Часть II
Война

Некогда Япония была одной из «самых неравных» стран в мире. В 1938 году «один процент» страны получал 19,9 % всех сообщаемых доходов до налогов и вычетов. За следующие семь лет его доля уменьшилась на две трети, до 6,4 %. Более половины потери пришлось на богатейшую десятую часть этого одного процента: ее доходы за тот же период сократились с 9,2 до 1,9 %, то есть почти на 4/5 (рис. 4.1).

Какими бы быстрыми и обширными ни были эти сдвиги в распределении доходов, они меркнут в сравнении с еще более радикальным разрушением богатства элиты. Декларированная стоимость 1 % крупнейших состояний Японии упала на 90 % с 1936 по 1945 год и почти на 97 % с 1936 по 1949 год. Верхняя 0,1 % состояний потеряла еще сильнее – 93 и более 98 % соответственно. В реальном соотношении того богатства, которого в 1949 году домохозяйству хватало, чтобы его сочли входящим в богатейшую 0,01 % (или в одну десятитысячную долю), в 1936-м хватило бы только, чтобы войти в богатейшие 5 %. Состояния сократились настолько, что то, что раньше считалось обычным уровнем зажиточности, теперь было доступно очень немногим. Из-за неполноты серий данных общее сокращение неравенства в Японии точно подсчитать труднее; и все же, поскольку коэффициент Джини, в конце 1930-го располагавшийся где-то между 0,45 и 0,65, к середине 1950-х упал примерно до 0,3, общую тенденцию очертить несложно, и она подтверждает впечатление о происшедшем масштабном уравнивании посредством сокращения долей высшего дохода и высшего богатства.

Рис. 4.1. Верхние доли дохода в Японии в 1910–2010 годах (в процентах)

Что касается доходов элит, то Япония превратилась из общества, в котором неравенство распределения доходов достигало уровня США накануне краха фондового рынка в 1929 году – высший показатель для «одного процента», – в некое подобие современной Дании, наиболее равной страны по долям высшего дохода. Богатство элит было практически уничтожено; более радикальное истребление удавалось разве что Ленину, Мао и Пол Поту (см. главу 7). Но Япония при этом не достигла идеала «попадания в Данию», как и не была захвачена коммунистами. Вместо этого она вступила в – или, в зависимости от точки зрения, развязала – Вторую мировую войну, попытавшись сначала установить контроль над Китаем, а затем создать колониальную империю, протянувшуюся от Бирмы на западе до атоллов Микронезии на востоке и от Алеутских островов близ Северного полярного круга до Соломоновых островов к югу от экватора. В расцвете своего могущества она предъявила претензии на земли, в которых проживало примерно столько же людей, сколько в Британской империи того времени, – около полумиллиарда человек, или одна пятая населения всего мира.

Для достижения столь амбициозных целей вооруженные силы Японии увеличились более чем в двенадцать раз, с четверти миллиона человек в середине 1930-го до более 5 миллионов к лету 1945 года, – иными словами, на каждых семь японских мужчин любого возраста приходился один военнослужащий. Производство вооружений увеличилось в том же масштабе. К концу войны погибло примерно 2,5 миллиона японских солдат. В последние десять месяцев конфликта американские бомбардировщики сеяли смерть и разрушение по всей Японии, погубив почти 700 000 гражданских лиц. Несмотря на все ужасы, две атомные бомбы стали лишь финальной точкой в череде этих невероятных страданий и разрушений. Тотальная война закончилась тотальным поражением, Японию оккупировали стотысячные американские войска, и в стране прошли навязанные извне институциональные реформы с целью предотвратить в будущем все ее поползновения к империализму.

Такие драматические перемены служили не просто контекстом, в котором происходило исключительной степени уравнивание: они явились единственной причиной этого процесса. Тотальная война сжала неравенство в беспрецедентном масштабе. И, как недавно исчерпывающе ясно показала академическая мысль, этот результат ограничивался не только Японией. Через подобные трансформации, хотя не всегда настолько экстремальные, прошли другие основные участники Второй мировой войны, а до нее и Первой мировой. То же верно и в отношении некоторых наблюдателей, оказавшихся слишком близко. Война с массовой мобилизацией стала одним из двух основных средств уравнивания XX века. Другим была трансформационная – коммунистическая – революция: но поскольку революции явились следствием мировых войн, то тотальную войну можно назвать единственной первоначальной причиной. Если вернуться к моей метафоре четырех всадников, то война и революция – это близнецы, скачущие бок о бок.

