Глава четвертая
Выехали сразу после завтрака, еще и половины девятого не было.
Проснувшись, Мария чувствовала себя разбитой: тело ломило, голова была тяжелая, боль уже начала легонько поклевывать затылок, поэтому она сочла за благо принять таблетку, чтобы не дать ей разгуляться.
Чашка кофе помогла немного улучшить самочувствие, и из дому Мария выходила уже во вполне сносном состоянии.
Они проехали мимо аккуратных домиков, не встретив на улице ни одного человека. Лишь возле одного из домов, там, где стояла крышка гроба, сидела на деревянной скамье женщина в черном платке.
– Во сколько похороны? – спросила Мария.
– Мы успеем вернуться. Тут всего несколько километров, я уже говорила тебе.
Они выехали за пределы Полье Купине и углубились в кукурузные поля. Растения были выше человеческого роста: тугие листья, толстые стебли, крупные початки. Мария не любила кукурузу, разве что попкорн могла поесть.
– Ты что-то притихла, погрустнела, – сказала Сара. – И ела плохо. Спала неважно?
«Типа того», – подумала Мария и ответила:
– Представляете, только вчера сказала вам, что не вижу снов, и вот увидела на свою голову!
Сара, казалось, не слишком удивилась.
– Что же тебе привиделось?
– Вы.
– Неужели?
– Мне снилось, что кто-то постучал в дверь. Я встала, вышла посмотреть, но никого не было. А потом стали скрестись в окно. – Даже сейчас, при свете дня, ей было жутковато, когда она рассказывала об этом. – Я открыла окно и увидела в саду вас. Вы… – Она замялась. – Это было что-то вроде ритуального танца. Там были еще и другие люди. Ваш немой сосед, например.
– Что же они делали? Тоже плясали?
Мария отрицательно покачала головой. Кукурузные поля кончились, и дорога свернула в сторону леса – самого обычного, лиственного. Они углубились в него и теперь словно бы ехали по темному ущелью: было темно и прохладно, свет не проникал сквозь кроны деревьев.
– Остальные просто стояли и смотрели на вас. Кругом было тихо. И луна такая яркая. Потом вы увидели меня, и все остальные тоже подняли головы. – Марию передернуло. – Мне стало так страшно… Я шарахнулась назад, закрыла ставни, и позади меня кто-то засмеялся.
– И?..
– И все. Я проснулась в своей кровати.
Дорога постепенно становилась хуже, сужалась и петляла между деревьями. Ехать приходилось медленно, машина неуклюже, словно утка, переваливалась на кочках.
– Необычный сон, – проговорила Сара. – Наверное, поездка в наши края, ночевка в незнакомом месте так на тебя повлияли. – Она улыбнулась: – А вообще даже забавно представить, как я кружусь посреди сада в белом балахоне!
Впереди показался просвет. Посреди леса обнаружилась просторная поляна.
– Дальше пойдем пешком. Там машина не проедет.
Они выбрались из автомобиля.
– Далеко до Плачущего леса?
– Нет, не волнуйся.
Вслед за Сарой Мария прошла вдоль обмелевшей речонки, перебралась через шаткий мостик. Они снова шли по лесу, и Мария удивилась, как здесь тихо. Ни птичьего щебета не слышно, ни жужжания или стрекота насекомых. «Совсем как в том сне», – подумала Мария, и вдруг ей на ум пришла недавняя фраза Сары.
– Откуда вы узнали, что люди в моем сне были в белых одеждах? Я вам этого не говорила!
– Разумеется, говорила, – не смутилась Сара. – А иначе откуда же мне об этом узнать? Залезть к тебе в голову я бы не сумела.
Последние слова прозвучали так, что Марии стало не по себе: вроде бы Сара сказала, что не сумела бы залезть к кому-то в голову, но произнесла фразу таким образом, будто утверждала обратное.
