5. Польская разведка и борьба с ней в условиях масштабной войны

Практически весь 1919-й и в первые месяцы 1920 г. Советская Россия и Польша с переменным успехом вели вооруженную борьбу за белорусские, литовские и украинские земли. Каждая из сторон прилагала максимум усилий для вскрытия планов и конкретных замыслов противника на ближайшую и среднесрочную перспективу. В этой связи следует, видимо, согласиться с утверждениями польских историков о некоторых преимуществах польской военной разведки перед нашими спецслужбами, что позволило ей лучше справляться с поставленной задачей. Речь прежде всего идет о наличии у поляков разветвленной системы радиоразведки и практически полном отсутствии таковой у штабов Красной армии и ВЧК. В 2003 г. в архивах были найдены документы польского бюро шифров, на основе которых мои польские коллеги подготовили ряд обстоятельных публикаций. Одним из ведущих специалистов здесь, безусловно, является профессор Института политических исследований Польской Академии наук Гжегож Новик. Он подготовил в 2004 г. монографию на сей счет, а через 6 лет переиздал ее дополненный вариант. На основе своих монографий Г. Новик опубликовал статью, которая в переводе на русский язык была помещена в сборнике, посвященном Рижскому мирному договору. Так как состояние радиоразведки не является непосредственно предметом моего исследования, то ограничусь лишь некоторыми сведениями из статьи польского историка для пояснения обстановки, сложившейся в сфере борьбы спецслужб в 1920 г.

Итак, с самого начала функционирования 2-го отдела ПГШ в его составе было организовано подразделение радиоразведки. Его возглавлял подполковник Кароль Болдескул, в Первую мировую войну руководивший радиоразведкой государств Антанты на Восточном фронте. Он лучше других знал, как работают радиосети Красной армии. Болдескул понимал, что в этой сфере остались работать старые кадры из числа офицеров царской армии и заменить их большевистскому командованию было некем. Следовательно, и метод их деятельности остался прежним, хорошо знакомым ему. Поэтому уже в конце 1918 г. польская радиоразведка достаточно успешно контролировала радиопереговоры между разного уровня штабами советских войск от Архангельска до Крыма, от Смоленска до Кубани и даже Сибири. Как утверждает Новик, Пилсудский располагал постоянной службой расшифровок агентурных и дипломатических телеграмм. В начале 1920 г. ячейки радиоразведки были созданы во всех штабах польской армии на Восточном фронте. К расшифровке перехваченных текстов привлекались выдающиеся представители польской математической школы. Руководил этой работой поручик Ян Ковалевский. Здесь добавим, что позднее именно он как высококлассный специалист был приглашен военным командованием Японии для создания в штабах этой страны подразделений радиоразведки.

Исходя из информации, имевшейся в распоряжении Новика, польское командование получило от радиоразведки в январе 1920 г. исключительно важное сообщение о перегруппировке большевистских войск у польской границы, что якобы свидетельствовало о планировавшемся наступлении. Однако из давно опубликованных директив командования Красной армии доподлинно известно, что ни о каком наступлении в это время вообще не шло речи ввиду очевидной слабости Западного фронта и в количественном отношении, и в плане снабжения всеми видами довольствия. Перегруппировку наших войск поляки, конечно же, вскрыли, в том числе и с помощью радиоразведки, однако интерпретировали ее неверно. Этот факт говорит о том, что польский историк несколько (если не во многом) переоценил роль этого вида разведки. Без зафронтовой агентурной работы ни польская, ни советская сторона обойтись не могли. Только сочетание всех видов разведки могло принести желаемый эффект в событиях, надвигавшихся по неумолимой логике достаточно длительного вооруженного противостояния.

В Варшаве 17–18 апреля 1920 г. состоялось объединенное совещание представителей разведывательных и контрразведывательных органов военного министерства Польши по вопросу о текущей политической ситуации, а фактически – о работе в условиях войны с Советской Россией и Украиной. Приближенный к Пилсудскому офицер легионов, член ПОВ со времени ее основания, а в это время один из руководящих работников 2-го отдела Генерального штаба капитан Б. Медзиньский попытался доступно объяснить предстоявшие события. «Мирное предложение, сделанное Польше со стороны России, – сказал он, – было несвоевременным. Ибо мир может быть заключен только тогда, когда одна сторона считает себя победителем, а другая признает себя побежденной… А так как иностранные государства и даже наша общественность не сознавала того, что фактически мы являемся победителями, то надо было перед началом мирных переговоров одержать победу над большевиками уже после их побед над Деникиным и Колчаком. Это соображение и было причиной того, что мы не спешили с установлением мира с большевистской Россией, несмотря на ее предложения… мы должны заранее иметь в виду, что мирный договор с Россией до тех пор будет существовать только на бумаге, пока будет сохранена русская армия. К ликвидации этой армии ведут только два пути: или демобилизация, или поражение на поле боя… мы должны стремиться к военному разгрому советской армии». Из этих слов сотрудникам спецслужб стало абсолютно понятно, что проделанная ими предварительная работа по созданию агентурных сетей в Советской России и на Украине рассматривается как исключительно важная для будущих побед. Надо полагать, что участники совещания транслировали идеи руководства своим подчиненным и во фронтовые структуры разведслужбы, призывая их максимально активизировать работу.