Япония представляет собой хрестоматийный пример выравнивания, вызванного войной. Соответственно, я углубляюсь в некоторые подробности, описывая ситуацию в этой стране во время войны и оккупации, стремясь выявить разнообразные многочисленные факторы, которые сообща уничтожили богатство и резко сократили разрыв в доходах. Затем я предлагаю более систематическую глобальную оценку уравнивания, ассоциируемого с двумя мировыми войнами, как в недолгой, так и в средней перспективе, кратко останавливаясь на ситуациях отдельных стран, влиянии войны на последующую политику и основных вторичных эффектах, таких как юнионизация и демократизация. В последующих главах я стараюсь выяснить, насколько далеко мы можем проследить уравнивающие эффекты войны с массовой мобилизацией, эффекты других типов войн, более часто встречающихся в истории, и, наконец, эффекты гражданской войны. Мы увидим, что в ходе истории человечества насильственный характер войны воздействовал на неравенство по-разному: сузить разрыв между богатыми и бедными могли только наиболее масштабные формы военных действий.

Неравенство в Японии начало расти с момента, когда страна открыла себя миру в конце 1850-х. По сравнению с более ранними условиями это был разительный контраст. Данные из провинций предполагают, что неравенство личного дохода и уровень бедности под конец сегуната по современным меркам были относительно низки. Нет указаний на то, что в период Токугава неравенство доходов увеличивалось: напротив, существуют некоторые доказательства постепенного уменьшения с середины XVI века по середину XIX столетия надбавок за квалификацию, выражаемых в объеме выдаваемого городским работникам риса. Если эти данные верны, то они указывают на уменьшение неравенства среди рабочих. Разрыв между элитой и простолюдинами тоже мог уменьшаться. На последних стадиях этого периода местные землевладельцы проигрывали борьбу за контроль над растущим прибавочным продуктом купцам и крестьянам, будучи связанными статичными сельскохозяйственными налоговыми ставками. Поскольку объем международной торговли в XVIII – начале XIX веков значительно снизился, элиты в целом не могли получать доход от коммерческой деятельности, что тоже помогало сдерживать неравенство.

Ситуация изменилась, когда Япония влилась в мировую экономику и претерпела быструю индустриализацию. Хотя надежных данных до сих пор недостаточно, предполагается, что как коэффициент Джини национального дохода, так и высшие доли дохода начиная с середины XIX века только поднимались. Индустриализация ускорилась после Русско-японской войны 1904–1905 годов. Увеличение торговли с Европой поддерживало экспортно ориентированный рост, даже несмотря на уменьшение реальной заработной платы из-за инфляции. В ответ на Первую мировую войну доли прибыли крупного бизнеса выросли, а рост доходов начал обгонять рост заработной платы. В межвоенный период соответственно выросло неравенство. К 1930-м годам элита была на коне: землевладельцы, акционеры и управляющие корпорациями получали львиную долю доходов от экономического развития. Капитал был в высшей степени сконцентрирован и приносил большую прибыль благодаря щедрым дивидендам. Управляющие часто были одновременно и главными акционерами, получая огромные зарплаты и премии. Низкие налоги защищали их доходы и способствовали дальнейшему накоплению богатства.

Нападение Японии на Китай в 1937 году положило конец этой ситуации. По мере того как первоначальная военная кампания превращалась в масштабное вторжение в самую населенную страну мира, Япония была вынуждена направлять все больше ресурсов на военные нужды. После постепенной оккупации Французского Индокитая с сентября 1940 года атаки на США, Великобританию, Нидерландскую Вест-Индию, Австралию и Новую Зеландию в декабре 1941-го подняли ставки еще выше. В первые месяцы войны на Тихом океане японские войска действовали на обширном театре боевых действий – от Гавайских островов и Аляски до Шри-Ланки и Австралии. К 1945 году на службе в вооруженных силах Японии побывало более 8 миллионов мужчин – примерно четверть всего мужского населения страны. Производство вооружений с 1936 по 1944 год в реальном отношении увеличилось в 21 раз, а правительственные расходы увеличились более чем в два раза с 1937 по 1941 год, а затем утроились за следующие три года.

