В Советской России и на Украине в конце 1918 – начале 1919 г. контрразведывательные службы только становились на ноги. Следует отметить, что существовавшие органы Всероссийской ЧК не имели функции борьбы со шпионажем. Аппараты же военной контрразведки переживали трудный период реформ, впрочем, как все центральные и фронтовые учреждения руководства армией. Один из ведущих исследователей истории отечественной контрразведки И.И. Васильев совершенно справедливо отмечал: «После заключения Брестского мирного договора Наркомвоен приступил к ликвидации штабов фронтов и армий. Вместе с ними в марте – апреле 1918 года прекратили свое существование все контрразведывательные учреждения старой армии. Право на дальнейшее существование Наркомвоен сохранил лишь за центральным органом – контрразведкой Генерального штаба». Исполнявший обязанности главковерха А.Ф. Мясников еще 15 декабря 1918 г. издал фатальный для контрразведывательных отделений приказ № 986. В нем конкретно отмечалось следующее: «Военная контрразведка в действующей армии существенно необходима в период боевых действий… В наступивший период перемирия и ведения мирных переговоров органы контрразведки, имея меньшую напряженность работы, могут быть значительно сокращены и упрощены без существенного вреда для дела». Данное требование приказа никак нельзя отнести к разряду взвешенных, вытекающих из обстановки выводов. Налицо абсолютно волюнтаристское решение человека, не сведущего в деле борьбы со шпионажем и другими видами подрывной деятельности противника. От начала переговоров до подписания Брест-Литовского мирного договора пройдет еще более трех месяцев, что в революционных условиях достаточно большой срок. Тогда никто не мог гарантировать того, что у немцев не появится желание осуществить наступательные операции. Существования потенциальной опасности со стороны поляков, ввиду отсутствия их самостоятельного государства, никто не предполагал.
Вновь организуемые советскими военными властями управленческие структуры постоянно видоизменялись. Вместо Западного фронта старой армии были образованы Западный участок отрядов завесы (ЗУОЗ) и его штаб. Все участки Завесы подчинялись Высшему военному совету (ВВС) во главе с бывшим царским генералом М.Д. Бонч-Бруевичем. Этот военачальник, уделявший с начала Первой мировой войны особое внимание деятельности спецслужб, лично разработавший еще в 1915 г. «Наставление по контрразведке в военное время», в начале мая 1918 г. направил в войска Завесы директиву с требованием незамедлительно приступить к формированию «отделений по борьбе со шпионством» (ОБШ). Но этого оказалось явно недостаточно. Не имелось, к примеру, принципиального решения об источниках финансирования организационных и кадровых мероприятий для начала работы ОБШ, и это удалось сделать только в начале июня. Не успел процесс создания ОБШ набрать силу, как большая часть войск ЗУОЗ в августе 1918 г. была переброшена на Восточный фронт, который на тот период времени являлся главным. Аппарат управления ЗУОЗ резко сократился, в том числе и ОБШ. Протокольным решением Реввоенсовета Республики (РВСР) от 16 ноября западная часть Московского военного округа была выделена, и ввиду необходимости создания военного аппарата в районах, очищавшихся от немецких войск, организовывалась особая Западная армия, а также окружной военный комиссариат на территории Могилевской, Минской, Витебской и Смоленской губерний. Несколькими месяцами ранее по указанию из Москвы на базе ОБШ было создано отделение Военного контроля штаба ЗУОЗ, но оно работало только против германской разведки. Отдел Военного контроля Западной армии продолжал действовать в этом же направлении. Как свидетельствуют документы, изученные в соответствующих фондах РГВА, о польской опасности в тот период контрразведчики еще не задумывались.
