Глава 35

— Что ты помнишь?

Вопрос этот ввинчивается в мозг раскаленным сверлом — снова и снова, каждый раз доставая до новой болевой точки. Сам по себе голос, который задает его, ничем не примечателен — негромкий, блеклый, с едва заметным дефектом дикции. Однако при первых же его звуках хочется съежиться, обхватить руками колени и замереть в позе эмбриона.

Это не спасает. Вопросы повторяются, и под их градом я сжимаюсь все сильнее, будто одиночка в драке, которого повалили на землю и пинают ногами.

— Что ты помнишь, Террел?

— Сосредоточься, Террел!

— Почему ты молчишь, Террел?

Может быть, именно с тех времен я так невзлюбил свое имя? Из всех сотрудников интерната по имени меня называл только он. Баумгартен.

А что я, собственно, помнил?

Охваченный пламенем дверной проем — будто портал в ад. Там, за ним — чьи-то крики, топот ног и клубы черного едкого дыма. И чья-то рука с блестящим кольцом на безымянном пальце, бессильно скребущая ногтями по полу.

А еще раньше…

Большая, сильная ладонь, обхватить которую у меня не хватает пальцев. Он идет рядом — высокий, огромный. Чтобы заглянуть ему в лицо, нужно запрокидывать голову. В какой-то момент он наклоняется и — ух, дух захватывает! — я подлетаю верх. Но мне не страшно. В этих руках мне ничего не страшно.

— Посиди пока тут, папе надо поработать…

Этот голос куда желаннее и приятнее, но слышу я его редко. Так редко, что не успеваю толком запомнить, прочувствовать. И снова и снова хватаюсь за воспоминания о нем, будто за ускользающую из пальцев нить.

А еще раньше…

Я на полу рядом с рабочим столом отца. Тот сидит рядом, и я время от времени поднимаю голову в надежде, что он смотрит, как у меня получается. Крохотные неловкие пальцы старательно выводят на белом листе зеленую ящерку, изогнувшуюся буквой S. Картинку эту я откуда-то срисовываю, но там эта ящерка блестящая, металлическая, а моя — живая, с глазками. Вот только в моем воображении она получается куда красивее, чем получается изобразить. И я беру новый листок и рисую ее снова. И снова. И снова. Возле меня уже целая кипа изрисованных листков, и с каждого на меня глядит эта ящерка. Только она не железная, а каждый раз разного цвета. Мелков у меня много.

— Что ты помнишь, Террел?

Мало. Чертовски мало. Но я знаю, что раньше помнил больше. Другие эпизоды стерлись, отошли на второй план, затмеваемые страшной картиной пожара. И сеансы у Баумгартена не помогали восстановить их. Впрочем, и не должны были. Сейчас, в сознательном возрасте, я понимал, что у него была совсем другая цель.

Чтобы я все забыл.

Наверное, это правильно, и в этом и заключается терапия для детей с посттравматическим синдромом. Но я не хотел забвения. Я хватался за эти обрывки воспоминаний изо всех сил. Это было то немногое, что у меня было своего, и я не хотел, чтобы у меня отняли и это.

Проснулся я резко, так, будто кто-то залепил мне пощечину. Некоторое время лежал, тяжело дыша и глядя в потолок. Наконец, сел, опустил ноги на пол. Отер взмокшее от пота лицо. Да уж… Давненько я не видел этих снов. В детстве они повторялись чаще, буквально каждые две-три ночи.

Голова трещала — не то из-за того, что не получилось толком выспаться, не то из-за вчерашнего многочасового сеанса виртуальной реальности.

По дороге в санузел столкнулся в коридоре с Рико, старшим из Родригесом. Тот, похоже, только что вернулся с ночной смены и отмывался в душе. Обратно он шел голым по пояс, лямки комбинезона болтались на бедрах. Оказалось, что грудь и плечи его были сплошь покрыты сложной вязью татуировок. Без новомодных стереоэффектов, просто однотонная черная краска. Узоры каких-то индейских мотивов — угловатый геометрический орнамент, страшные рожи с выпученными глазами и высунутыми языками.

Он устало кивнул мне, как старому знакомому и прошел в свою комнату. Со спины его мне вслед поглядел разрисованный солнечный диск с языками пламени.