Такая чрезвычайная мобилизация произвела значительный эффект на экономику. В годы войны государственное регулирование, инфляция и физические разрушения сократили разброс доходов и богатства. Самым важным был первый из этих механизмов. Вмешательство со стороны государства постепенно привело к созданию плановой экономики под сохранившимся фасадом рыночного капитализма. Меры, которые в начале подавались как чрезвычайные, со временем расширялись и институализировались. Моделью служила командная экономика Маньчжурии, находящейся под военной оккупацией Японии с 1932 года. Весной 1938 года Закон о всеобщей национальной мобилизации предоставил правительству широкие полномочия по переводу японской экономики на военные рельсы (что вскоре переросло в тотальную войну, kokka soryokusen): возможность нанимать и увольнять работника, устанавливать условия труда, производства, распределения и транспортировки, назначать цены на товары и решать трудовые споры. В 1939 году Постановление о контроле за дивидендами корпораций и циркуляцией капитала запретило увеличивать дивиденды. Рост арендной платы за фермерскую землю и цены на некоторые товары были заморожены. Налоги на доходы физических лиц и корпораций менялись в сторону увеличения почти ежегодно – в 1937, 1938, 1940, 1942, 1944 и 1945 годах. Налог на предельный доход с 1935 по 1943 год удвоился. Правительство вмешивалось в фондовый рынок и рынок облигаций, которые в результате давали меньшую доходность. Значительная инфляция цен вместе с фиксацией городской и земельной рент и цен на землю понизили стоимость облигаций, вкладов и недвижимости.

С началом войны в Тихом океане государство реквизировало все частные суда водоизмещением свыше 100 тонн, и лишь немногие из них были возвращены владельцам: в ходе военных действий были потеряны каждые четыре из пяти торговых судов. По Закону об оружейных корпорациях 1943 года все предприятия, официально признанные производителями вооружений, должны были в обязательном порядке назначить инспекторов, отчитывающихся непосредственно перед правительством, которое определяло объем инвестиций в оборудование, управляло производством и распределяло капитал; прибыль и дивиденды также определяло государство. В 1944 году государство присвоило еще больше власти, и некоторые предприятия были национализированы. В одном исследовании перечислены примерно 70 средств экономического контроля, созданных с 1937 по 1945 год, – широкий ряд мер, включавших нормирование продовольствия, контроль над капиталом, контроль над заработной платой, контроль над ценами и контроль над земельной рентой.

Система конгломератов дзайбацу, контролируемых несколькими богатыми семьями, начала рушиться. Поскольку корпоративных сбережений и инвестиций со стороны богатых предпринимателей не хватало, чтобы собрать капитал, необходимый для расширения военной промышленности, пришлось искать средства за пределами этих некогда закрытых кругов, и Промышленный банк Японии уменьшил рыночную долю частных финансовых институтов. Поскольку высшие управляющие должности обычно занимали основные акционеры, рост капитализации и внешних займов начал разрушать тесные связи между владельцами и управляющими с негативными последствиями для накопления богатства. В более широком контексте военные трудности породили новую идею о том, что фирма не обязательно должна быть исключительно собственностью акционеров, но скорее совместно принадлежать всем ее работникам. Эта концепция ускорила разделение собственности и управления, благодаря чему рабочие получили больше прав, в том числе и право на участие в прибылях.