Многие советские политические руководители тоже осознавали неизбежность военного столкновения с Польшей. В. Ленин, выступая 25 февраля 1920 г. перед достаточно далекими от военной сферы людьми на Всероссийском совещании заведующих внешкольными подотделами губернских отделов народного образования, заявил следующее: «…у нас есть точные сведения, что Польша совершает перегруппировки войск, рассчитанные на наступление». В телеграмме члену Реввоенсовета Западного фронта И.С. Уншлихту, датированной 11 марта, председатель Совнаркома и вождь большевистской партии подчеркнул необходимость и своевременность «дать лозунг подготовиться к войне с Польшей». Лозунги, конечно же, были нужны. Однако реального укрепления войск Западного фронта пока не происходило. Об этом свидетельствует докладная записка командования фронта главкому Красной армии от 2 марта 1920 г. «Считаю себя обязанным, – писал командующий, – констатировать факт, что при известной слабости Запфронта, в связи с тем значением, которое в данный момент ему придается, и возможным переходом в наступление значительно превосходящих нас численно польских войск, Запфронту предстоит еще новая задача – удерживать приданный ему участок 12 армии без наличия реальных для сего местных сил». Нельзя сказать, что московские военные власти ничего не предпринимали для усиления Западного фронта, но это касалось в основном улучшения продовольственного и иного снабжения войск. По крайней мере, именно такая реакция из Москвы прослеживается по протоколам заседаний Реввоенсовета Республики за январь – апрель 1920 г.

В этой обстановке исключительную роль в плане обеспечения надежности наших войск, активной борьбы с разведкой неприятеля на фронте и в его собственном тылу должны были сыграть советские органы безопасности. В связи с этим представляется неверной позиция председателя ВЧК Ф. Дзержинского на тот момент. Так, в своем докладе на 4-й конференции губернских ЧК в начале февраля 1920 г. он воспротивился решению, предложенному его заместителем по Особому отделу В.Р. Менжинским, о прямом подчинении особых отделов местных ЧК Центральному аппарату. И это при том, что особые отделы на основании инструкции, подписанной самим же Ф. Дзержинским месяц назад, были признаны единственным органом контрразведки в системе ВЧК. Кроме того, как это ни покажется странным, но председатель ВЧК заявил о необходимости сконцентрировать внимание губернских ЧК не на подготовке к возможной работе в условиях войны с другим государством, а на чисто экономических вопросах. А особистов призвал усилить контроль за трудовыми армиями. Ни слова о реально надвигавшейся опасности войны с Польшей участники конференции от него не услышали.

Более того, 22 марта, менее чем за месяц до начала широкомасштабных боевых действий по отражению наступления поляков, Ф. Дзержинский подписал приказ «О текущем моменте и задачах органов ЧК». Казалось бы, именно в таком приказе должны быть поставлены задачи по борьбе с польской разведкой. Но ничего подобного в его тексте не содержалось. Об опасности со стороны западного соседа вообще не упомянуто. Заметим при этом, что Дзержинский на данное время – не только председатель ВЧК, но и председатель Особого отдела, на который возлагалась борьба с иностранной агентурой. Таким образом, можно говорить, что обозначилось некоторое расхождение позиций Дзержинского и Менжинского по организационным и тактическим вопросам. А могли ли их подчиненные в тех условиях объединить усилия для эффективного решения контрразведывательных задач в целом и по польской линии в частности? Я уже говорил, каковым было отношение в ВЧК к Особому отделу ЗФ на конец 1919 г. Он рассматривался лишь как резервный аппарат со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это отношение мало в чем изменилось к весне 1920 г.