Преобразования военного аппарата управления продолжались. В середине декабря 1918 г. состоялось решение РВСР о создании Западного военного округа (ЗВО). Однако документов, подтверждающих учреждение отдела Военного контроля округа, обнаружить пока не удалось. Можно только предположить, что борьба в Москве между руководством военного и чекистского ведомств за создание у себя единого аппарата контрразведки (путем слияния центральных аппаратов отдела Военного контроля и Военного отдела ВЧК, а также подчиненных им органов) помешала быстрому налаживанию соответствующей структуры в ЗВО. Только 4 января 1919 г. председатель Особого отдела М.С. Кедров подписал и направил во все органы Военного контроля, губернские, фронтовые и армейские ЧК приказ № 1, которым предписывалось немедленно приступить к слиянию и образованию объединенных особых отделов. Специальным постановлением Президиума ВЦИК от 6 февраля 1919 г. было утверждено «Положение об особых отделах». В нем был дан перечень новых органов, но особых отделов военных округов в нем не оказалось. Однако исследователь истории военной контрразведки Беларуси В. Надтачаев обнаружил документы, свидетельствующие о существовании в январе 1919 г. Могилевского губернского Особого отдела Западного военного округа и даже указание на адрес ОО ЗВО – г. Смоленск, ул. Полицейская, 16. Но последний просуществовал очень недолго – до начала февраля, когда на его базе был образован Смоленский губернский Особый отдел. Понятно, что столь скоропалительные реорганизации не способствовали разворачиванию оперативной и следственной работы контрразведки против спецслужб Польши и подпольных ячеек ПОВ.
Немногим стабильнее были губернские чекистские структуры Западной области. Они зависели в основном от территориальных изменений – увеличения числа районов, где устанавливалась советская власть в ходе продвижения Красной армии. Чекисты достаточно активно боролись с контрреволюционными элементами. В частности, в июне 1918 г. они разоблачили подпольную организацию генерала М. Дормана, которая являлась филиалом монархического союза «Наша Родина». Сам генерал возглавлял штаб Западного участка завесы и привлекал в ряды подпольщиков бывших офицеров, поступивших на службу в Красную армию. На основании постановления Западной областной ЧК генерал был расстрелян 17 сентября 1918 г. Как видим, ЧК распространяла свою деятельность не только на гражданское население, но также на армию и ее штабы. Однако непосредственно борьбой с иностранным шпионажем она не занималась, оставляя данное направление работы достаточно слабым органам военной контрразведки. И это при том, что Западная областная ЧК имела в немецкой зоне оккупации несколько десятков своих агентов. Вероятно, усилия этих агентов были сконцентрированы на выявлении контрабандных операций, которые в это время приобрели невиданный размах. Небольшой приграничный город Орша стал главным центром контрабандистов.
Среди арестованных за контрабанду нередко встречались поляки, включая, видимо, и тех, кто участвовал в националистических подпольных организациях. Но задача вскрыть их разведывательно-диверсионную работу перед чекистами не стояла.
Во второй половине февраля 1-й Всебелорусский съезд Советов, а за ним и 1-й съезд Советов Литвы постановили образовать Литовско-Белорусскую Республику (ЛитБел). В числе вновь создававшихся государственных структур были и органы безопасности в виде губернских ЧК. Но на деятельности чекистских органов сказывались некоторые сепаратистские тенденции местных советских властей. Дело дошло до того, что Ф. Дзержинский был вынужден поставить на заседании Оргбюро ЦК РКП(б) 18 апреля 1919 г. (то есть спустя немногим более месяца после образования ЛитБела) вопрос о несанкционированной ликвидации губчека в пределах Литовско-Белоруской Республики. Было выработано решение об указании местным партийным и советским структурам на их ошибочные действия, на необходимость восстановления губернских ЧК и постановки их в зависимость от ВЧК. Однако заметных шагов в данном направлении сделано не было. Поэтому глава ВЧК 3 мая вновь обратился за помощью к Оргбюро. Члены этого партийного органа постановили: «…предложить ВЧК, чтобы представитель ВЧК был отправлен в Белоруссию для организации губернских ЧК».
