковш воды с пивом на раскаленные камни. Ей сейчас трудно было представить эту «домашнюю женщину» в суровых походных условиях. Тем более теперь, когда ей снова было двадцать один, а Наталье Андреевне прежние тридцать пять.
Они были в старой Москве закадычными подругами, а потом как-то отдалились, вроде бы совсем незаметно. Наташа все время оставалась «при муже», а Лариса наслаждалась представившимися возможностями на полную катушку.
– Кто знает, как жизнь повернется… – Наталья вроде бы в шутку сжала пальцы на плече Ларисы, подтолкнула вперед, опустила ее на полок, (та инстинктивно дернулась, но поняла, что силы несоизмеримы) и тут же начала обхаживать ее веником. Сначала ласково, а потом и от всей души.
Ирина, стоя рядом с каменкой, беззвучно смеялась, а Анна легла на горячие доски ничком, считая, что ей в разборки старших подруг вмешиваться не стоит. Невзирая на то что она по рождению была старше каждой на полсотни лет, так она их воспринимала.
Получив свою долю удовольствия, Лариса выбежала из парилки, окунулась в бурлящий минерализованной водой бассейн с температурой чуть выше нуля, вернулась и забралась на самый верх, где температура зашкаливала за восемьдесят.
– Иди-ка сюда, – сказала она Наталье. Та села рядом.
Лариса потрогала ее бицепс и трицепс, обратила внимание на спинные мышцы, брюшной пресс. Он у нее был, почти как у молодого парня-спортсмена.
– Где ж ты так накачалась? И когда?
– Димка заставлял. Все эти годы и почти каждый день. Плаванье, фехтование, пистолет, винтовка… Кросс десять кругов по палубе, с прыжками через препятствия. Ты не пробовала четырехкилограммовую гантель полчаса держать на уровне глаз? Попробуй…
– Анька, поддай пару, – распорядилась Наталья, закинув руки за голову в глубоком войлочном колпаке. Грудь и живот прикрыла большущим веником.
Аня послушно плеснула на каменку еще.
– И зачем тебе все это нужно? – продолжила Лариса. Ирина с Анной устроились в другом углу парилки, у самого пола, и говорили о чем-то своем.
– Не уловила – что мне нужно? – с оттенком превосходства спросила Наталья, вслух считая капли пота, падающие с носа на доски полкб. Есть такая методика – сиди наверху, пока сто двадцать капель не стечет.
– Спорт, – со странной улыбкой уточнила Лариса. – С таким мужиком, как твой, на кой… тебе это надо? Уже б давно детей нарожала, жила, как душа просит…
– А твоя чего просит?
– Да, наверное, того же, только пути у нас с тобой давненько разошлись…
Наталья не совсем понимала, чем вызван это неожиданный разговор. Но если спрашивают, если подруге захотелось вдруг коснуться именно этой, болезненной для каждой из них темы, так лучше ответить. Без недомолвок и ненужного напряжения впредь.
– Ты что, воображаешь, что НАМ, таким, какими стали и как живем, можно заводить детей? Ты вправду так думаешь? Да на переднем крае нормальной войны и то проще… Там хоть в тыл можно уехать, к маме… А мы что?
Наталья замолчала, и Лариса ничего не ответила.
В парной стало совсем уже невыносимо жарко, и они дружно выбежали в прохладу предбанника, где их ждал и самовар, и холодное пиво, на любителя, и роботессы-массажистки, обученные абсолютно всем существующим на Земле приемам и способам…
Вернемся немного назад, пока девушки, отдыхая, с опаской думают о предстоящих с утра занятиях на штурмполосе, «Призрак» пробивается сквозь штормы к заветному Мысу Доброй Надежды, а Воронцов ведет свой пароход десятью милями севернее, постоянно контролируя на экране местоположение и состояние яхты.
От возможности подобного контроля, между прочим, потеряли истинный вкус и смысл любые авантюры современных путешественников, покорителей полюсов и вершин, одиночных яхтсменов, плывущих навстречу пассатам или вокруг Антарктиды. У всех радиостанции, всегда готовы подняться на их спасение вертолеты, и даже у героя, рискнувшего пересечь Атлантику на веслах, в миле за кормой болтается судно обеспечения, на котором врачи телеметрически постоянно считывают пульс, давление и уровень сахара в крови и моче. Это что – риск и подвиг?