Девушку охватило чувство нереальности происходящего. Захотелось бросить все, развернуться и бежать из этого места со всех ног. И пусть Сара остается тут («Зачем я вообще потащилась с ней в этот проклятый лес? Зачем мне понадобилось жалеть ее и подвозить до дому?»), а она бы села в машину и погнала прочь на полной скорости.
Но не успела эта мысль до конца оформиться, как Сара возвестила:
– Вот мы и на месте, милая. Это он, Плачущий лес.
Тропинка, по которой они шли, оборвалась. Теперь они стояли на опушке, а прямо перед ними располагалась неглубокая низина, ровная круглая площадка, со всех сторон окруженная лесом – обычным, таким, из которого они с Сарой только что вышли. На ее склонах не росла трава, и почва в той низине была не такая, как везде, красноватая, лысая – ни травинки, ни кустика.
Единственное, что росло там, – это деревья…
Никогда прежде Мария не видела ничего подобного, и сейчас не могла отвести глаз от открывшегося ей зрелища. Мысли о Саре, опасения и тревоги – все прочее вылетело у нее из головы, вытесненное ирреальностью того, на что она смотрела.
– Боже! – выдохнула Мария.
Описания Плачущего леса встречались ей несколько раз. В книге мифов, из которой она узнала об этом месте, Мария даже видела рисунок, дающий представление о том, как оно должно выглядеть, и все же ожидания безнадежно проигрывали реальности. Ни в одном языке мира не найдется слов, которые помогли бы составить правдивое представление о Плачущем лесе и о той атмосфере, что здесь господствовала.
– Вот видишь, а ты ведь не до конца мне поверила, – с легкой усмешкой проговорила Сара. – Подумала небось, что фантазирует старуха.
– Это просто невероятно, – пробормотала Мария, делая шаг к низине и собираясь спуститься с холма. – Почему никто не знает о том, что Плачущий лес – здесь? Как могло получиться, что это так долго оставалось тайной?
– Осторожнее, – предупредила Сара, но Мария не услышала ее слов, поглощенная видом Плачущего леса и тем несомненным фактом, что именно ей – неприметной журналистке-неудачнице! – выпала честь открыть его всему свету и стать звездой.
Деревья в Плачущем лесу были полностью лишены листьев. Только толстые стволы и поднятые к небу, словно руки в молитве, ветви. Деревьев было много – несколько сотен, а может, десятков сотен, сразу и не сообразишь. Они росли на разном расстоянии: некоторые стояли близко, переплетаясь ветвями, а иные – на отдалении друг от друга.
Одни стволы были толще, другие тоньше, но молодых, тоненьких не имелось вовсе, как будто все они появились, выросли примерно в одно время. Разом лишились листвы и стали… плакать.
Лес был Плачущим, и это не просто красивая метафора. По шершавым стволам сползали и застывали на солнце крупные капли смолы, только она была не янтарно-золотой, а ярко-алой, будто кровь. Деревья в этом лесу плакали кровавыми слезами.
Сухая, пережженная красновато-коричневая почва, бурые стволы, алые, словно коралловые бусины, капли, что сочились из глубины деревьев, – и гулкая, оглушающая тишина.
«Здесь как в соборе», – подумала Мария. Она и предположить не могла, что когда-нибудь увидит, ощутит нечто подобное.
На секунду в голове промелькнуло, что если она объявит об этом месте, а СМИ раструбят, раззвонят о нем по всему миру, то от его непередаваемой атмосферы не останется и следа.
К Плачущему лесу съедутся толпы алчущих туристов, готовых платить деньги, чтобы поглазеть на чудо природы. Дельцы поставят здесь палатки и станут торговать сувенирами, фотографировать, тиражировать изображения деревьев. Храмовая тишина разобьется от звуков разноголосой речи. Появятся кафе и рестораны, чтобы люди, нагулявшись по лесу и наполнив впечатлениями головы, смогли потом наполнить пищей желудки.