Советские и партийные власти Литовско-Белорусской Республики предприняли попытку создать зависимый только от них орган безопасности и контрразведки, не придерживаясь при этом основополагающих организационных указаний ВЧК. Так, из акта комиссии, расследовавшей обстоятельства сдачи Вильно, видно, что правительство ЛитБела не считалось с Реввоенсоветом белорусско-литовской армии, создало свой РВС и Особый отдел при нем. Этот орган состоял из лиц, которые вообще не имели опыта чекистской работы. Никакими инструкциями из Москвы по организационным и оперативно-следственным вопросам они не руководствовались. Конспирация в работе данного Особого отдела отсутствовала вообще, а все секретные сотрудники оказались контрреволюционно настроенными бывшими офицерами. При взятии города они сразу перешли на сторону польских легионеров. Начальник Особого отдела Бурцев поспешно бежал из Вильно 19 апреля вместе с 12 подчиненными и скрылся в неизвестном направлении. Оправдываясь перед следственной комиссией и соглашаясь с ее выводами, заместитель наркома внутренних дел Литовско-Белорусской Республики Долецкий заверил, что в будущем поставит на должную высоту работу по борьбе с контрреволюцией и шпионажем. Оправдывался и бывший заместитель наркома по национальным делам РСФСР С. Пестковский, которому еще в феврале 1919 г. было поручено лично заняться организацией Особого отдела для борьбы с контрреволюцией и спекуляцией при Комиссариате юстиции Литовско-Белорусской Республики. Заметим, что Долецкий вообще не говорит о борьбе со шпионажем. Этот факт еще раз подтверждает полное игнорирование местными властями нормативных документов ВЧК и даже постановления ВЦИК от 6 февраля об особых отделах и их задачах.
Справедливости ради следует сказать об активной работе Пестковского по раскрытию ячеек ПОВ в Вильно. Процитируем соответствующий фрагмент его доклада следственной комиссии. «В середине марта, – писал Пестковский, – с помощью агента в ПОВ (бывшего польского легионера. – А.З.) приступили к ликвидации польской военной организации. В ночь с 13 на 14 марта арестовали около 20 человек из числа интеллигенции и буржуазии, а также офицеров Красной армии, состоящих в связи с легионерами». Сотрудникам Особого отдела удалось обнаружить много удостоверений личности, контрреволюционные воззвания, военные документы. Среди арестованных оказались: назначенный польскими военными властями комендантом Вильно Пан-Помарницкий, делопроизводитель штаба 1-й бригады Западной дивизии Маевский (агент ПОВ), содержательница главной конспиративной квартиры Шиманская, командир корейской роты Западной дивизии Трачик и др. После завершения удачной операции Пестковский уехал в Москву с отчетом, а работа Особого отдела практически остановилась.
На заседаниях правительства шли дебаты по поводу подчиненности Особого отдела ЛитБела. Отсутствие четко определенной схемы негативно сказывалось на комплектовании его кадрами, финансировании и постановке задач. Победили те, кто стоял за передачу отдела из Наркомата юстиции в НКВД. Это было перед самым захватом города поляками, и вновь развернуть свою деятельность Особый отдел не успел. Только что назначенный начальником коммунист Ф.М. Сенюта успел лишь захватить с собой кассу отдела и спешно эвакуировался. Сохраненные финансовые средства член Совета обороны И. Уншлихт использовал на воссоздание Особого отдела в мае 1919 г. На заседании Совета обороны Литовско-Белорусской Республики 30 апреля 1919 г. было принято решение организовать Особый отдел в преддверии взятия Вильно. Учтя организационную неразбериху начала апреля, решили создавать его при Наркомате по военным делам и в обязательном порядке включить в его состав тех, кто уже имел опыт работы в ЧК. Кроме того, члены Совета обороны обратились в ЦК польской Компартии с просьбой выделить для Особого отдела не менее 40 человек, обучающихся в военной инструкторской школе. По настоянию Ф. Дзержинского ЦК РКП(б) 3 мая 1919 г. одобрил образование Чрезвычайной комиссии Литвы и Белоруссии. Первым председателем ее стал В.А. Богуцкий, однако вскоре (не позднее 27 мая) его сменил И.В. Тарашкевич. К 14 мая в составе ЧК Литвы и Белоруссии уже функционировал Особый отдел. В число его задач входила и борьба с польской агентурой. Одним из первых дел в этом направлении явились успешная разработка и следствие по факту взрыва моста через реку Плисса. Были арестованы и изобличены польские диверсанты Мочанин и Станкевич. При обыске у них нашли еще несколько подготовленных бомб. Коллегия ЧК приговорила их к расстрелу, и приговор был приведен в исполнение. Удалось выявить и захватить склад с оружием, приготовленным для восстания. Во всех этих операциях участвовал инструктор ВЧК Зинде. Одновременно он принимал меры по внедрению в практику работы ЧК Литвы и Белоруссии организационных и оперативных директив ВЧК. Специально для получения инструкций и практических указаний в Москву, в ОО при ВЧК, был направлен заведующий местным Особым отделом. Для работы в ЧК ЛитБела из ВЧК командировали опытных сотрудников и их назначили руководить наиболее важными подразделениями: Юридическим, Секретно-оперативным и Особым отделами.