Профанация героизма это, братцы, и ничто иное. С тем же успехом можно было махать веслами, не выходя из спортзала. Сделал три миллиона гребков с перерывами на обед и сон, вот и пересек океан. Ты всерьез попробуй…
…После некоторых предпринятых Сильвией дипломатических ходов (нашей Сильвией, но при посредстве той, деморализованной и запуганной) в Лиссабон зашла «Валгалла». Город в то время был довольно захолустный, улицы, в большинстве крутые и извилистые, провоняли испражнениями людей и животных. Общественные туалеты, во времена Веспассиана роскошью соперничавшие с термами, куда-то исчезли. Остался один, тринадцатого, кажется, века, куда можно было зайти без страха. Из всех признаков цивилизации имелся желтенький трамвай, по единственному маршруту бегавший между портом и крепостью.
В Португалии, как и в большинстве европейских стран, правил король, имя и номер которого никого не интересовал. Но короли тоже бывают разные. Этот был никчемный, власти не имел и не хотел ее, как король Греции Георг первый, что вчерную пил с лейтенантом Лукой Пустошкиным на «Олеге».
«Руа, бювон еще по одной» и так далее.
Зато в этой прекрасной стране, где мужчины умеют плакать, не стесняясь, и петь свои тоскливые песни «фадо», глядя с крайней точки Европы в грозный океан, думая о друзьях и родственниках, которые никогда больше не вернутся назад, было вполне продажное правительство и парламентская демократия. Главная партия называлась Конституционной. Как же иначе?
Великолепно выглядящий Воронцов, ростом метр восемьдесят пять, одетый в адмиральский мундир неизвестного главе парламента государства (впрочем, адмиральские мундиры во всех странах мира почти одинаковы), вошел в его кабинет в сопровождении человека, представляющего здешние сильные кланы.
Дальше ничего особенно интересного. В любой стране, где чиновники берут, а особенно в такой, где берут не стесняясь, проблемы решаются по единой схеме.
Естественно, чемодан с эскудо Дмитрий с собой тащить не собирался. Тяжело и неэлегантно. Хотя черт его знает, вдруг водопад высыпанных на стол родных бумажек показался бы господину душ Сантушу интереснее и надежнее голубоватого чека банка старого Ротшильда?
О делах они вначале не разговаривали. Познакомились, выпили кофе и хорошего «Порту». Раскурили по сигаре. Сигары были, без всяких оговорок, чудесные. На днях привезенные из Бразилии, где их умеют делать куда лучше, чем на Кубе. Но не все об этом знают. Согласно этикету, осведомились, у кого сколько детей и как они себя чувствуют.
Премьер был приятным в общении мужчиной, но, подобно Чемберлену, одесскому Валиадису палец в его рот класть не стоило. Да он бы и не позволил.
– Ну так что, дон Димитриос? Изложите, чем я могу быть вам полезен? Неужели вы не могли решить свои вопросы на уровнях пониже? Судя по имени, вы из греков? Я уважаю греков, они вторую тысячу лет не лезут в мировую политику в отличие от англичан, которых я ненавижу всей душой. Но это мое личное отношение, государственных интересов оно не касается.
Воронцов протянул премьеру чек.
– Может быть, у вас есть какие-нибудь благотворительные фонды? Возьмите, я люблю помогать инвалидам или детям… На ваше усмотрение.
Душ Сантуш лишь несколько секунд смотрел на чек, после чего спрятал его в стол.
– Спасибо, пригодится. Итак? Что я могу сделать для Греции? Или лично для вас? Скажите, вы случайно не русский? Я служил посланником в Петербурге, ваш акцент кажется мне знакомым. Однако это не имеет никакого значения. Чек – другое дело, это – как протянутая рука друга, и я протягиваю свою навстречу. Итак?
Воронцов сказал. Два десятка португальских паспортов, для него лично и еще десятка человек по списку.