Далеко не в самом лучшем состоянии находились и чекистские структуры на Украине, хотя им Дзержинский уделял особое внимание. После восстановления там советской власти при Всеукраинском ревкоме было организовано Управление чрезвычайных комиссий и особых отделов. Даже при активной помощи ВЧК к началу 1920 г. удалось лишь вновь организовать несколько губернских ЧК, в том числе Харьковскую, Киевскую и Одесскую. В декабре 1919 г. из Москвы в Курск специально командировали и путем принятия специального постановления Всеукраинским ревкомом назначили руководителем всех органов безопасности на Украине опытного чекиста, близкого к Ф. Дзержинскому человека – Василия Николаевича Манцева. Через несколько дней к нему прибыл в качестве заместителя бывший до этого начальником Особого отдела Московской ЧК Ефим Георгиевич Евдокимов. Оба они приобрели хороший опыт агентурно-оперативной и следственной работы в ходе выявления и ликвидации так называемой «Добровольческой армии Московского района» – военной составляющей крупнейшей за весь период Гражданской войны подпольной организации – «Национального центра». А вот с польской агентурой им сталкиваться пока не приходилось. Да и не с нее пришлось начинать.

На Правобережье чекистские органы были поглощены борьбой со свирепствовавшим петлюровским бандитизмом и атаманщиной, оказанием помощи в установлении твердой власти на местах. Что касается Левобережной Украины, то здесь приходилось уделять основное внимание выявлению агентуры, оставленной деникинскими разведорганами. И, тем не менее, чекистским органам на Украине весной 1920 г. удалось вскрыть и ликвидировать разведывательно-диверсионную сеть ПОВ в ряде городов. Однако нельзя и преувеличивать значение этого факта. Ведь успеху во многом способствовал случай, а не профессионально организованная разработка. Тотального разгрома структур ПОВ, этой шпионско-диверсионной сети польской разведки, не произошло. Реальная картина проведенной операции возникает при изучении найденных мной архивных документов. Так, активная работница ПОВ в Киеве Мария Недзвяловская (псевдоним «Навроцкая») была арестована только в августе 1920 г. и не на Украине, а в Пскове после перехода границы. На допросе в Особом отделе ВЧК она показала, что при взятии Киева польскими войсками 6 мая того же года в городе сохранялась достаточно крупная группа ПОВ, связанная с разведкой нашего противника. Сама Недзвяловская до этого служила по заданию ПОВ в киевском военкомате, где добывала разведывательную информацию. С приходом в Киев поляков она и еще несколько членов ПОВ, не раскрытые и не подвергшиеся аресту чекистами в марте, легализовались, привели в порядок архивы организации и переправили их в Варшаву. А сами они вскоре были зачислены в штаты 2-го отдела ПГШ или подчиненных ему армейских органов. Некоторые члены ПОВ остались в Киеве для продолжения подпольной работы после отступления войск противника.

С началом активных боевых действий на Украине в столицу республики прибыл (5 мая 1920 г.) председатель ВЧК Ф. Дзержинский. Приказом Реввоенсовета Юго-Западного фронта от 29 мая он назначается начальником тыла фронта. Эта должность предполагала не выполнение снабженческих функций, а руководство обеспечением безопасности тыла Красной армии, организацию борьбы с политическим бандитизмом, заговорами, восстаниями и подавлением активности польской агентуры. Удивительно, но в своем интервью сотруднику «Укрроста» 9 мая Дзержинский ничего не сказал о борьбе с польской разведкой и конкретно с ПОВ как ее нелегальным аппаратом. Он отметил лишь необходимость усиления борьбы против кулацко-петлюровских и махновских элементов. Вместе с тем ему представилось важным остановиться и однозначно подчеркнуть, что репрессии к гражданам Польши на Украине не будут применяться, «если только они не окажут солидарности и поддержки тому польскому правительству, которое ведет теперь наступление на наши республики…». По большому счету, данное заявление, с одной стороны, создавало некую почву для облегчения работы по приобретению агентуры среди поляков, а с другой – способствовало удержанию лиц этой национальности от участия в противосоветской деятельности.