Кроме Минска, особые отделы были созданы в Бобруйске и при Мозырском исполкоме. Этот город был прифронтовым, и там активно работала польская агентура, которая практически свободно переходила демаркационную линию. Чтобы воспрепятствовать этому, Коллегия ЧК решила провести регистрацию на территории республики всех, у кого имелись родственники на польской стороне. Эта трудновыполнимая задача на практике была решена лишь частично, но удалось выйти на некоторых интересных в оперативном плане лиц и организовать их разработку. Эту работу возглавил новый начальник Особого отдела О.В. Эйдукевич, который позднее станет первым начальником 13-го спецотделения ОО ВЧК в Москве. Это подразделение отвечало за работу против разведок Финляндии, Литвы, Латвии, Эстонии, Румынии и Польши.
Приведя эти немногочисленные положительные примеры оперативно-следственной работы чекистов Литовско-Белорусской Республики, приходится констатировать отсутствие значимых результатов ввиду воздействия, как минимум, трех факторов: сепаратистских тенденций, организационной неразберихи и явного недостатка сколько-нибудь опытных кадров.
Деятельность руководства ЛитБела в целом, включая и решение задач по обеспечению государственной безопасности, вызывала много вопросов у представителей ЦК РКП(б) и военных структур управления. Так, 13 июля 1919 г. член Реввоенсовета Западного фронта И. Сталин направил в Москву (для В. Ленина и ЦК большевистской партии) телеграмму, фрагмент которой здесь стоит процитировать. «Констатирую, – писал он, – полную ненужность правительства и Минского Совета Обороны, необходимость их самораспущения и вхождения их членов в органы фронта. Члены Литовского и Белорусского правительства выразили полное согласие, требуют лишь согласие Цека партии». Оргбюро ЦК, а затем и Политбюро поддержали предложение Сталина, о чем и было сообщено в Минск 15 июля.
Чтобы подвести некий итог работы спецслужб Литовско-Белорусской Республики за период до взятия поляками Вильно, приведем мнение первого председателя Минской губчека В.И. Яркина. При подготовке материалов по истории КП(б) Белоруссии в 1925 г. он писал: «Я полагаю, этот эксперимент стоил жизни Литовской (Литовско-Белорусской. – А.З.) Республике, ибо после руководства Мясникова Мицкявич-Капсукас не смог справиться с задачей укрепления Советской власти в Литве и организацией борьбы с белогвардейщиной». От себя добавим, что не только с белогвардейщиной, но и с польской разведкой и подпольными ячейками ПОВ на территории ЛитБела.