Стоя под струями прохладного душа, я прикидывал, как мне половчее спланировать сегодняшний день.

Сегодня мне нужно было отметиться в полицейском участке, и это я решил не откладывать в долгий ящик. А уж после разговора с Джулией нужно поискать дешевую альтернативу салону «Blue Ocean». К хорошему быстро привыкаешь, конечно, но в моем положении это опасно.

Участок с самого утра напоминал растревоженный пчелиный улей. Я назвал дрону, стоящему у входа, цель визита, и тот отправил меня к кабинету Джулии — прямо по коридору и направо. По левой стороне коридора был огороженный прозрачной перегородкой опен-спейс, в котором кишели добрые полсотни людей. В основном, судя по виду, мелкие правонарушители и граждане, обратившиеся в полицию с каким-то заявлением. Первых можно было определить по понуро опущенным плечам и кислым физиономиям. У некоторых на запястьях поблескивали широкие браслеты наручников. Заявители, наоборот, были крикливы и суетливы. Общаться им приходилось чаще всего с дронами, принимающими стандартизированные заявки. Однако суть заявлений порой с трудом вписывалась в предусмотренные формуляры — из-за этого и столько нервов.

Возле кабинета Джулии было куда спокойнее. Саму ее я даже не сразу узнал без уже привычной брони и мускульных усилителей. Правда, пантера была на месте — сидела возле рабочего стола в позе сфинкса, и на мое появление отреагировала движением ушных сенсоров.

— А, Фрост! С утра пораньше?

Джулия указала мне на стул напротив, сама же еще пару минут занималась своими делами. Стол перед ней был чист, но она, похоже, видела на его поверхности какие-то документы с помощью НКИ. Она скроллила их, перетаскивала с места на место, что-то печатала на невидимой клавиатуре. Я тихонько наблюдал за ней.

Без брони она казалась такой хрупкой. И вдобавок — на несколько лет моложе. Если бы не суровое выражение лица и глубокие морщинки, залегшие на переносице, ее можно было бы принять за мою ровесницу. Под глазами у нее залегли темные круги. Похоже, опять бессонная ночь.

— Ну, что, как освоился? — наконец, сделав паузу, спросила она.

Я пожал плечами. Рано было делать какие-то выводы. За эти первые три дня я мало что увидел. Большую часть времени провел либо в своей комнате, либо в виртуальной реальности. Познакомиться почти ни с кем не успел. А с кем успел — лучше бы и не знакомился…

В памяти всплыла зловещая усмешка типа со стальными зубами.

Рассказать о вчерашнем инциденте Джулии? Ничем хорошим это не кончится. В интернате стукачей, пытающихся решить конфликты с помощью взрослых, мягко говоря, недолюбливали. Здесь ситуация почти такая же. Мне нужно самому как-то решить вопрос с Ежами, не вовлекая в это дело полицию. Тем более что предъявить им особо нечего.

Однако Джулия, к моему удивлению, первой спросила меня о Ежах.

— У тебя с ними не было никаких конфликтов?

— Вчера вечером, — не стал отпираться я. — Остановили на улице. П-пытались развести на деньги.

— Хм… А до этого?

Я помотал головой.

— Почему вы сп-прашиваете?

— Самопальный шокер тебе в вирт-капсулу воткнул Дживс Ривера по прозвищу Томагавк. Состоял в группировке Ежей. Высокий парень, с тебя ростом. Бритоголовый, с металлическими имплантами на черепе. И татуировка у него на правой щеке, в виде индейского топора. Точно не сталкивался с ним раньше?

— Нет. Вп-первые слышу. И что он говорит? Зачем он…

— Да ничего он не говорит, — устало вздохнула Джулия. — Он мертв.

Сказала она это буднично, мимоходом, но меня будто из шланга холодной водой окатили. В глазах моих, видимо, застыл немой вопрос, потому что Джулия, взглянув на меня, нехотя добавила:

— Загнулся от передозировки. Но, мне кажется, тут что-то нечисто. Скорее это убийство, и работал профи. Куда больший профи, чем сам Ривера.

— А он…

— Да, за ним числились подобные грешки. Он был одним из самых опасных у Ежей. Правда, в банде состоял формально, больше действовал сам по себе.