Ряд предпринятых в военное время интервенций предвосхитил обширную земельную реформу, осуществленную уже под оккупацией США. До войны землевладельцам, многие из которых обладали умеренным состоянием, принадлежала половина сельскохозяйственной земли, и треть всех фермеров была их арендаторами. В межвоенный период сельская бедность послужила источником споров и волнений, но попытки реформ были очень слабыми. Все изменилось с принятием Закона о перераспределении фермерских земель 1938 года, который заставил землевладельцев продавать арендуемую землю и предусматривал обязательную продажу необрабатываемой земли. В 1939 году Постановление о контроле над земельной рентой заморозило ренту на текущем уровне и предоставило правительству право издавать указы о сокращении ренты. Постановление 1941 года внесло исправления в цены 1939 года, а Постановление о контроле над землей, принятое в том же году, дало правительству власть решать, какие культуры следует высевать. С принятием Закона о контроле над продуктами в 1942 году власти начали определять цены на основные продукты питания. Весь рис, помимо необходимого для личного потребления, нужно было сдавать государству, а всю земельную ренту, помимо той, что удовлетворяла личные потребности, перечислять в казну. В отсутствие ценовых стимулов выращивающим рис фермерам выделяли растущие субсидии. Так производители основных продуктов могли держаться наравне с инфляцией, тогда как доходы землевладельцев таяли, и это приводило к значительному выравниванию в сельской местности. В реальном выражении фермерская арендная плата упала на четыре пятых с 1941 по 1945 год и с 4,4 национального дохода в середине 1930-х до 0,3 % в 1946 году. Для землевладельцев итог мог быть еще хуже, поскольку выдвигались различные предложения о конфискации земель, которые так и не были реализованы.

Работники же выиграли не только от контроля за рентой, государственных субсидий и растущих правительственных интервенций в управление предприятиями, но также от расширения мер по социальному обеспечению, предпринимаемых не только для улучшения физического состояния новобранцев и рабочих, но и в явно выраженных целях снизить недовольство среди населения. В 1938 году было образовано Министерство социального обеспечения, тут же ставшее движущей силой социальной политики. Его служащие разработали частично финансируемые государством схемы страхования, которые начиная с 1941 года были значительно расширены, поскольку иначе не достигали целей, для которых предназначались. Разнообразные общественные пенсионные схемы были призваны сократить потребление, а в 1941 году были запущены самые первые в стране проекты общественного жилья.

Вторая выравнивающая сила, инфляция, в военное время ускорилась. С 1937 по 1944 год потребительские цены выросли на 235 % и подскочили еще на 360 % только за 1944–1945 годы. Это значительно понизило цену облигаций и депозитов, даже при том что контроль за рентой снизил реальные доходы землевладельцев.

В отличие от европейских театров военных действий третий фактор, физическое разрушение капитала в самой Японии, стал действующей силой только на последних стадиях войны, хотя торговый флот начал нести урон гораздо раньше. К сентябрю 1945 года была уничтожена четверть физического основного капитала страны. Япония потеряла 80 % своих торговых судов, 25 % всех зданий, 21 % мебели и личных вещей в домашних хозяйствах, 34 % промышленного оборудования и 24 % готовой продукции. В последний год войны количество действующих предприятий и занятой на них рабочей силы уменьшилось почти вдвое. Размеры потерь значительно различались в разных отраслях: если в черной металлургии потери были минимальны, то 10 % текстильной промышленности, 25 % машиностроения и от 30 до 50 % химической промышленности были выведены из строя. Согласно Сводке стратегических бомбардировок США 1946 года, союзники сбросили на Японию 160 800 тонн бомб – менее восьмой части того, что было сброшено на Германию, но с гораздо большей эффективностью и по менее защищенным целям. Только во время ночной бомбардировки Токио 9–10 мая 1945 года, даже по консервативным оценкам, погибло 100 000 человек и было уничтожено более четверти миллиона зданий и домов на площади в 16 квадратных миль; а через пять месяцев произошли известные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Составители обзора высчитали, что всего было уничтожено около 40 % застроенной зоны в 66 городах и около 30 % всего населения городских районов страны потеряли свои дома. И все же, несмотря на потери, понесенные владельцами недвижимости и инвесторами, общий эффект не был настолько уж огромен. Из-за агрессивной экспансии тяжелой и химической промышленности в военное время объем производственного оборудования, сохранившийся в 1945 году, превысил объем 1937 года. И за исключением торгового флота физическое разрушение имело место в основном в последние девять месяцев войны, уже через довольно долгое время после того, как принялись падать доли высшего дохода и богатства (см. выше рис. 4.1). Бомбардировки союзников просто ускорили уже наблюдавшуюся тенденцию.