А теперь рассмотрим, как в 1919 г. развивались органы военной контрразведки в противостоявших Польше войсках Западного фронта. На основании директивы главкома Красной армии от 12 февраля 1919 г. с целью объединения действий советских войск на западном и северо-западном стратегических направлениях на базе Северного фронта был образован Западный фронт (ЗФ). В состав нового фронта вошли 7-я и Западная армии, а также армия Советской Латвии. Считается, что Реввоенсовет фронта действовал более энергично, чем гражданские власти, в деле создания органов контрразведки – особых отделов. Ему якобы не пришлось начинать «с нуля». Как полагает белорусский военный историк М.А. Анисяев, специально исследовавший этот вопрос, костяк кадров Особого отдела Западного фронта составили сотрудники контрразведки Северного фронта. По утверждению Анисяева, первым начальником ОО ЗФ стал Ф.Д. Медведь. Однако оба утверждения ошибочны. Мне удалось найти материалы, свидетельствующие о том, что в начале 1919 г. отдел Военного контроля Северного фронта был практически разогнан ввиду наличия среди его сотрудников агентуры белогвардейских организаций. По этой причине Особый отдел фронта формировался не на базе ОВК, как было на других фронтах, а заново, что называется «на голом месте».
В неоднократно публиковавшейся биографии известного чекиста Ф. Медведя нет указания на то, что он являлся первым руководителем ОО ЗФ. Скорее всего, таковым был политработник Штернфельд. Его сменил бывший комиссар Административного управления штаба фронта Горбачевский, а после освобождения последнего от должности исполнял обязанности начальника фронтового Особого отдела некий Александров. По крайней мере, именно он, как исполняющий обязанности, был освобожден от занимаемой должности в начале мая 1919 г., практически через месяц с начала функционирования Особого отдела ЗФ. Затем на данный пост был утвержден Реввоенсоветом фронта следователь Ревтрибунала, политкаторжанин, член большевистской партии с 1904 г. Б.Я. Фрейдсон. Таким образом, мы наблюдаем кадровую чехарду – четыре руководителя военной контрразведки Западного фронта за неполных 4 месяца существования этого органа. Добавим, что с июня по декабрь 1919 г. на указанной должности работали еще четыре человека. Одним из них и был Ф. Медведь.
Многие кадровые изменения произошли, надо полагать, из-за склок среди членов Реввоенсовета фронта по поводу курирования органов военной контрразведки. И этому имеются подтверждения в показаниях Н.Н. Доможирова, бывшего в тот период начальником штаба Западного фронта. Особую активность проявлял член РВС ЗФ, прапорщик военного времени, член РСДРП с 1907 г. А.Я. Семашко. Здесь уместно заметить, что он был поляком по национальности, и не исключено его излишне критическое отношение к работе военных контрразведчиков по польской линии, сказавшееся на результативности мероприятий подчиненного ему Особого отдела фронта. Биограф этого партийца В.Л. Генес отмечал и отрицательный настрой своего героя к чекистам вообще.
Кроме того, на кадровые решения, несомненно, повлияли и события середины марта 1919 г. Согласно протоколу заседания Реввоенсовета Республики от 15 марта, члены высшего органа управления Красной армией направили срочную телеграмму в РВС ЗФ, в которой указали следующее: «Ввиду предательского поведения некоторых польских частей, входящих в состав Западной дивизии, предлагается Реввоенсовету Литовско-Белорусской армии под личную ответственность входящих в его состав лиц немедленно расследовать причины такого поведения, и в случае, если Реввоенсовет не может дать гарантии боеспособности в дальнейшем польской бригады означенной дивизии, немедленно отвести ее в тыл для переформирования». Члены РВСР подчеркнули, что «развал и предательство отдельных частей продолжается в течение ряда недель. Никаких серьезных симптомов улучшения не замечается». В ряде документов главкома Красной армии также отмечено, что в Западной армии некоторые полки ведут себя недостойным образом, разложились и без боя отходили в тыл. Речь шла в основном о полках, укомплектованных поляками. Л. Троцкий потребовал самым строгим образом проверить командный состав, комиссаров бригад и дивизий, принять самые жесткие меры в отношении лиц, не справляющихся со своими обязанностями. «Приказываю, – писал Л. Троцкий, – представить список всех арестованных и преданных суду командиров и комиссаров тех частей, которые при попустительстве командиров и комиссаров запятнали себя постыдным отступлением».