– Разумеется, настоящих, оформленных по всем правилам, внесенных во все положенные реестры. Фальшивок я мог бы накупить сколько угодно за сотую часть благотворительных средств… – и указал глазами на сопровождавшее лицо, господина Перейру, сосредоточенно полировавшего ногти на диване в углу кабинета. Этого человека порекомендовал взять с собой местный представитель Сильвии, сообщив, что в его присутствии премьер должен быть очень сговорчив. Отчего весь вопрос нельзя решить, вообще не затрудняя столь значительного государственного деятеля, Дмитрий выяснять не стал. Аборигенам виднее, как вести дела на своей территории.
– Это будет сделано в течение часа, – расплылся в улыбке премьер. – То есть в течение часа распоряжение дойдет до исполнителя, а уж сколько потребуется на заполнение бланков и книг… – Он развел руками. – Народ у нас обстоятельный, неторопливый. – Понимать следовало так, что без дальнейших взяток обойтись не удастся. – А что вы станете с ними делать? – с искренним любопытством спросил Душ Сантуш. – Увы, но португальские паспорта в этом гнусном мире совсем не котируются… За двадцать тысяч фунтов, которые вы так любезно инвестировали, с американским паспортом, а он у вас, конечно, есть, любую проблему решить гораздо проще…
– Мне просто нравится идея вдруг ощутить себя португальцем, потомком Васко да Гамы, Камоэнса и Генриха Мореплавателя. Натурализуюсь в Рио-де-Жанейро как представитель бывшей метрополии…
Шутка не развеселила премьера.
– Что еще? – Он видел, что не ради десятка действительно никчемных паспортов явился к нему странный посетитель.
– Еще мне потребуется надежный документ, разрешающий моим кораблям, числом три, заходить в любой португальский порт и оставаться там нужное время, без лишних вопросов со стороны властей, а также право нести в море португальский флаг…
– Корабли хоть не военные? – с кислой миной спросил премьер.
– Упаси бог! Пассажирский пароход и две прогулочные яхы. Океанские…
– Это все?
– Хорошее рекомендательное письмо к губернатору Мозамбика. Теперь все.
Душ Сантуш побарабанил пальцами по большому кожаному бювару, лежащему перед ним.
– Это как-то связано с намечающейся на юге Африки войной? – спросил он после паузы.
– Каким-то образом – несомненно. Сами понимаете, случись что-то подобное, представителям нейтрального государства гораздо проще вести свои коммерческие дела, нежели… – заканчивать фразу он не стал.
– Понимаю, понимаю… Лоренцу-Маркиш, да. Единственный порт, связанный железной дорогой с Преторией… – Он снова задумался.
Воронцову это не понравилось. В деньгах он нехватки не испытывал, мог бы протянуть премьеру еще один чек. Только зачем поощрять низменные инстинкты? Люди иногда наглеют беспричинно, и их следует ставить на место.
– Господин Перейра… – обернулся он к дивану.
Тон у него был самый мягкий, и означенный господин, не высказывая эмоций, просто посмотрел на премьера внимательно. Ничего не сказав.
Душ Сантуш еще раз вздохнул, вызвал секретаря, отдал нужные распоряжения. На чем и покончили. Докурили сигары, выпили еще по бокалу «Порту» и подписали несколько бумаг.
Португальское гражданство само по себе действительно ничего не значило в мировом раскладе. Как и эквадорское, к примеру. Однако имелась тут некоторая тонкость. Португальский порт Лоренцу-Маркиш на восточном берегу Африки, крайне удобно расположенный в глубине залива и связанный с Преторией, столицей государства Трансвааль, железной дорогой, являлся сегодня ключевой точкой мировой политики.
И корабли под португальским флагом могли там располагаться вполне законным образом. Плюя на англичан в самом буквальном смысле. С высокого мостика. Так впоследствии и случилось.