Несмотря на огромное количество проблем по линии ВЧК и других учреждений в Москве, Дзержинский несколько раз продлевал пребывание на Украине, понимая важность своей работы в данном регионе. В письме к председателю СНК В. Ленину от 26 июня 1920 г. руководитель ВЧК писал: «Мое пребывание здесь усиливает темп работы ЧК, и мне кажется, что дальнейшее пребывание необходимо… Я думаю побыть здесь еще недели две, потом на неделю вернуться в Москву, чтобы затем приехать сюда обратно. Буду ждать решения ЦК». Работу чекистов по всем направлениям тормозило отсутствие поддержки украинских большевиков. Это очень беспокоило Дзержинского. В связи с этим нельзя обойти вниманием некоторые его соображения, высказанные в письме к своему заместителю И.К. Ксенофонтову 14 мая. «Нашим ЧК, – писал он, – приходится в общем работать здесь как в чужой стране. Местные заскорузлые коммунисты стараются выжить приезжих, наблюдают за каждым их шагом и стараются выжить». Здесь следует добавить, что местные партийцы были не только украинской, но и польской национальности. Поэтому Дзержинский требует от Ксенофонтова мобилизовать и прислать к нему на Украину «всех (выделено мной. – А.З.) поляков-чекистов». Такое указание диктовалось обстановкой, однако уместно задать и вопрос: а какими кадрами тогда следовало укомплектовывать Особый отдел Западного фронта и прифронтовые органы территориальных ЧК? Где было взять людей другой национальности, но со знанием польского языка? Это была колоссальная проблема для аппаратов контрразведки, нерешенность которой напрямую сказывалась на эффективности борьбы с агентурой спецслужб противника. А вот у поляков было достаточно людей, хорошо владевших русским языком, имевших связи в городах Советской России и Украины. Это необходимо учитывать при оценке работы чекистских аппаратов.

Развитие военной и оперативной ситуации подтолкнуло Ф. Дзержинского к выработке указаний по тактике оперативных и репрессивных действий в условиях продолжавшейся войны с Польшей. В частности, 26 июня 1920 г. он написал в Москву своему заместителю по ВЧК о необходимости не брать в концентрационные лагеря поляков в качестве заложников, а только как заподозренных в проведении шпионажа, саботажа и диверсий. Понятие «заложник», по мнению председателя ВЧК, несло в себе элемент наказания невиновных за преступления сородичей. А это давало повод для агитации против советской власти. В начале июля Дзержинский потребовал подготовить и разослать в заинтересованные органы циркуляр об усилении оперативной работы в отношении ксендзов. По данным, имевшимся тогда в распоряжении руководителя ВЧК, они играли важную роль в организации шпионажа и заговоров. В циркуляре предлагалось указать на необходимость взятия всех ксендзов на учет и под наблюдение. Следовало, по мысли Дзержинского, вербовать женщин-католичек и посылать их в костелы с целью проникновения в ксендзовскую конспирацию. Данную работу должны были непосредственно проводить особые отделы.

В связи с такой постановкой вопроса стоит напомнить внимательному читателю литературы по истории ВЧК о позиции руководителя органов безопасности на 1-м съезде особых отделов всего полгода назад – в декабре 1919 г. Тогда он не просто не поддержал начальника Особого отдела 12-й армии И. Апетера и других особистов, отстаивавших необходимость применения агентурного метода в работе как системы, а фактически обвинил их в отходе от моральных принципов революционеров. Однако обстановка изменилась, и пришло осознание того, что иначе как с применением именно такого метода с вражеской подрывной деятельностью, прежде всего с разведывательно-диверсионной активностью иностранных спецслужб, бороться невозможно.

В связи с поездкой Дзержинского на Украину может возникнуть еще один вопрос: почему он избрал именно данный регион? Ведь боевые действия практически одновременно развернулись и в Белоруссии, на Западном фронте, куда незамедлительно выехал председатель РВСР Л. Троцкий. Некоторые историки у нас в стране и в Польше даже утверждают, что на западном направлении уже весной 1920 г., еще до начала активных боевых действий, планировался и готовился поход на Варшаву для советизации Польши при помощи «красных штыков». Казалось бы, вполне логичным и реально необходимым было нахождение именно здесь председателя ВЧК, члена ЦИК Коммунистической рабочей партии Польши и (с июля 1919 г.) Временного революционного комитета Польши. Да и помогать местным чекистам нужно было не меньше, чем украинским. Объяснение, на мой взгляд, следует искать в сложившейся на Украине ситуации: 1) разгул политического и уголовного бандитизма; 2) белогвардейская угроза с юга, со стороны войск генерала Врангеля; 3) малоэффективная работа местных кадров, включая и партийные; 4) исключительное значение Украины в целом и Донбасса в частности для экономики и продовольственного снабжения страны. Надежность некоторых воинских частей была сомнительной. Известен факт, что 23 апреля две галицийские бригады, занимавшие оборону на участке 14-й армии, подняли антисоветский мятеж. Для его ликвидации командованию Юго-Западного фронта пришлось использовать резервы этой и часть резервов 12-й армии.