Мария отбросила эти мысли и стала спускаться по склону холма, чтобы подойти поближе к деревьям. Ей хотелось прикоснуться к ним и еще раз удостовериться, что они и в самом деле существуют, это не мираж, не игра воображения. Сара не пошла за ней, так и оставшись стоять на месте.
Склон был пологим, но идти оказалось трудно: почва под ногами осыпалась, в тапочки-балетки набивались мелкие камушки, и Мария пожалела, что не надела кроссовки.
Наконец она оказалась в низине, в паре шагов от первого дерева. Почва здесь была твердая, а красный оттенок сильнее бросался в глаза. Мария пригляделась и поняла, что это из-за алых капель «слез», которые падали на землю.
Девушка приблизилась к ближайшему дереву и протянула руку.
– Ты знаешь, по кому они плачут? – крикнула вдруг Сара с вершины склона.
Мария вздрогнула и отдернула руку.
– Что? – неуверенно улыбнулась она. – Легенда гласит… А почему вы спрашиваете?
– Они плачут по глупым людям, которые считают себя хозяевами жизни. По этому миру, полному боли. Не прикасайся к дереву, если не уверена, что сможешь это пережить.
«О чем она? – с досадой подумала Мария. – С чего ей пришло в голову нести этот пафосный бред?»
Не отвечая, она отвернулась от Сары и решительно коснулась древесной коры. Мир не перевернулся, небо не почернело, Мария не грохнулась в обморок. Не произошло вообще ничего. Да и что могло случиться?
На ощупь оно оказалось не таким, как высохшие, умирающие деревья: кора была, как у живого зеленого дерева. Мария тронула пальцами затвердевшую каплю смолы – аккуратно, бережно, словно касалась открытой раны и боялась причинить боль. Капля была упругой, твердой и, кажется, более теплой, чем кора. По коже побежали мурашки: девушке на секунду показалось, что это настоящая кровь.
Движение она заметила краем глаза: что-то мелькнуло между деревьев в глубине леса. Мария обошла ствол и стала всматриваться в ту сторону, желая разглядеть получше, кто там может быть.
Сначала она решила, что ей просто показалось, никого там нет, но в то же мгновение снова увидела чью-то тень. Скорее, даже не тень, а всполох чего-то сине-желтого, резко контрастирующего с красками Плачущего леса. Судя по всему, там прятался человек. Или не прятался, а просто гулял. Или, если уж быть совсем точной, перебегал от дерева к дереву.
Мария растерянно оглянулась, ища взглядом Сару. С того места, где она стояла, женщины видно не было. «Да что я, как ребенок? Неужто мне требуется ее разрешение или одобрение, чтобы просто пойти и взглянуть?»
Девушка двинулась в глубь леса – туда, где она заметила движение. Теперь деревья обступали ее со всех сторон, словно немые стражи, и, обернувшись, Мария подумала, что не вполне понимает, с какой стороны пришла, где стоит и ждет Сара.
«Ничего страшного. Я просто позову ее и пойду на голос!»
Ей стало страшно. Плачущий лес был одновременно мертвым и живым. Марии чудилось, что деревья провожают ее взглядами и вздыхают, когда она проходит мимо. А в какой-то миг померещилось, что они («Нет, это полный бред!») перемещаются с места на место!
Вроде бы минуту назад она обходила вот это толстое, но невысокое дерево с кривой короткой веткой, похожей на клешню, и оно осталось позади, справа, а теперь опять стоит прямо перед ней.
Наверное, лучше вернуться, тем более человека, которого Мария заметила, стоя на краю Плачущего леса, теперь видно не было. Но стоило ей подумать об этом, как человек возник прямо перед ней – вышел из-за того самого дерева с уродливой веткой-клешней.
Мария ахнула и прижала руки ко рту. Она не могла видеть того, на что смотрела, никак не могла – и все же видела. В полуметре от нее стояла…
– Кукла? Малышка, как ты здесь очутилась?