…Миновав полосу штормов и шквалов, прибавив ход до полного, «Призрак» и «Валгалла» на порядочном расстоянии от проторенных морских путей обогнули Африку и вышли в Индийский океан. Здесь погода, как и обещал Шульгину Андрей, разительным образом изменилась. Пронзительная синева воды и неба, вместо грозных пенных валов – легкая зыбь. И температура за одну ночь поднялась на пятнадцать градусов. Девушки немедленно принялись загорать, раскинув шезлонги у бортиков просторного, отделанного мрамором бассейна на Солнечной палубе.
Судоводителей больше радовало другое. За весь сложный, проделанный с рекордной скоростью переход все системы обоих судов работали безукоризненно. Значит, приработавшись, механическая часть не подведет и впредь. Не зря трудились.
Локаторы показали, что до залива Делаго-Бей, в глубине которого раскинулся по холмам Лоренцу-Маркиш, осталось не более тридцати миль. До первой цели, значит, добрались.
…Губернатор Мозамбика, генерал-капитан Отелу Сарайва ди Карвалью был мужчиной лет пятидесяти, красив собой, с длинными, в стиле императора Вильгельма закрученными усами. Жизнь в колонии была отвратительно скучна, невзирая на то что там было построено несколько очень европейских зданий, в том числе и театр. Только играть в нем, по-настоящему, некому. Что, Сару Бернар удастся пригласить? Едва ли. Не Рио-де-Жанейро, не Кейптаун даже. И денег нет, и слушателей, случись вдруг, двух сотен не наберется. Тосклива должность губернатора на самом дальнем краю света.
Отчего изумительной вспышкой радости и темой бесчисленных разговоров стал приход в Лоренцу-Маркиш громадного белого парохода под португальским флагом и небольшой, очень красивой парусной яхты.
Дон Отелу знал, что у родной страны нет и не может быть таких кораблей. Но вот же они, и флаги трепещутся на гафелях. Каждый хочет верить в хорошее.
Он сам в белом кителе и при сабле, его жена, дети (шесть), чиновники всех ведомств, взвод местного гарнизона и половина жителей города немедленно собрались на пристани.
Пароход дал протяжный, многотонный гудок, подваливая бортом к причалу. А яхта, неожиданным образом, из малокалиберной пушки начала давать положенный губернатору салют. Сделав полных четырнадцать выстрелов.
Дон Карвалью был в полном восторге, его семья и окружение тоже.
Вновь прибывшие суда ошвартовались, и на берег спустилось блестящее по здешним (да и не только) меркам общество. Пять пар – представительные молодые мужчины и красивые женщины. Мужчины одеты в морскую форму, хотя и без военных знаков различия, кителя и фуражки украшены золотым шитьем и сложного рисунка эмблемами в стиле респектабельных яхт-клубов. Дамы облачены в туалеты, каких местные модницы не видели и в последних дошедших сюда парижских журналах.
Последовали взаимные приветствия, процедура знакомства, после чего губернатор с семейством и все желающие были приглашены на борт «Валгаллы», где уже был накрыт завтрак на Шлюпочной палубе.
Как положено по этикету, о целях прибытия великолепных гостей впрямую не говорилось. Дамы щебетали о своем, у них всегда найдутся темы, наверное, и бушменки со шведками нашли бы общие темы, если бы сумели преодолеть языковый барьер. Португалки, внешне оказавшиеся весьма пристойными на вид и достаточно развитыми в культурном отношении, несколько раз отпускали комплименты новым подругам за великолепное владение языком Камоэнса. Что прибывшие никакого отношения к соотечественникам не имеют, всем стало понятно сразу, но для представителей маленькой, некогда владевшей полумиром нации люди, имеющие гражданство, держащие на гафелях национальный флаг, говорящие на португальском почти как на родном, таковыми и воспринимались.
Собственно, русские к подобным вопросам относятся аналогично. Говоришь по-русски, хочешь считать себя русским – значит, наш. А якут ты или айсор, как-нибудь при случае уточним.
Женщины, естественным для них образом (наши женщины!), ничего не говоря впрямую, наплели очень много словесной вязи, объясняя местным, что никаких мужских дел они не касаются, приплыли сюда с мужьями потому, что тем так захотелось. Что они сами здесь ищут – полностью их дело. А нам – «крокодилы, пальмы, баобабы…».