А какова была обстановка и в каком состоянии к началу активных боевых действий находились чекистские органы и органы военной контрразведки на западном направлении? Как известно, польские войска 5 марта 1920 г. нанесли удар на стыке Западного и Юго-Западного фронтов. Они сумели в короткий срок захватить Мозырь, Калинковичи, а затем и Речицу. Это была ограниченная конкретным районом операция. Основное наступление началось 25 апреля. Однако поляки не застали части Красной армии врасплох. Еще 9 апреля командование Западного фронта издало директиву о приведении войск в полную боевую готовность и о необходимости быстрейшей разработки плана действий на случай наступления поляков. Командующим армиями вменялось в обязанность усилить разведку и поднять бдительность всех военнослужащих. С этой директивой были ознакомлены начальники соответствующих армейских особых отделов и приступили к реализации необходимых мер. Что же касается особых отделов губернских ЧК, то далеко не везде просматривались отмобилизованность и резкая активизация работы. И это при том, что на основании инструкции Особого отдела ВЧК от 3 февраля 1920 г. все особые отделы местных ЧК должны были в оперативном плане подчиняться армейским или фронтовому органу военной контрразведки и действовать по их приказам. На деле положение было не так однозначно. Особый отдел ВЧК сохранял за собой право напрямую давать указания губернским особым отделам. Однако многие председатели губернских ЧК одномоментно не избавились от претензий, однозначно высказанных в начале февраля 1920 г. (на 4-й конференции чекистских органов), на руководство всеми своими отделами, включая и особый. Здесь не трудно увидеть предпосылки для некоторого параллелизма в работе контрразведчиков и даже противодействия армейских и территориальных особистских аппаратов друг другу. Даже в мирных условиях такое положение негативно сказывалось на проведении оперативных мероприятий, а в условиях войны отрицательный эффект значительно усиливался. В отличие от Западного фронта на Украине этого удавалось по большей части избегать. Манцев являлся там начальником Управления ЧК и особых отделов, то есть был единоначальником по чекистской линии. Более того, еще в декабре 1919 г. его назначили одновременно и начальником Особого отдела Юго-Западного фронта.

Несмотря на имевшиеся трудности организационного плана, руководство Особого отдела ВЧК в лице Менжинского приняло решение (в преддверии возможного наступления войск восточного соседа) осуществить масштабную превентивную операцию по полякам. В особые отделы Западного, Кавказского фронтов, 12-й, 13-й, 15-й, 16-й армий, Харьковской, Казанской, Саратовской, Нижегородской, Омской, Ростовской, Гомельской, Полоцкой, Могилевской и Витебской губчека 22 марта 1920 г. поступило циркулярное письмо, предписывавшее провести массовые обыски в польских организациях, подозревавшихся в шпионской и иной враждебной деятельности. Одновременно должны были быть предприняты меры по нейтрализации возможных публикаций негативного свойства в прессе. Операция была реализована в короткие сроки. В Петрограде, к примеру, чекисты задержали более 180 человек. Но в северной столице шума вокруг операции избежать не удалось. Верующие-католики организовали бурный митинг из-за ареста архиепископа всех католических приходов в России Иоана Цепляка. Задержаниями воспользовались и польские подпольщики. В некоторых людных местах появились рукописные листовки за подписью и печатью некоего «Коменданта ПОВ» с угрозами в адрес центральных и местных советских властей. «Мы более чем уверены, – заявлялось в тексте листовки, – что наше Правительство сумеет должным образом оценить этот факт (арест Цепляка и других поляков. – А. З.) и даст достойный ответ». Эти листовки подтолкнули чекистов к организации розыска «коменданта» и его подчиненных, поскольку к началу апреля у них не имелось информации о наличии в городе ячеек ПОВ, а фактически разведывательно-диверсионной сети польской разведки. Лишь через несколько месяцев будет арестован резидент 2-го отдела ПГШ, выдавший всю свою агентуру. Об этой удачной операции будет сказано ниже, пока лишь добавим, что тогда чекистов уже не интересовала возможная причастность его к распространению листовок.

Вероятно, именно в ходе предписанной Особым отделом ВЧК массовой операции контрразведчики Западного фронта натолкнулись на агентурную сеть польской разведки в Витебске. В ее состав был внедрен агент Особого отдела, и с его помощью выявили многих участников подпольной организации, а также конкретные факты шпионажа, подготовки диверсий и террористических актов. Арестовано было около 30 человек, которые предстали перед судом военно-революционного трибунала. Практически одновременно удалось раскрыть польскую подпольную организацию в Гомельской губернии. Здесь арестовали 50 ее участников. Понятно, что не все арестованные вели активную подрывную деятельность. Но нет сомнения в том, что вербовочная база польской разведки была в определенной степени подорвана. Таким образом, можно определенно говорить об успешных упреждающих действиях советских военных контрразведчиков и чекистов из территориальных органов госбезопасности до начала масштабных боевых действий.