Складывается впечатление, что Особый отдел фронта и Западной армии практически не вел оперативную работу в польских частях, не знал обстановку в них. Что уж говорить о вскрытии разведывательно-подрывной деятельности польской разведки и связанных с нею ячеек Польской организации войсковой. Реввоенсовет ЗФ 5 мая 1919 г. заслушал доклад исполняющего обязанности начальника фронтового Особого отдела Александрова и в итоге пришел к следующим выводам: «Деятельность Особого отдела совершенно не соответствует идее его существования, и в вопросе обнаружения шпионажа, предательства отделом ничего решительно не сделано… В районе армий Западного фронта никакой борьбы с неприятельским шпионажем нет, местонахождение резидентов противника ничем не устанавливается, почему обращение деятельности особых отделов именно в эту сторону является крайне необходимым…» С текстом этой телеграммы был ознакомлен начальник Особого отдела ВЧК М.С. Кедров, который доложил ее содержание Ф.Э. Дзержинскому. Реакция главы ВЧК была незамедлительной. Он потребовал от Кедрова обратить особое внимание на Западный фронт и, в частности, на состояние дел в литовско-белорусской армии, организовать Особый отдел в штабе в Смоленске, а также в Западной и Литовской дивизиях. «Там полная расхлябанность и признаки измены», – констатировал председатель ВЧК.
Исполняющий обязанности начальника Особого отдела ЗФ Александров был снят с должности. Фрейдсон задержался тоже не долго. Из-за отсутствия какого-либо опыта чекистской работы и низкого уровня общего образования он не смог обеспечить повышение эффективности деятельности Особого отдела. Предстояло в срочном порядке подобрать ему замену, но, как сейчас говорят, «скамейка запасных» у руководства чекистских органов была крайне короткой. В этих условиях возникла кандидатура члена ВЦИК Генриха Бруно. Немец по национальности, вступивший в РСДРП(б) в 1906 г., он неоднократно арестовывался царскими властями, поэтому отличался непримиримостью к врагам революции. Будучи председателем Пензенской ЧК, он решительно боролся с контрреволюционерами, что привело к покушению на него террористом-подпольщиком. Бруно был тяжело ранен, но выжил. А вот его супруга – сотрудница иногороднего отдела ВЧК, а затем прифронтовой ЧК – П. Путилова стала жертвой группы белогвардейцев. После излечения в госпитале Бруно был назначен председателем ЧК Южного фронта, затем начальником фронтового отдела Военного контроля, преобразованного в январе 1919 г. в Особый отдел. Одновременно он являлся заместителем председателя Реввоентрибунала ЮФ. Решением Реввоенсовета фронта Бруно был снят со всех должностей за вынесение излишне жестоких приговоров подследственным. Спасло его от сурового наказания только то, что он являлся членом ВЦИК и без согласия председателя ВЦИК Я.М. Свердлова не мог быть осужден. Бруно отбыл в Москву, участвовал в разного рода инспекциях, но и здесь не смог удержаться от нарушений установленного порядка, вмешиваясь в деятельность не подчиненных ему органов. Вот такой человек был предложен М. Кедровым для исправления дел в Особом отделе Западного фронта.