– Как я вам завидую! – воскликнула едва ли сорокалетняя жена губернатора. – Такие мужчины, такой пароход! И вы ни в чем не испытываете затруднений… А представьте себе мое положение! – Она воздела руки, как статус и национальная принадлежность требовали. Роскошные каштановые волосы водопадом потекли у нее по плечам. – Рожаю, рожаю, рожаю, и совершенно никакого воздаяния… Вы бы знали, леди, как здесь невыносимо скучно…
Прочие местные дамы дружно закивали: что скучно, то скучно. Однако той же Ларисе, историку и понимающей толк в жизни девушке, отчетливо казалось – каждая из дам бомонда, вполне активно прикладывающихся к бокалам, и в Лиссабоне, и в самом Париже чувствовали бы себя точно так же. Не Конфуций ли говорил: «Куда бы ты ни пришел, ты прежде всего встретишь там самого себя».
Ларисе пришла в голову остроумная, как ей показалось, идея. Пока Анна ставила на электропроигрыватель, оформленный под банальный граммофон, пластинку с записью музыки, чуть-чуть опережающей текущий год, она за локоток отвела губернаторшу, дону Фульхенсию Исабель Марию ди Карвалью, к палубному ограждению. Вдалеке был виден городок, внизу плескалась лазурная вода.
С изызканого «vose» он без извинений и оговорок перешла на простонародное и слегка фамильярное «tu».
Губернаторша отнеслась у этому легко. Кто знает, кем она была по жизни до того, как вышла за генерал-капитана?
– Надоело рожать, говоришь? – спросила Лариса. Странным образом эта тема соотнеслась с разговором, состоявшимся между ней и Натальей.
– Ты бы знала, как надоело! А он все лезет и лезет! Я бы уже всем девкам в округе платить готова, чтоб они его… вымотали. И не нужно мне его, и желания нет, а как случится – опять беременная. Куда мне их столько?
Лариса это и имела в виду.
– На, возьми, последнее американское изобретение, – протянула губернаторше коричневый стеклянный пузырек, в духе времени. Пластиковые конволюты здесь не выглядели. В пузырьке лежало полсотни таблеток. – Если увидишь, что деваться некуда, глотни таблетку за пару часов до… И никаких проблем.
– Правда? – Губернаторша натуральным образом обалдела. – Неужели такое возможно?
– Врать тебе буду? Я из общества феминисток. Они нас… а мы потом с пузом. Шестеро – это же…
Лариса высказалась по-русски. Но эмоциональный настрой фразы был понятен и без перевода.
– А что скажет падре? – вдруг озаботилась Фульхенсия.
– Тебе делать больше нечего, как с попом на такие темы откровенничать. Когда слабительное принимаешь, тоже советуешься?
– Наверное, ты права, – кивнула губернаторша. – Это ведь просто лекарство…
У губернатора и прибывших с непонятной целью мужчин вышел разговор несколько иной тематики. Дон Отелу был администратором осторожным, к авантюрам не склонным. Нынешнее положение его вполне устраивало. Невзирая на некоторое однообразие. Когда ему было вручено письмо от премьер-министра, он удивился. По содержанию оно не представляло ничего особенного, обычное рекомендательное письмо с просьбой оказывать господам Ньюмену, Мэллони и их друзьям всяческое содействие и гостеприимство, не препятствовать в коммерческих операциях, если они таковыми решат заниматься, а также в организации похода в глубину континента, который они планируют совершить, если позволят обстоятельства.
Какие именно обстоятельства могут не позволить, губернатор догадался сам. О том, что англо-бурский кризис продолжает развиваться и завершится скорее всего войной, ему на месте было виднее, чем из Лиссабона. Его это не радовало. Зачем новые заботы? Без них лучше. Остаться в стороне явно не удастся. Железная дорога, связывавшая Преторию и Лоренцу-Маркиш, давала бурам единственный выход во внешний мир. Губернатор был не чужд стратегии и прекрасно понимал, что англичане непременно пожелают установить над ней контроль, в том или ином виде, и ему придется проявлять чудеса изворотливости, соблюдая нейтралитет и интересы своего правительства. Какими они окажутся – пока не слишком понятно. Лично дону Отелу были равно несимпатичны и буры, и англичане. Но его пристрастия никого не интересовали.