На девочке было ее любимое платье – Мария подарила его дочери на день рождения. Небесно-синее, с широкими желтыми полосами и желтым воротничком. Нарядное, яркое.
Дочка смотрела на Марию немигающим взглядом.
– Ты поэтому меня бросила? Чтобы найти Плачущий лес? – спросила она.
Мария присела перед ней на колени и хотела взять девочку за руки, но та отстранилась, словно сердилась на мать.
– Солнышко, с чего ты взяла, что я тебя бросила? Разве тебе плохо с Миланой и Филипом? Я уехала всего на несколько дней. Совсем скоро я вернусь в Белград, и мы с тобой…
«Абсурд, абсурд! Этого не может быть! Она никак не может оказаться здесь! С кем я говорю?»
– Нет, – перебила ее девочка. – Не вернешься.
– Что ты такое говоришь? Что значит не… – начала было Мария, но слова застряли в горле.
Из глаз девочки потекли слезы – точно такие же, как у деревьев, которые их окружали. Кровавые струйки сбегали по щекам, капали на платье. Мария вскрикнула и бросилась к дочери, обняла ее, прижала к себе, стараясь успокоить.
Но что это? Почему детское тельце в ее руках такое… такое…
Мария отпрянула и, не удержав равновесия, повалилась на спину. Вместо дочери перед ней было очередное плачущее дерево.
«Кукла превратилась в него? Нет-нет, ее тут никогда и не было!» Мысли кружились бешеным хороводом. Бежать! Бежать отсюда как можно дальше! Наверное, здесь есть какие-то вредные испарения, потому деревья такие странные и не растет ничего. Отсюда и галлюцинации, и чудовищные видения.
Мария кое-как поднялась на ноги и, пошатываясь, бросилась прочь. Она мчалась, не разбирая дороги, стараясь не смотреть на деревья, окружавшие ее. Бежала, пока не поняла, что не знает, в какой стороне выход.
Девушка замедлила шаг, пытаясь сориентироваться. Понять, откуда она пришла, не получалось: она уже много раз сменила направление.
«Ничего, ничего, эта низина вроде бы не такая уж большая. Куда ни беги, все равно выйдешь на край Плачущего леса!»
Мысль была успокаивающая, но, по всей видимости, ошибочная. Мария снова побежала, на ходу призывая Сару. Но ответа не получила, а сам крик был таким, будто она кричала в подушку: приглушенным, слабым. Плачущий лес не кончался, просвет между деревьями становился все более узким. Голые ветки переплетались над головой Марии, словно сцепляясь пальцами, и теперь здесь было темно, как ночью.
«Что со мной? Где я?»
Все было похоже на сон – тот самый кошмар, что приснился ей прошлой ночью.
Мария бежала до тех пор, пока деревья не встали перед ней сплошной стеной, так что протиснуться между ними было невозможно. Она оглянулась и увидела то же самое и сзади, и справа, и слева.
Она оказалась в ловушке – Плачущий лес поймал ее. Отказываясь сознавать это, Мария закрыла глаза.
«Только не плачь! – предупреждающе проговорил чей-то строгий голос в ее голове. – Не смей, потому что плакать ты будешь кровью, а потом превратишься в одно из этих деревьев и будешь стоять тут вечно, оплакивая свою глупость, жадность и спесивую уверенность в собственной непогрешимости, свою загубленную жизнь и бедную про`клятую душу».
Но слезы все же потекли: Мария не могла сдержать их. Горячая влага бежала из глаз, и ей было страшно отнять руки от лица: она боялась увидеть, что они испачканы в крови.
– Ты никогда не вернешься домой! – произнес детский голос.
А потом раздался смех – немного сумасшедший, издевательский, торжествующий. Мария уже слышала его сегодня ночью.
Это смеялась Сара.
Злобная жестокая ведьма, заманившая Марию на верную гибель.