Достаточно тяжелое положение на Юго-Западном фронте вынудило советское руководство сконцентрировать свое внимание на польской угрозе. Ряд важных вопросов в этом плане был поставлен и разрешен на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 28 апреля 1920 г. В начале мая Политбюро еще несколько раз заседало по вопросам военной проблематики. Было решено усилить состав военных и партийных работников на Западном фронте. В обращении ВЦИК и ЦК РКП(б) от 6 мая говорилось следующее: «„Все для фронта“ – вновь должно стать нашим лозунгом и остаться им до того момента, покуда польская шляхта не откажется от кровавой попытки установить свою власть над русскими и украинскими крестьянами и рабочими».

Советское руководство принимало беспрецедентные меры для отпора врагу. Пришлось пойти даже на создание при главкоме Вооруженных сил Республики Особого совещания для обсуждения мер борьбы с наступавшими польскими войсками. Этот орган возглавил выдающийся военачальник периода Первой мировой войны генерал А.А. Брусилов. Он привлек к работе совещания еще нескольких известных генералов. Безусловно, это была «головная боль» для сотрудников Особого отдела ВЧК, поскольку приходилось только надеяться на чувство патриотизма генералов царской армии – членов совещания. Военным контрразведчикам лишь несколько месяцев назад удалось раскрыть подпольную организацию «Национальный центр» и ее военную составляющую – «Добровольческую армию Московского района», в которой состояли и руководили подготовительной к восстанию работой несколько бывших генералов. Понятно, что принимались усилия по внедрению в окружение членов совещания осведомителей. Но это были, как правило, военнослужащие низкого ранга, а некоторые даже состояли членами Компартии. Работать по генералам им было сложно, поэтому чекистам приходилось довольствоваться лишь поверхностной информацией. Можно только предположить, что именно в это время был установлен контакт Особого отдела ВЧК с членом Особого совещания генералом от инфантерии А.М. Зайончковским. По имеющимся сведениям, он реально стал секретным сотрудником органов госбезопасности в 1921 г. Однако чекисты могли обратить на него внимание годом ранее в связи с тем, что генерал являлся поляком по национальности и к нему, что вполне возможно, были вербовочные подходы польской разведки. А члены Особого совещания были полностью осведомлены о замыслах и конкретных планах командования Красной армии.

Скрытой до времени угрозой большевистские руководители считали и привлечение на Западный фронт бывших царских и белых офицеров, хотя обойтись без них было нельзя. Тогда Политбюро ЦК РКП(б) на своем заседании 4 мая 1920 г. приняло специальное решение: поручить ВЧК наблюдать за работой офицерских кругов, которые будут втягиваться в борьбу с поляками, исходя из своих мотивов. Ясно, что это относилось и к генералам – членам Особого совещания.

Четкая работа тыла тоже была очень важной составляющей. ВЦИК и Совета Труда и Обороны (СТО) приняли 11 мая декрет «О проведении необходимых мер в связи с наступлением белополяков». В тексте декрета указывалось на введение военного положения в 24 губерниях европейской части страны, включая Московскую и Петроградскую. Революционным трибуналам предоставлялись права революционных военных трибуналов в плане применения репрессий вплоть до высшей меры наказания. За два дня до принятия указанного декрета произошел мощный взрыв артиллерийских снарядов, хранившихся на складах, предназначенных для Западного фронта. Судя по официальным сообщениям газет, безотлагательно была создана специальная комиссия по расследованию произошедшего. По ее распоряжению Особый отдел ВЧК произвел аресты лиц из числа ответственных служащих складов. Всего тогда задержали около 150 человек. Некоторые из них имели польские корни. Безусловно, главной версией взрыва был диверсионный акт польских агентов. Насколько мне известно, подтвердить это не удалось. Вскрылись факты преступно-халатного отношения работников Главного артиллерийского и Главного военно-инженерного управлений, а также администрации складов к их охране и противопожарной безопасности. По крайней мере, именно этим объясняет взрывы автор книги «Военные чекисты» генерал-майор КГБ СССР С. Остряков, имевший доступ к архивным материалам по этому вопросу. Иной точки зрения придерживался один из первых историков, изучавших деятельность ВЧК, – П.Г. Софинов. Он утверждал, что именно польские диверсанты устроили взрыв. К их активности он отнес и произошедший через месяц поджог склада военного имущества в Зареченском районе Тулы. Софинов подвел и некий итог подрывной (в прямом смысле этого слова) работы польской агентуры за май 1920 г. – около 20 уничтоженных диверсантами военных объектов.