Появление так называемых американцев с португальскими паспортами наводило на размышления. Кажется, дон Душ Сантуш затевает какую-то свою игру. Вот только почему не информирует своего губернатора общепринятым способом?
Нужно постараться это выяснить, не выходя за рамки приличий.
Американец с веселым лицом казался губернатору человеком слишком молодым и не совсем серьезным. Капитан парохода выглядел более заслуживающим внимания. И по возрасту и по манерам.
– Геополитика присутствует всегда и везде, – рассуждал между тем Новиков. – Пусть лично нам она может казаться совершенно неинтересной наукой. Но игнорировать мы ее не можем. Правильно?
Губернатор согласился, что так оно и есть.
– И вот сейчас она начинает препятствовать нашим личным планам. Я вижу, что вы очень заинтригованы целью и смыслом нашего появления. Буду с вами откровенен: не важно, каким образом, но у меня в руках оказался некий документ. Результат многолетнего труда одного геолога. Из него следует, что всем известные алмазные месторождения Кимберли и окрестностей являются не более чем побочными, периферийными выбросами. Центральная же трубка находится совсем в другом месте. Ее поисками мы и намереваемся заняться. Дело только в этом. А грозящая вот-вот разразиться война способна серьезно помешать нашим планам…
– Каким же образом? – не понял дон Отелу. – Если она и начнется, то весьма быстро закончится. Силы буров и Британии несоизмеримы. И вы сможете заняться поисками без всякого риска. Я даже смею предполагать, что, когда вся эта территория станет одной большой Капской колонией, государственный порядок укрепится и права достойных граждан будут защищены гораздо надежнее… Несколько месяцев играют для вас столь большую роль, чтобы рисковать именно сейчас?
– Ваше превосходительство, – сказал Дмитрий, – я совсем не в курсе ваших взглядов. Очень может быть, что вы англофил и, когда Англо-бурская война начнется, а она обязательно начнется, вам захочется стать на сторону Англии. Это ваше право, – резким жестом Воронцов отмел возможные возражения, – как и право верить в легкую и быструю победу британцев. Однако из истории известно, что такие войны иногда затягиваются на годы, а столько мы ждать не можем. Кроме того, после присоединения Республик к Метрополии найдется немало желающих наложить лапу и на алмазные, и на золотые прииски. Всякие Сесиль Родсы, де Бирсы и прочие «Соломон бразерс» спят и видят… С бурами договориться будет гораздо проще.
Правда, тут перед вами встает выбор, в буквальном смысле судьбоносный…
– Какой же, интересно? – спросил губернатор.
– Простейший. Вы, в соответствии с достаточно явно выраженной позицией вашего премьера, помогаете нам строго в тех пределах, что обозначены в письме. Что означает «поддержка и содействие в коммерческой деятельности»? Мы видим это так – мы торгуем с кем хотим и чем хотим, вы в свою очередь не проявляете ни малейшего интереса к сути этих сделок. Португальских законов они не нарушат ни в коем случае. Вы всего лишь освобождаете наши товары от таможенного и любого другого досмотра и контроля. На борту парохода, в портовых складах, в железнодорожных вагонах. Для этого у меня тоже есть отдельное предписание вашего правительства. Вот оно. Все положенные сборы плюс серьезную премию вы получите в любое время и любым удобным способом. После завершения экспедиции, в случае успеха, ваша доля в прибылях будет достаточной, чтобы вы и ваше семейство стали очень богатыми…
– Вам не приходилось быть губернатором? – с достаточно ехидным лицом спросил дон Отелу.
– Если бы я сказал, кем мне приходилось быть, вы бы пришли в легкий ужас, – ответил капитан. – Мы играем честно. А что вы на это скажете?
– Вы собираетесь перевозить через мою территорию оружие? – слегка понизив голос, спросил дон Отелу. – И этой ценой получить у буров концессии?