На заседании Оргбюро ЦК РКП(б) 15 июня вопрос о назначении Бруно был решен положительно. Ф. Дзержинский поддержал его назначение. Более того, решением Президиума ВЧК от 17 июня 1919 г. ему был выписан мандат следующего содержания: «Дан члену ВЦИК товарищу Г.И. Бруно в том, что в районе Западного фронта, находящиеся там чрезвычайные комиссии должны подчиняться указаниям товарища Бруно, а также исполнять задания, данные им, представлять в случае надобности имеющуюся у ЧК активную силу». В этот же день Бруно получил еще один мандат с указанием на подчинение ему всех особых отделов (включая и губернские) в пределах ЗФ.Такого рода мандаты выдавались крайне редко, поскольку давали их обладателям очень большие права. В данном случае руководство чекистского ведомства было вынуждено наделить своего посланца такими полномочиями. Отсутствие координации между различными структурами советских спецслужб в районе Западного фронта, где нарастала активность польской разведки, тревожило и заставляло в этой сфере идти на неординарные шаги. Следует отметить, что Ф. Дзержинский и председатель Особого отдела ВЧК Кедров знали (по опыту работы нового назначенца на Южном фронте) о решительности Бруно в организационно-кадровых вопросах. Они давались будущему начальнику ОО ЗФ легче, чем иные проблемы. Более того, он мог воспользоваться положением члена высшего законодательного, распорядительного и контролирующего органа РСФСР – ВЦИК. Принятие решения о проведении скоропалительных репрессий тоже не вызывало у него затруднений, как, впрочем, и у Кедрова. А вот к проведению сложных агентурно-оперативных мероприятий Бруно был явно не подготовлен, почему впоследствии перепоручал их планирование и реализацию своим подчиненным.
Точно не известны причины ухода Бруно в самом начале сентября 1919 г. с поста председателя Особого отдела Западного фронта. Скорее всего, он вступил в конфликт с членом РВС фронта Семашко, поскольку не терпел вмешательства в дела подчиненного ему органа со стороны кого бы то ни было. Кроме того, Семашко поддерживал многих командиров в штабе и войсках Западного фронта, ранее служивших на офицерских должностях в царской армии. А Бруно, напротив, был категорическим противником использования их в Красной армии. К сожалению, дела он передал похожему по менталитету, складу характера и опыту работы человеку. Это был старый партиец, заместитель председателя Реввоентрибунала фронта – Н.Ф. Бушуев. Его не знали в ВЧК и ее Особом отделе, а следовательно, он не имел необходимой поддержки. Не лишним будет отметить, что составители списка руководителей особых отделов, прибывших на 1-й съезд этих чекистских структур, не смогли даже указать, с какого времени он является начальником ОО ЗФ. Это говорит о том, что решение о назначении Бушуева было принято непосредственно Реввоенсоветом фронта без предварительного согласования с Москвой. Предложения выступить на съезде, где решались кардинальные вопросы дальнейшего организационного строительства и методов работы военной контрразведки, ему не последовало. За короткий период своего руководства Особым отделом ЗФ он ничем особенным (в плане вскрытия шпионских и контрреволюционных организаций) себя не проявил. Практически сразу после возвращения в Смоленск (где дислоцировался ОО ЗФ) Бушуев был заменен Ф.Д. Медведем, уже доказавшим свою эффективность как чекистский руководитель и решительный оперативник.
Ф. Медведь родился в Гродненской губернии, был белорусом по национальности, но хорошо владел польским языком. Шесть лет проучившись в железнодорожной школе, достаточно развитой юноша поступил в механико-техническое училище, однако проучился там недолго и был исключен за участие в забастовке. Он уезжает в Варшаву и ведет там революционную работу. В сентябре 1918 г. Медведь становится чекистом. Он занял должность начальника Особого отдела ЗФ, уже будучи членом Коллегии ВЧК, поработав до этого руководителем Тульской и Петроградской ЧК. Здесь небезынтересно отметить, что начальником ОО ЗФ он будет назначаться еще дважды и, кроме этого, два раза полномочным представителем по Западному краю. И все это за период с середины 1919 по конец 1925 г.
Обстановка в зоне ответственности фронта накалялась. Агрессивные действия поляков на Украине, захват ими обширной территории, включая и Киев, не оставляли сомнений в скором масштабном вооруженном столкновении с соседним государством, несмотря на предпринимавшиеся советским правительством дипломатические попытки оттянуть эти события. Казалось бы, разоблачение чекистами «Национального центра» и подпольной «Добровольческой армии Московского района», планировавших выступление при подходе войск А. Деникина к Москве, подтверждало непреложное правило – подготовленным наступательным действиям любой армии в обязательном порядке предшествует активизация разведывательно-подрывной работы, – однако резкого усиления работы ЧК ЛитБела и военных контрразведчиков Западного фронта не наблюдалось.