— Но п-почему я?

— А это у тебя надо спросить, — раздраженно ответила Джулия.

Я ее не винил за эту вспышку — видно было, что она устала и издергана.

— Пока что картина складывается странная. Как это вижу я? Кто-то пытался тебя убить в первый же день после активации твоего гражданского статуса. Попытка была так себе. Явно торопились, в качестве исполнителя взяли чуть ли не первого попавшегося из местных. Но спустя сутки, вместо того, чтобы довести дело до конца, просто залегли на дно и подчистили следы. На этот раз куда аккуратнее. Возможно, это те же самые заказчики. А может, и нет.

Звучит одновременно и страшновато, и обнадеживающе. Если я до сих пор жив — возможно, это таинственные недоброжелатели отказались от своих планов. По крайней мере, на время.

— И что будет д-дальше?

— Я не ясновидящая! Одно могу сказать — со стороны полиции тебе, увы, рассчитывать не на что. Оба инцидента исчерпаны, дела по ним закроются в ближайшее время. Случай в игровом салоне пришлось оформить как акт вандализма. Тут я пошла навстречу хозяину салона — так он получит хоть какую-то страховку.

— А если они п-попытаются снова?

Она развела руками, не сводя с меня внимательного, изучающего взгляда.

— Тогда ты вряд ли что-то сможешь им противопоставить. Да и я тоже. Если только ты мне не поможешь. Ты точно ничего не утаиваешь от меня?

— Да т-точно! — огрызнулся я.

Я и сам начинал злиться. Она что, думает, я совсем идиот? Если бы у меня были хоть малейшие подозрения по поводу того, кто за всем этим стоит — я бы не геройствовал, а рассказал все, что знаю.

— А что ты можешь рассказать об Арнольде Баумгартене? — неожиданно спросила она.

— Он-то тут п-причем? — удивился я.

— Может, и не причем. Но сегодня ночью было совершено нападение на его квартиру. Все вверх дном. Похоже на обыск. Сам Баумгартен исчез, но в квартире мы нашли следы его крови.

— Он… он…

К горлу, как всегда, когда сильно волнуюсь, подступил комок, и мне сложно было выговаривать слова.

— Либо мертв, либо похищен, — холодно продолжила Джулия. О таких вещах она говорила спокойно и отстраненно, будто хирург об операции. — Делом занимаются детективы, подробностей я не знаю. Да если бы и знала — сам понимаешь… Но я была в самой квартире. Она на моем участке, так что я первой приехала на вызов. Судя по всему, нападавших интересовали записи Баумгартена. И это весьма странно, не находишь? Кому могли понадобиться записи детского психолога, работающего в сиротском интернате?

Смотрела она на меня так, будто я от нее что-то скрывал, но вот-вот должен сдаться под гнетом новых открывшихся фактов. На меня же накатил странный ступор. Все происходящее казалось каким-то нелепым кошмаром. Попытки убийства, похищения, трупы… Как меня так угораздило? И самое главное — что я сделал-то? Я не мог припомнить ничего такого, что можно бы послужить толчком для развития подобных событий. Зато некстати вспомнилась другая деталь.

— А его к-книжка?

— Книжка? — Джулия удивленно приподняла бровь.

— Некоторые записи он д-делал от руки. У него б-была такая синяя к-книжка записная…

— Бумажный блокнот?

— Да.

— Занятная привычка… Редкая по нынешним временам. Но, возможно, это зацепка. Хорошо. А что ты вообще можешь сказать о Баумгартене? У тебя же с ним был какой-то конфликт?

Вспоминать об этом не хотелось, но я понимал, что это важно.

Шесть лет прошло, и сейчас я и сам не знал точно, верно ли все истолковал тогда. На своих сеансах Баумгартен применял что-то вроде гипноза. Я проваливался в темноту, тело цепенело, и единственное, что поддерживало связь с реальностью — это его голос.

— Что ты помнишь, Террел?

От одного воспоминания об этом я вздрогнул. И почти сразу в памяти всплыли мерзкие ощущения от его касаний. В тот раз я очнулся во время сеанса от того, что Баумгартен нависал надо мной всей своей немалой тушей. Рубашка на мне была расстегнута, на губах был какой-то гадостный привкус. Сам психолог потом объяснял, что я напрочь вырубился, и ему пришлось делать мне искусственное дыхание. Но эта версия была довольно сомнительной, особенно если учесть, что видеозапись сеанса почему-то не велась. Хотя должна была.

