4
Прошло время холодов, и весна распахнула свои объятия.
Вечерами было еще прохладно, и приходилось спать, укрывшись чем-то теплым. Но к полудню солнце припекало и заставляло снимать верхнюю одежду, которую надевали, когда шли на работу. Несмотря на тяжелый, порой изнурительный труд и усталость, настроение у большинства девушек было хорошим. Даже постоянное ощущение голода не могло его испортить!
А когда эти усталые, но всегда неунывающие и подшучивающие друг над другом, девчата возвращались с работы, даже раненые солдаты всех возрастов пытались крикнуть им вслед что-то веселое, приободрить их, пошутить, а иногда и громко и не всегда скромно оценить их внешность.
Чаще всего эти шуточки были обращены к Елене, чье обаяние заставляло утомленных военных перевоплощаться в улыбающихся «аполлонов», пытающихся обратить на себя внимание. Тонкий овал ее юного лица, большие серо-зеленые глаза, затененные ресницами редкостной длины, – без ресниц они казались бы нескромными, до того сияли безмерной молодостью и жаждой жизни! – чуть выдающийся вперед и придающий лицу выражение уверенности подбородок гордячки, стройные и крепкие ноги, высокая грудь и тонкая талия привлекали мужчин. Елена никогда не обижалась, даже если порой эти шутки носили несколько двусмысленный характер. Ведь этих, недавно побывавших в бою солдат можно было понять. Что им пришлось пережить – одному богу было известно!
Дело у Елены спорилось. Это заметил и начальник. Пожилой человек, много повидавший за свою нелегкую жизнь, легко мог отличить трудолюбивого и знающего, старающегося во все вникнуть человека от работающих спустя рукава. Ему было жаль этих девчат, которые часто болели и нуждались хоть в каком-то мало-мальском бытовом комфорте.
И когда возникла необходимость в формировании бригады по застеклению окон, он в первую очередь подумал о Елене. Туда набирали людей особенно аккуратных. Ведь стекло – один из самых страшных дефицитов. Помимо всего прочего нужно научиться работать со стеклорезом, правильно приготовлять замазку с четким подбором всех ингредиентов, виртуозно владеть стамеской при забивании гвоздей в рамы по краю стекол, учитывать множество других тонкостей.
Все это Лена умела делать – научилась, когда помогала строить землянки для родственников, бежавших от войны из разных городов страны.
После непродолжительного инструктажа начальника Елена первой приступила к остеклению восстановленного здания. Работа эта была не такой тяжелой по сравнению с той, что им приходилось выполнять ранее, но сосредоточенность и предельная аккуратность отбирали много сил. Причем нельзя было остановиться, не закончив полностью укрепления вырезанного стекла на раме, так как оно могло разбиться.
В один из жарких дней ей с подружками пришлось остеклять большую раму на высоте десяти метров.
Рабочий день подходил к концу, и девушки собрались уже уходить, хотя для закрепления стекла еще нужно было забить несколько гвоздей по периметру, а затем наложить замазку. Двоим здесь делать было нечего, и Елена отпустила свою напарницу:
– Можешь идти с девчатами, а я закончу одна и постараюсь догнать вас. И воду поставь в ведре греться – помыться хочу.
Подружка побежала догонять остальных. А Елена продолжала работать…
Вдруг внизу послышался скрипучий мужской голос, напоминающий звук заезженной пластинки на патефоне:
– Хватит вкалывать. Спускайся сюда. Угощу немецким шоколадом!
– Угостишь свою бабушку дома! – выкрикнула Елена и громко рассмеялась.
Через несколько минут она закончила работу, спустилась с лесов и быстро пошла в направлении бараков, где был «расквартирован» их молодежный отряд.
Вдруг кто-то ухватил ее за левую руку, и Лена увидела лицо незнакомого солдата. Оно было рябым и покрыто грубыми морщинами. На руке, ухватившей ее, как клещами, красовалась татуировка. Солдат сплюнул через губы (так это делали «блатные», в том числе и в их районе), и его тонкие губы выдавили вперемешку с матом:
– Сучка, не скачи, как коза, и не лыбься, как клоун в цирке! Пошли! – И он потянул девушку к покосившемуся сараю.
У Елены на глазах появились слезы. Она стояла как вкопанная и не могла проронить ни слова. Из оцепенения ее вывел грубый толчок в спину, от которого девушка чуть не упала. Это вывело ее из оцепенения, и Лена попыталась освободить руку и убежать. Но тут ее шею что-то больно укололо, и скрипучий голос произнес:
– Я проткну этим немецким штыком тебе глотку, если хоть пикнешь!
И ее ватные ноги, вопреки воле, стали двигаться в сторону сарая. Но в голове билась одна мысль: «Надо что-то делать! Надо что-то делать!..»
Подходя к двери, Елена улучила момент и вырвала левую руку, при этом правой порезалась об острие штыка, напоминающее длинный нож. Она выбила этот штык из руки обидчика и попыталась бежать, но зацепилась за торчащую арматуру и рухнула на землю. Насильник ударил ее прикладом по голове, и Елена потеряла сознание. Она не чувствовала, как на ней разрезали штыком одежду, как произошло то, что должно было совершиться по любви с Николаем…
Потом насильник попытался привести жертву в чувство, но не смог. Воровато оглядевшись, он быстрыми шагами пошел к себе в часть, которая стояла на переформировании. Довольно кряхтя, забрался на нары.
– Ты где пропадал так долго? – спросил его сосед.
– В раю! – ощерился «блатарь».
– Не понял?..
– А понимать надо так. Я только что отымел такую красотку из молодежного лагеря, что до сих пор летаю в облаках!
– Тише ты! Не дай бог услышат сибиряки из пополнения. Чалдоны – у них там с этим строго…
– Пусть слушают и завидуют!
– Как же ты ее уломал? Ей ведь лет семнадцать, а?
– Да чего там! Штык к горлу – и все уговоры! Удрать хотела, коза… Пришлось смазать по кумполу!
– Это ж насилие над малолеткой! – опасливо зашептал сосед.
– А мне плевать на закон! На войне нет законов. Так что и завтра – на охоту!
Весь этот разговор слышали двое парней, мобилизованных из Сибири.
– Ты все понял?
– Ага…
Только это и сказано было между ними. Да и о чем говорить, если дома у обоих остались младшие сестры?..
Утром «блатаря» нашли повесившимся. Осматривавший тело молодой врач, только-только окончивший медицинский институт по ускоренной программе, мог бы, наверное, обратить внимание и на синяки на запястьях самоубийцы, и на то, что на его шее кроме следа от веревки были еще какие-то следы. Мог, да не обратил – не криминалист же! Тем более что кореш самоубийцы – сосед по нарам – уверял, что покойник не раз выражал желание покончить счеты с жизнью…