Так или иначе, но высшие советские власти приняли еще ряд решений, направленных на обеспечение охраны тыла действующей армии. В частности, 28 мая ВЦИК и Совет Труда и Обороны «ввиду усилившейся работы агентов польской шляхты в тылу Красной армии и в центре страны, ввиду ряда поджогов, взрывов, а также всех видов саботажа» постановили усилить режим военного положения и предоставить органам ВЧК права военных ревтрибуналов в отношении всех преступлений, направленных против военной безопасности нашего государства. Теперь чекистские органы могли самостоятельно выносить приговоры в отношении лиц, устроивших взрывы, поджоги, занимавшихся шпионажем, совершивших факт измены, а также допустивших нерадение в организации охраны складов и других военных объектов. ВЧК опубликовала в газетах следующее предупреждение: «Польская шляхта и белогвардейцы поднимают голову, хотят нанести в тылу удар нашей военной мощи, подорвать нашу боеспособность. Наша задача – уничтожить всех негодяев. ВЧК объявляет всем предателям, поджигателям и шептунам из подворотни беспощадную войну…». Важный для чекистов приказ был подписан 10 июня 1920 г. Он развивал общие указания упомянутого выше декрета об объявлении некоторых губерний на военном положении. В нем губернским ЧК предписывалось «арестовывать опасных и вредных лиц польской национальности и объявлять их заложниками, представив списки в ВЧК». Кроме того, надлежало отстранить от ответственных должностей поляков, за исключением лиц, о которых будут представлены серьезные гарантии президиумом Губернского комитета РКП(б). Через неделю последовал еще один приказ, требовавший усилить работу по борьбе с подрывными элементами, включая и польскую агентуру. Кстати говоря, оба приказа подписал заместитель председателя ВЧК И.К. Ксенофонтов. Что называется – проснулся.

Более оперативно действовало командование Западного фронта. Разрабатывая планы активной обороны и наступления, оно решило провести генеральную «чистку» тыла от дезертиров и вообще «вредного элемента», включая и высылку за тыловую линию лиц польской национальности. Думается, что это решение созрело не без рекомендации фронтового Особого отдела. В итоге на основании приказа Реввоенсовета были созданы специальные комиссии, в состав которых входили представители военной контрразведки. Как выяснил белорусский историк М. Анисяев, не только у военных, но и среди чекистов не было единого мнения о категориях выселяемых. К примеру, в Витебске комиссия в составе заместителя начальника Особого отдела 15-й армии – начальника его активной части С.С. Турло, представителя губернской ЧК и начальника гарнизона предложила учесть всех лиц польской национальности в возрасте от 16 до 60 лет. Однако присутствовавший на заседании, но не входивший в состав комиссии работник Центрального аппарата ОО ВЧК Ю. Маковский категорически настаивал на регистрации, а следовательно, и высылке такого же возраста литовцев. Пришлось вмешиваться Особому отделу ВЧК, разъяснившему ошибочность предложения Маковского. На следующий день в витебских газетах был опубликован приказ об обязательной регистрации поляков указанного возраста. Неисполнившие приказ считались белогвардейскими шпионами и карались по законам военного времени. Не подлежали высылке только поляки – члены РКП(б).

Еще до начала активных боевых действий Особый отдел фронта начал пополняться новыми кадрами. Начальником Особого отдела ЗФ был назначен И.А. Апетер, руководивший до этого ОО 12-й армии. Он начал свой путь в военной контрразведке еще в 1918 г., называвшейся тогда Военным контролем. Там работали консультанты из числа офицеров царской армии, и Апетер воспринял от них многие основы деятельности секретной службы. Поэтому, в частности, он являлся горячим сторонником внедрения в практику агентурного метода работы, призывал своих коллег, да и руководство ОО ВЧК, развивать такое направление, как зафронтовые мероприятия по внедрению в спецслужбы врага. Для 1920 г. это были прорывные идеи, реализация которых гарантировала подъем эффективности в борьбе с разведывательно-подрывной деятельностью противника. На новом посту Апетер стал активно внедрять в оперативную практику свои соображения. В этом его всячески поддерживал член Реввоенсовета фронта, куратор Особого отдела и военной разведки И. Уншлихт. Именно ему в конце июня начальник Особого отдела направил докладную записку о причинах невыполнения некоторых заданий. Как писал Апетер, в период короткого затишья на линии фронта замерла и работа аппарата военной контрразведки. Однако произошло это не из-за отсутствия разного рода враждебных проявлений, а вследствие перевода отдельных чекистов в другие органы фронтового и армейского управления. «Количество сотрудников, – писал Апетер, – было сведено до минимума, самый подбор сотрудников весьма неудовлетворительный». Но летом 1919 г. приток свежих работников стал ощутимым – личный состав увеличился впятеро, однако и работы прибавилось во много раз в связи с боевыми действиями.