Доходы от капитала в военные годы почти исчезли: доля доходов от ренты и процентов в общем национальном доходе упала с 6 % в 1930-х годах до всего 3 % в 1946 году. В 1938-м доходы от дивидендов, процентов и ренты вместе составляли около трети дохода высшего «одного процента», а остальное делили между собой доходы от бизнеса и от работы по найму. К 1945 году доля дохода от капитала упала до менее чем одной восьмой, а от заработной платы – до одной десятой; доход от бизнеса стал единственным значительным финансовым источником, оставшимся для (бывших) богатых. Наиболее пострадали дивиденды и заработная плата как в абсолютном, так и в относительном исчислении, поскольку они сильнее всего контролировались со стороны правительства. Рантье и самые высокооплачиваемые управляющие исчезли как класс. Среди высших долей «одного процента» упадок был несравнимо больше.

В то же время он не сопровождался какой бы то ни было сравнимой компрессией среди следующих групп высокого дохода. Доля дохода домохозяйств между девяносто пятым и девяносто девятым перцентилями (высшие 4 % ниже высшего 1 %) во время войны почти не упала, а после надолго стабилизировалась примерно на одном уровне, как и в начале XX века, – от 12 до 14 % национального дохода. Хотя пострадали доходы большинства населения, в относительном выражении они сократились только у самых богатых японцев: если до Второй мировой войны верхний «один процент» регулярно получал половину того, что совокупно получали следующие 4 %, то после 1945 года он уже никогда не получал половину доходов этой группы. Так, вся потеря доходов среди верхнего «одного процента» выразилась в увеличении доли субэлитных 95 % населения, доля национального дохода для которых увеличилась с одной пятой до 68,2 % в 1938 году и до 81,5 % в 1947 году. И это поистине эффектный сдвиг, повысивший долю доходов 95 % до показателя, сравнимого с показателем США в 2009 году и современным показателем Швеции, – менее чем за десятилетие.

И все же происходившее во время войны было лишь частью общего процесса выравнивания. Японию можно назвать уникальной в том отношении, что среди основных воевавших держав вся наблюдаемая с конца 1930-х компрессия доходов происходила во время Второй мировой войны, а не в основном во время войны и в меньшей степени после войны, как это было повсюду (см. данную книгу, табл. 5.2). Тем не менее, как и в других странах, деконцентрацию доходов и богатства в долгой перспективе определял выравнивающий характер послевоенных мер экономической политики. В случае с Японией можно продемонстрировать, что все эти меры являются непосредственным следствием войны. К тому времени, когда 15 августа 1945 года император Хирохито заявил, что «военная ситуация развивалась не обязательно в пользу Японии» и что настало время «вынести непереносимое» – безоговорочную капитуляцию и оккупацию со стороны союзных войск, японская экономика лежала в руинах. Из-за недостатка сырья и топлива производство рухнуло. В 1946 году ВНП в реальном отношении был на 45 % ниже, чем в 1937 году, а объем импорта составлял одну восьмую показателя 1935 года в реальном отношении. По мере восстановления экономики целый ряд экономических мер и последствий войны поддерживал происшедшую во время войны компрессию дохода и еще более выравнивал распределение богатства.

С концом войны началась гиперинфляция. C 1937 по 1945 год индекс потребительских цен вырос в 14 раз, а после этого с 1945 по 1948 год его рост значительно ускорился. Хотя в разных источниках указываются разные индексы, судя по одному анализу, в 1948 году потребительские цены выросли на 18 000 % по сравнению с моментом вторжения Японии в Китай. То немногое, что оставалось от дохода с основного капитала, испарилось.

