Комментарий Ариадны Рокоссовской

Письмо от 11 декабря 1943 года:

«Дорогая Люлю! Только что вернулся из Киева, посылали меня туда в качестве представителя Ставки для проведения работы, связанной с неудачами на том направлении. Пишу в четыре часа утра, а в восемь часов уезжает Котик. Живем с Адусей хорошо. Она еще не работает, и думаю ее пока не посылать, пусть отдохнет. Самочувствие у нее хорошее, и у меня тоже. Живем дружно и ожидаем твоего приезда. К этому времени подготовим елку, а ты привези украшений. Дела идут посредственно, пока стремительных продвижений нет, но будут. Мы уже на новой квартире, в Гомеле. Комнатки поменьше, чем на старой, но жить можно. Приедешь – увидишь. И пока до свидания. Целую тебя крепко, твой Костя».

Письмо от 19 декабря 1943 года:

«Дорогая Люлю! Привет тебе от меня и Адуси. Живем хорошо и ожидаем твоего приезда. У прибывших к тебе с этим письмом узнай о состоянии дороги к нам. Надо ехать по шоссе Москва, Рославль, Довск. Игрушек на елку не бери. Мы здесь достали их много. Адуся спит, и будить ее не хочу. Передаю от нее большой тебе привет и тысячу поцелуев. Вот пока и все.

Приезжай, до свидания, крепко тебя целую, твой Костя.

Будешь ехать, одевайся теплее и на дорогу захвати пищи. Дорога зимняя. Придерживайся сибирской пословицы „Едешь на день, бери пищи на неделю“. До свидания. Привет Ане, Ларе и тем, кому найдешь необходимым передать».

В Гомеле впервые с начала войны семья Рокоссовских полноценно отпраздновала наступление Нового года у настоящей украшенной новогодней елки. Константин Константинович познакомил Юлию Петровну со своими боевыми друзьями Малининым, Казаковым, Орлом, Галаджевым. Как вспоминала Светлана Павловна Казакова, познакомившаяся с Василием Ивановичем именно в тот новогодний вечер, в штабе фронта ждали концертную бригаду, которая выехала, но, очевидно, где-то застряла. Светлана Павловна – талантливая пианистка, и об этом каким-то образом узнали в штабе фронта. Она получила приказ прибыть на празднование. «Наступил Новый год, артисты так и не приехали, и меня попросили сыграть на пианино „Землянку“, „Синий платочек“ и другие любимые всеми песни. Были и пластинки. Все танцевали», – вспоминала Светлана Павловна.

Оба удара – главные

К весне 1944 года наши войска на Украине продвинулись далеко вперед. Но тут противник перебросил с запада свежие силы и остановил наступление 1-го Украинского фронта. Бои приняли затяжной характер, и это заставило Генеральный штаб и Ставку перенести главные усилия на новое направление.

Зная обстановку, сложившуюся у соседа справа – Западного фронта, которым командовал генерал В. Д. Соколовский, и у соседа слева – 1-го Украинского фронта, которым теперь командовал маршал Г. К. Жуков, заменивший смертельно раненного Ватутина, мы приходили к выводу, что центр усилий будет перенесен на западное направление и предстоящая операция развернется в Белоруссии. Это позволило бы советским войскам кратчайшим путем выйти на очень важные рубежи и создало бы в последующем выгодные условия для нанесения ударов по противнику на других направлениях.

Словом, фронт жил в предвидении больших событий. Конечно, для проведения любой крупной операции необходимо время на подготовку. После разгрома неприятеля под Курском войска Центрального фронта, позже переименованного в Белорусский, прошли с боями огромное расстояние, остро нуждались в пополнении. Им нужно было дать дополнительно и технику, и боеприпасы, и горючее; требовалось подтянуть тылы и отставшие базы, организовать подвоз всего, в чем нуждались наши части и соединения, и, значит, в первую очередь восстановить разрушенные дороги и провести новые. Это и составляло предмет наших забот. Одновременно укреплялись достигнутые рубежи.