Одной из причин такого состояния дел являлась слабость кадрового состава указанных органов. Наиболее подготовленные сотрудники и руководители из системы ВЧК были мобилизованы на деникинский фронт, реально являвшийся наиболее опасным летом и в начале осени 1919 г. Кроме того, на западном направлении более, чем где-либо еще, проявлялось отсутствие координации в работе чекистских аппаратов. Добавим сюда тот факт, что положение усугублялось их перманентной реорганизацией. Подтверждением сказанному является доклад начальника ОО 16-й армии Западного фронта Я.К. Ольского (Куликовского) на 1-м съезде особых отделов в декабре 1919 г. Он, в частности, отмечал следующее: «…наш особый отдел пережил фазис смены начальников, а поэтому каждый начальник переменял систему работы, не было никакой системы и никакой продуктивности». Далее он заявил о том, что особые отделы дивизий занимались только борьбой со спекуляцией. Начальник армейского Особотдела (предшественник Ольского) был в конце ноября предан суду военного трибунала за разного рода нарушения. Главным дефектом работы Ольский считал отсутствие опытных сотрудников.
Последнее было решающим аргументом в демарше начальника следственной части ОО Западного фронта В.И. Музыканта в вопросе очередного навязывавшегося из Москвы непродуманного изменения организационно-штатной структуры. Предлагалось, в частности, ликвидировать должности заведующих следственными отделениями. «Следователь, – писал в одном из докладов Музыкант, – мол, должен работать по чистой своей коммунистической совести и не должен быть подвергнут в своей работе какому бы то ни было давлению со стороны… я пытался доказать, что честная совесть коммуниста это в большинстве случаев фикция… и еще больше, честные коммунисты – истинные борцы, происходят из низов населения и в подавляющем большинстве еле водят пером, а следователь должен быть по крайней мере человек настолько грамотный, чтобы он мог зафиксировать высказанные подследственным слова на бумаге». Это был, что называется, крик души болеющего за общее дело человека. Но, к сожалению, услышан он не был. В цитируемом документе выделим еще одну исключительно важную для рассматриваемой темы фразу, которой доклад и завершается: «На Особый отдел Западного фронта центр смотрит как на лишний отдел, которому в данный момент особой работы нет и он существует как резервный аппарат». Заметим при этом, что доклад датирован 14 октября. Сие означает отсутствие в Центральном аппарате – Особом отделе ВЧК – адекватной оценки обстановки на западном направлении, в частности, польской угрозы в середине осени 1919 г.
Даже спустя месяц, в ходе работы 1-го съезда особых отделов, в частности в его решениях, не нашли своего отражения угрозы со стороны польской разведки и подпольных структур ПОВ. И это при том, что Красная армия успешно наступала против войск Деникина в ноябре – начале декабря 1919 г., освобождала все новые и новые территории. Уже обозначился крах белогвардейцев на южном направлении. В это время Реввоенсовет Западного фронта представил доклад председателю СНК В. Ленину, а 29 января 1920 г. и председателю РВСР Л. Троцкому, в котором высказал опасение за ситуацию во фронтовой зоне ответственности. Одной из причин озабоченности было то, что «в последнее время фронтовым Особым отделам ВЧК приходится отмечать чрезвычайное увеличение шпионажа в районе Западного фронта со стороны белых. Дело борьбы со шпионажем является для Западного фронта первостепенным». Маловероятно, но возможно, что копии этих докладов не присылались в ОО ВЧК. В любом случае кажется странным отсутствие аналогичной обеспокоенности руководства чекистского ведомства. В политической части своего выступления на 1-м съезде особых отделов Дзержинский, давая оценку сложившейся ситуации на фронтах, вообще не упомянул Западный фронт и конкретно Польшу.