– Это ваши слова, не мои… А вам-то что? Сельхозмашины и буровое оборудование – товар не хуже любого другого. И война пока не началась. Да даже если все-таки начнется? Португалия – нейтральная страна, и мы – ее законопослушные граждане. Что нам до чужих разборок?
– Вдруг с началом войны англичане, узнав о вашей коммерции, предъявят мне ноту или даже начнут блокаду порта?
– Предоставьте эту заботу нам. Блокада – это война, европейская война. Франция, Германия, Россия немедленно заявят самый решительный протест и так далее… Британия не рискнет. Но все будет решаться на уровне столиц. Здесь же вам поможем мы…
– Каким, интересно, образом?
– Мы в кредит продадим вам несколько пушек, которыми вы обеспечите неприкосновенность португальской территории с моря… С суши ваши границы недоступны.
– С артиллерийскими расчетами, – добавил Шульгин.
– Предположим, – продолжал губернатор, с «Порту» перешедший на принесенную стюардом «Смирновскую» под блины с черной икрой, – англичане не осмелятся напасть на город и предпримут дальнюю блокаду?
– Корабли под нашим флагом они задерживать не рискнут, по названной выше причине. Но в каких-то других, совершенно воображаемых случаях: эксцесс исполнителя и все такое, в нейтральных водах им ведь может быть оказано достойное сопротивление?
– Английскому флоту?
– Подумаешь, – небрежно ответил Воронцов. – Видали мы лилипутов и покрупнее…
Дон Отелу не стал вслух удивляться русской водке и блинам, мало ли чем шеф-повар решил попотчевать хозяина и его гостей. Он задумался о другом – чьи корабли готовы бросить вызов «владычице морей»? Выходило, что между угощением и темой разговора прослеживается связь. Обычный у дипломатов прием. Сорт поданного на королевском приеме вина может свидетельствовать о смене политической линии точнее, чем десять статей в газетах и заявления с парламентских трибун. Историю он знал неплохо, в том числе и о походе двух русских эскадр (Попова и Лесовского) к берегам САСШ в поддержку северян во время войны Севера против Юга был наслышан. Тогда англичане испугались. Сухопутная война была невозможна, а крейсерская в двух океанах сулила им больше потерь, чем выгод. Отчего бы и сейчас…
Тем более холодный огонь славянского напитка способствовал легкости мыслей и языка.
– За вами, господа, наверное, стоят очень серьезные силы? – спросил он, одновременно задумавшись, отчего с крайне ответственной миссией прислали такую молодежь. Оно, конечно, в начале карьеры и Александр Македонский, и Наполеон преклонностью лет не отличались, и все же…
«А вдруг это, – с любопытством и некоторым испугом подумал губернатор, – кто-нибудь из великих князей? Выполняют учебное задание перед тем, как занять несравненно высшие посты? Как бы и это поаккуратнее выяснить?»
– Силы? – переспросил Новиков с той же интонацией, что красноармеец Сухов про павлинов. – Вы в покер играете?
– С огромным удовольствием, только особенно не с кем…
– Сыграем, – пообещал Шульгин, – попозже.
– Каре тузов с джокером вас устроит?
– Неужели?
– За нами стоит организация, которой совершенно безразличны существующие геополитические расклады. Она выше национальных границ, правительств, традиций… Она самоценна, самодостаточна, сама на себя замкнута и в то же время открыта всем, кто примет ее ценности…
Сказано было заковыристо, но убедительно.
– Масоны? Иезуиты? – Что еще могло прийти в голову человеку девятнадцатого века, пусть и на самом излете, да еще и находящемуся в приятном подпитии?
– Иезуиты – к месту, – сообщил Шульгин, которому, по душевному сродству с Арамисом должность их генерала казалась интересной. – Давайте на этом и остановимся. Мы с вами – католики, англичане – подлые схизматики. Буры вообще протестанты, но это сейчас несущественно. Мы – иезуиты, и этим все сказано.
– А по-моему, розенкрейцеры – убедительнее. – Лариса подошла незаметно и несколько минут слушала забавный разговор.
– Тоже хорошо, – кивнул Воронцов. – Одним словом, ваше превосходительство, вы сейчас получили на руки очень хорошие карты, осталось ими правильно распорядиться…