Ставка приняла решение о создании нового фронта между нашим и 1-м Украинским. Этот новый фронт огибал с юга Полесье до Владимир-Волынского и стал называться 2-м Белорусским, а наш фронт соответственно – 1-м Белорусским.

В марте Верховный Главнокомандующий пригласил меня к аппарату ВЧ, в общих чертах ориентировал относительно планируемой крупной операции и той роли, которую предстояло играть в ней 1-му Белорусскому фронту. Затем Сталин поинтересовался моим мнением. При разработке операций он и раньше прибегал к таким вот беседам с командующими фронтами. Для нас – сужу по себе – это имело большое значение.

1-му Белорусскому фронту предстояло действовать в общем направлении Бобруйск, Барановичи, Варшава, обходя Полесье с севера. Левым крылом фронт упирался в огромные полесские болота, что до крайности ограничивало возможность маневра. Для успеха операции требовалось теснейшее взаимодействие с войсками 2-го Белорусского фронта, а нас разделяла широкая полоса леса и болот. Вот такие соображения я и высказал Сталину, намекнув при этом, что было бы целесообразно передать нам и часть полосы, занимаемой нашим левым соседом.

Должен сказать, что еще до этого разговора со Сталиным мы у себя обсуждали такой вариант: объединение в одних руках всего участка от Быхова до Владимир-Волынского. Это давало нам огромные преимущества в маневре силами и позволяло смело решиться на организацию удара в обход Полесья как с севера, из района Бобруйска, так и с юга, из района Ковеля. Некоторых затруднений в управлении войсками можно было, конечно, ожидать, но это нас не смущало. У нас уже имелся опыт управления войсками в не менее сложной обстановке при ликвидации окруженной в Сталинграде группировки противника. Во всяком случае, легче было организовать управление объединенными силами, чем согласовывать взаимодействие с соседним фронтом при решении одной общей задачи.

Тут как раз в пользу нашего предложения сработал случай: на участке 2-го Белорусского фронта произошла неприятность – противник нанес удар и овладел Ковелем. Сталин предложил мне быстро продумать наш вариант объединения участков обоих фронтов, сообщить в Ставку и скорее выехать к П. А. Курочкину, командующему 2-м Белорусским фронтом, чтобы сообща принять меры для ликвидации прорыва противника. Забегая вперед, скажу: на месте мы убедились, что накануне крупного наступления нам невыгодно начинать частную операцию по освобождению Ковеля, и мы от нее отказались.

Вскоре последовала директива Ставки о передаче нашему фронту всего участка, охватывающего Полесье с юга, и находящихся на нем войск. Общая ширина полосы 1-го Белорусского фронта достигла, таким образом, почти 900 км. Редко в ходе Великой Отечественной войны фронт, имевший наступательную задачу, занимал полосу такой протяженности. Разумеется, и войск у нас стало больше. К двадцатым числам июня в состав нашего фронта входили десять общевойсковых, одна танковая, две воздушные армии и Днепровская речная флотилия; кроме того, мы имели три танковых, один механизированный и три кавалерийских корпуса.

В результате передислокации сил 2-й Белорусский фронт стал нашим соседом справа. Затем произошли дальнейшие изменения, пока не сложилась та структура фронтов, которая сохранилась до победоносного окончания войны.

По замыслу Ставки главные действия в летней кампании 1944 года должны были развернуться в Белоруссии. Для проведения этой операции привлекались войска четырех фронтов (1-й Прибалтийский – командующий И. X. Баграмян; 3-й Белорусский – командующий И. Д. Черняховский; наш правый сосед 2-й Белорусский фронт – командующий И. Е. Петров и, наконец, 1-й Белорусский). Ставка сочла возможным ознакомить командующих фронтами с запланированной стратегической операцией в ее полном масштабе. И это было правильно. Зная общий замысел, командующий фронтом имел возможность глубже уяснить задачу своих войск и шире проявить инициативу.