Еще один вопрос поднимал Апетер из разряда вроде бы и не главных – об отсутствии помещения для нормальной работы и жилья личного состава. К примеру, сотрудники жили в смоленской тюрьме, в камерах, спали рядом с арестованными по двое на арестантских нарах. А от них требовали максимальной отдачи на работе, рабочий день был не нормирован, продолжался порой по 10–15 часов. И это при том, что в городе трудились, не особо напрягаясь и не перерабатывая, представители других органов фронтового управления, не говоря уже о гражданском персонале. Апетер просил Реввоенсовет приравнять сотрудников Особого отдела к военнослужащим для получения продовольственного пайка, поскольку чекисты практически голодали. Все это не могло не влиять на работоспособность аппарата Особого отдела.

Теперь обратимся к развитию ситуации на фронтах. Войска Западного фронта должны были 14 мая начать наступление для оказания помощи Юго-Западному фронту, отходившему под натиском превосходивших сил противника. Это решение командования начали реализовывать. Однако не все складывалось удачно после нескольких первых дней наступления. Польское командование подготовило превентивный контрудар 17 мая, чтобы сорвать наступление советских частей. Дальнейшее развитие военных действий подробно и многократно описано в исторической литературе. Заметим лишь, что отсутствие необходимых резервов затормозило движение вперед 15-й армии. А 16-я армия, встреченная мощным контрударом противника, была отброшена назад за Березину. Авторы труда «Советская Россия и Польша. 1918–1920 гг.», выпущенного несколько лет назад Институтом военной истории, кратко и четко описали случившееся: «Причины неудачи майской операции Западного фронта, несмотря на предпринятые экстренные меры по его укреплению, коренились в недостатке сил и средств, особенно фронтовых резервов, отсутствии устойчивого управления войсками и слабой работе тыла». В то же время в данной монографии указано, что поляки имели надежную развединформацию о планах советского командования, хотя подтверждающих этот тезис сведений авторы не приводят. Фактически, пусть и не явно, они указывают на недоработку отечественной контрразведки в лице особых отделов фронта, армий и губернских ЧК. Возможно, имелись в виду успешные действия польской радиоразведывательной службы, перехватившей и расшифровавшей многие депеши советских штабов, о чем я упомянул ранее. А что касается подавления активности польской агентурной разведки, то полностью ее парализовать было невозможно, принимая во внимание разветвленность нелегальных сетей ПОВ, связанных со 2-м отделом польского Генштаба, и соответствующих структур фронтов и армий противника. К сожалению, советская военная разведка не могла по многим причинам сравниться с польской в массовости и оперативных возможностях своей агентуры.

Неудачи Красной армии казались временными, о чем свидетельствуют подготовленные Л. Троцким и опубликованные 23 мая от имени ЦК РКП(б) тезисы «Польский фронт и наши задачи». Следует обратить внимание на прогнозную часть документа. В частности, в тезисах говорилось, что Польша «загнала себя в ловушку. Ибо исход предстоящей борьбы не может оставить места сомнениям. Шляхта и буржуазия Польши будут разгромлены. Польский пролетариат превратит свою страну в социалистическую республику». Для польских властей это недвусмысленно указывало на намерение соседнего государства «принести революцию на штыках». Основа для мобилизующей атаки польской прессы и всего пропагандистского аппарата на население страны и войска была более чем прочная. Троцкий, его сторонники в военном ведомстве и леваки в Компартии Польши не хотели осознавать реальности – националистические чувства возобладают над классовыми интересами при продвижении Красной армии в глубь этнической территории Польши. Это и произошло. В рамках моего исследования данный факт приходится выделить особо, поскольку всплеск националистических настроений затронул, да и не мог не затронуть, польские разведывательные службы и значительную часть агентуры – членов ПОВ.

В последнем пункте тезисов от народных комиссариатов, а следовательно и ВЧК, требовалось созвать совещания для подготовки планов содействия Западному фронту. Понятно, что все сказанное относилось и к Юго-Западному фронту, противостоявшему польским войскам на Украине. Пока в архивах не удалось разыскать разработанного плана по линии ВЧК, впрочем, также как и планов особых отделов фронтов. Скорее всего, чекисты, в отличие от военных, вообще в тот период времени не увлекались построением масштабных планов. Да и основы для их создания в виде подготовленных к реализации агентурных разработок, информации от проникших в польские спецслужбы разведчиков и даже полной картины дееспособности (включая и достаточность кадрового состава) своих органов на фронтах и в прифронтовых губерниях не имелось. Действовать приходилось ситуативно при получении иногда даже случайно поступивших данных.