Как корпорации, так и землевладельцы стали объектами агрессивной реструктуризации. Тремя основными целями американской оккупационной администрации стали расформирование дзайбацу, демократизация трудовых отношений и земельная реформа – меры, которые предполагалось предпринимать вместе с карательно-прогрессивной шкалой налогообложения. Конечной целью было устранить не только материальную возможность ведения войны, но также предполагаемые источники империалистической агрессии. Экономические реформы образовали часть более широкого спектра фундаментальных демократизирующих изменений, призванных реформировать японские институты; среди множества прочих можно назвать новую конституцию, избирательное право для женщин и полную перестройку судебной и полицейской систем. Все это явилось непосредственным следствием войны, закончившейся иностранной оккупацией.

Для достижения поставленных целей предпринимались явно выраженные интервенции в экономику. «Основная директива» американских оккупационных властей под заголовком «Демократизация японских экономических институтов» предписывала поддержку «широкого распределения доходов и прав собственности на средства производства и торговли». Оккупационная политика имела целью построение социального государства благосостояния, тесно ассоциируемого с Новым порядком. По оценкам американских исследователей 1943 и 1945 годов, низкое распределение богатства среди японских промышленных рабочих и фермеров ограничивало внутреннее потребление и подталкивало к внешней экономической экспансии. Это предполагалось решить реорганизацией трудовых отношений и повышением заработных плат, которые поощряли бы внутреннее потребление и способствовали демилитаризации. Демократизация экономики и выравнивание не были целями сами по себе: конечной задачей было сдерживать милитаризм посредством реструктуризации тех черт экономики, которые подталкивали к заморской агрессии. И опять же, в конечном счете ответственными за эти изменения были война и ее последствия.

Оккупационные власти не стеснялись орудовать инструментом налогообложения. С 1946 по 1951 год был внедрен значительный и прогрессивный поимущественный налог на чистые активы с крайне немногочисленными освобождениями и верхним пределом в 90 %. Применяемый по отношению к активам, а не к доходам или просто имуществу, он имел открыто конфискационный характер. С американской точки зрения он должен был перераспределить частную собственность и предоставить более низким классам средства для увеличения их покупательной способности. Вначале он применялся к одному из восьми домохозяйств, а в конечном итоге перевел в собственность государства 70 % собственности 5000 богатейших домохозяйств и всего треть собственности тех, кто должен был платить этот налог. При этом общее налоговое бремя в целом оставалось относительно низким. Правительство руководствовалось принципом перераспределения, а не максимизации дохода. В 1946 году многие банковские вклады были заморожены и впоследствии сведены на нет инфляцией, а два года спустя те, что превышали определенный порог, были аннулированы.

Оккупационные власти неодобрительно смотрели на дзайбацу, семейные бизнес-конгломераты, воспринимая их как близких партнеров милитаристского руководства военных лет и в общем смысле как силу, поддерживающую полуфеодальные связи между руководством и трудовыми ресурсами, ограничивающую заработную плату рабочих и помогающую капиталистам получать сверхприбыли. Крупнейшие дзайбацу были расформированы, в результате чего их влияние на экономику страны исчезло. (Более обширные планы по реорганизации сотен предприятий были приостановлены в результате изменения политики в ходе холодной войны.) Семейные кланы дзайбацу были вынуждены продать 42 % общего количества своих акций, что привело к резкому уменьшению доли акций, удерживаемых корпорациями. В рамках компании по сокращению высшего руководства в 1947 году около 2200 администраторов 632 корпораций были уволены или ожидали ухода в отставку. Таким образом была уничтожена ранее существовавшая система тесного контроля за предприятиями со стороны капиталистов. В своем новогоднем послании 1948 года генерал Макартур заявил:

Согласно первоначальным планам, оккупация должна была быть очень суровой. В 1945 и 1946 годах оккупационные власти рассматривали планы демонтажа промышленного и энергетического оборудования в целях возвращения к уровню жизни конца 1920-х или начала 1930-х; все, что превышало этот уровень, предполагалось забрать в качестве репараций. И хотя политика быстро изменилась в ответ на новую реальность холодной войны, многие меры уже были предприняты. В качестве репараций были конфискованы военные заводы и связанные с ними предприятия. В июле 1946 года под предлогом того, что «война – это не бизнес ради прибыли», американцы остановили обещанные компенсационные выплаты за потери военного времени; неудовлетворенные иски были отменены. Это возложило дополнительное бремя на балансы фирм и банков. В последующие несколько лет многие компании были доведены до ликвидации. Другие использовали резервные средства, капитал и активы и ради выживания даже перекладывали бремя на кредиторов.