До перехода в наступление этой группы фронтов предполагалось провести последовательно операции, вытекающие одна из другой: сначала Ленинградским фронтом, затем Карельским, потом основную Белорусскую операцию и, наконец, операцию 1-го Украинского фронта.

Стремясь удержаться в Белоруссии, германское командование сосредоточило там крупные силы – группу армий «Центр», которой командовал генерал-фельдмаршал Буш (одна танковая и три полевые армии); в полосе предстоявшего наступления наших войск действовала также часть правофланговых дивизий 16-й немецкой армии из группы армий «Север» и танковые дивизии из группы армий «Северная Украина». Всего на фронте от Сиротина до Ковеля к 23 июня было 63 немецкие дивизии и 3 бригады, общей численностью 1 миллион 200 тысяч человек. Противник имел 9500 орудий и минометов, 900 танков и 1350 самолетов.

Против войск правого крыла нашего фронта оборонялась 9-я немецкая армия, она преграждала нам путь на Бобруйск. 2-я немецкая армия занимала оборону на протяжении 400 км в Полесье – против центра и левого крыла 1-го Белорусского фронта. На бобруйском направлении, где должны были наступать четыре армии правого крыла нашего фронта (3-я генерал-лейтенанта А. В. Горбатова, 48-я генерал-лейтенанта П. Л. Романенко, 65-я генерал-полковника П. И. Батова и 28-я генерал-лейтенанта А. А. Лучинского), у противника было 131 тысяча человек, 5137 пулеметов, около 2500 орудий и минометов, 356 танков и самоходных установок. Вражеские войска прикрывались с воздуха 700 самолетами. Кроме тактических резервов противник на брестском и ковельском направлениях имел оперативные резервы – до десяти пехотных дивизий. Следовательно, против нашего фронта располагалась мощная фашистская группировка.

Мы готовились к боям тщательно. Составлению плана предшествовала большая работа на местности, в особенности на переднем крае. Приходилось в буквальном смысле слова ползать на животе. Изучение местности и состояния вражеской обороны убедило в том, что на правом крыле фронта целесообразно нанести два удара с разных участков: один – силами 3-й и 48-й армий из района Рогачева на Бобруйск, Осиповичи, другой – силами 65-й и 28-й армий из района нижнее течение Березины, Озаричи в общем направлении на Слуцк. Причем оба удара должны быть главными. Это шло вразрез с установившимся взглядом, согласно которому при наступлении наносится один главный удар, для чего и сосредоточиваются основные силы и средства. Принимая несколько необычное решение, мы шли на известное распыление сил, но в болотах Полесья другого выхода, а вернее сказать – другого пути к успеху операции у нас не было.

Дело в том, что местность на направлении Рогачев, Бобруйск позволяла сосредоточить там в начале наступления силы только 3-й армии и лишь частично 48-й. Если этой группировке не помочь ударом на другом участке, противник мог бы не допустить здесь прорыва его обороны, у него осталась бы возможность перебросить сюда силы с не атакованных нами рубежей. Два же главных удара решали все проблемы: в сражение одновременно вводилась основная группировка войск правого крыла фронта, что было недостижимо на одном участке из-за его сравнительной ограниченности; противник терял реальные возможности маневра; успех, достигнутый пусть даже сначала на одном из этих участков, ставил немецкие войска в тяжелое положение, а нашему фронту обеспечивал энергичное развитие наступления.

Окончательно план наступления отрабатывался в Ставке 22 и 23 мая. Наши соображения о наступлении войск левого крыла фронта на люблинском направлении были одобрены, а вот решение о двух ударах на правом крыле подверглось критике. Верховный Главнокомандующий и его заместители настаивали на том, чтобы нанести один главный удар – с плацдарма на Днепре (район Рогачева), находившегося в руках 3-й армии. Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату, чтобы продумать предложение Ставки. После каждого такого «продумывания» приходилось с новой силой отстаивать свое решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представили.

– Настойчивость командующего фронтом, – сказал он, – доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надежная гарантия успеха.