Я не стал молчать. Тут же стали всплывать мелкие эпизоды, связанные с другими воспитанниками интерната. Началось внутреннее расследование, быстро вышедшее на более высокий уровень… Через полгода проверок Баумгартена, наконец, полностью оправдали и восстановили в должности. И с тех пор больше ноги моей не было в его кабинете.

Он, конечно, не простил мне той истории. Еще бы! Я его едва не уничтожил. Он мог бы лишиться лицензии, а скорее всего — еще бы и тюремный срок схлопотал.

Я в общих чертах пересказал все Джулии.

— Тебе ведь было года три-четыре, когда ты попал в интернат? То есть до этой истории ты уже несколько лет ходил на сеансы к Баумгартену?

— Нет. С младшей г-группой работала мисс Роджерс. Она уже вышла на п-пенсию. К Баумгартену я попал лет в д-девять. И у него были… д-другие методы.

Джулия озадаченно вздохнула, сделала несколько пометок у себя в виртуальном блокноте и сменила тему.

— Как у тебя с соседями? Не цапаешься с Родригесами?

— Нет.

— Насчет работы пробовал нащупать почву?

— Нашел п-подработку в одном вирт-проекте… — нехотя признался я. — «Наследие Странников».

— Хм… А это даже кстати, — неожиданно поддержала меня полицейская. — Начиная с этого полугодия наш округ подключили к социальному эксперименту. Всем безработным время, проведенное в виртуальной капсуле, оплачивается по минимальной зарплатной ставке, в довесок к пособию. Это сорок долларов в час. Плюс положительная динамика в социальном рейтинге.

— Что для этого нужно сделать? — оживился я.

— Подать заявку. Все делается онлайн. Вбей в поисковике «Социальная программа Blue Ocean». Потом эта заявка пойдет на согласование мне, как твоему куратору. Я, конечно, ее согласую. В общем, все это дело можно решить в течение дня.

— Никогда не п-понимал, зачем им это…

— Кому?

— Властям. И самой к-корпорации. Благотворительность?

Джулия снисходительно усмехнулась.

— Корпорация свое получит в любом случае. Просто не от абонентов, а напрямую из городского бюджета.

— Но ведь и людям тоже будут п-платить…

— Угу. О необходимости индексации пособий говорят уже года три. Ты-то после интерната еще неплохо устроился, по нынешним временам. У большинства безработных размер пособия — куда меньше твоего. А уровень самой безработицы, увы, растет год от года. Да ты и сам, наверное, уже понял, если просматривал списки вакансий. Сейчас можно найти только самую грязную и тяжелую работу, да и за ту придется побороться. В среднем по двадцать-тридцать претендентов на одну вакансию.

Я хотел спросить — раз уж городские власти решили увеличить размер пособий, то к чему вся эта возня с вирткапсулами? Не проще ли просто платить людям больше? Но не успел сформулировать вопрос, как ответ сам всплыл у меня в голове.

Да, проще, конечно. Но загоняя безработных «желтков» в игровые залы, власти убивают сразу двух зайцев. Они еще и убирают бездельников с улиц. И дают им некую иллюзию занятости. Те, кому на роду написано барахтаться у самого дна, в довесок к скудным подачкам получают суррогат новой жизни.

Впрочем, это куда лучше, чем ничего.

Ну, а корпорация во всей этой схеме, конечно, не в накладе. Новые постоянные пользователи — это новые вирткапсулы, новые игровые салоны и новые рабочие места для создателей грез.

— Если у тебя больше нет вопросов ко мне, то можешь идти, Фрост.

— Один. По п-поводу запроса о моих родителях…

Джулия шумно вздохнула, откинувшись на спинку кресла. После изрядной паузы покачала головой.

— Пока ничего. И… боюсь, я тебе тут не помощник. Извини. Если хочешь докопаться до своего прошлого — придется искать другой способ.

— Например?

Она пожала плечами.

— Зависит от того, что тебе удастся вспомнить.