Поражение понесло за собой и другие потери. В 1930-х годах наблюдался значительный отток капитала в виде инвестиций в японские колонии на Тайване, в Корее и в Маньчжурии. В военные годы японские компании в колониях и на оккупированных территориях, включая Китай, действовали более агрессивно. По Сан-Францисскому мирному договору 1951 года Япония теряла все свои иностранные активы по всему миру, большинство из которых и так уже были захвачены разными странами.

Финансовый сектор был опустошен. К 1948 году потери банков выросли настолько, что их уже невозможно было компенсировать отменой всего прироста с капитала и нераспределенной прибыли и сокращением банковского капитала на 90 % вдобавок к списанию депозитов выше определенного порога. Акционеры не только несли огромные потери, но им запрещалось на протяжении трех последующих лет покупать новые ценные бумаги. В результате прирост с капитала практически исчез. В 1948 году на долю дивидендов, процентов и ренты приходилось совокупно не более 0,3 % высшего 1 % доходов по сравнению с 45,9 % в 1937 году и 11,8 % в 1945 году.

Одним из ключевых процессов стала юнионизация. До войны в профсоюзах состояло менее 10 % рабочих, к тому же существующие профсоюзы в 1940 году были распущены и заменены патриотическими промышленными ассоциациями рабочих. Такая форма организации рабочих должна была мотивировать их направить все силы на нужды фронта, но она же послужила основой для создания союзов на предприятиях во время оккупации. Сразу же после высадки американцев осенью 1945 года на основе нереализованных довоенных планов был составлен Закон о профсоюзах, принятый в самом конце года. Согласно ему рабочие получали права на организацию, проведение забастовок и коллективные переговоры. Членство значительно увеличилось: в 1946 году членами профсоюза были 40 % рабочих, а в 1949-м – почти 60 %. Льготы и пособия, помимо зарплат, увеличились, а созданные во время войны система здравоохранения и пенсионная система расширились. Профсоюзы показали себя полезным инструментом в создании кооперативных промышленных связей с их упором на повышение зарплаты согласно стажу и гарантию занятости; самое важное заключалось в том, что они способствовали выравниванию, пропагандируя новую структуру заработной платы, основанной на возрасте, потребностях, стандартах жизни и инфляции. Для новых рабочих устанавливалась минимальная заработная плата, повышающаяся с возрастом, стажем и размером семьи. Частые поправки на инфляцию сокращали изначально большой разрыв между белыми и синими воротничками.

Наконец, еще одной основной целью оккупационной администрации была земельная реформа: любопытно, что оккупационные власти разделяли убеждения завладевших на тот момент Китаем маоистов в том, что крупное землевладение – это зло, которое необходимо искоренить. В правительственном документе отмечалось, что перераспределение земли необходимо для того, чтобы Япония двигалась в мирном направлении, поскольку японские военные убеждали бедных крестьян, что заморская агрессия – это их единственный шанс выйти из бедности: без земельной реформы сельская местность оставалась бы рассадником милитаризма. И опять же, подспудный повод для интервенций был тесно связан с войной. Проект земельной реформы, разработанной Министерством сельского хозяйства Японии и принятый в самом конце 1945 года, был отклонен американцами как слишком умеренный, и в октябре 1946 года был принят новый, доработанный закон. Вся земля, которой владели землевладельцы-нерезиденты (то есть те, кто проживал не в том поселении, где располагалась земля), принудительно выставлялась на продажу, как и вся переданная в аренду земля землевладельцев-резидентов площадью свыше одного гектара. Обрабатываемая земля собственников, площадь которой превышала три гектара, также могла выставляться на продажу, если было решено, что она обрабатывается неэффективно. Раз и навсегда установленные суммы компенсаций размыла инфляция. То же было проделано и в отношении ренты, которую необходимо было оплачивать наличными по замороженным расценкам конца 1945 года, – она тоже уменьшалась из-за инфляции. Сопутствующее снижение реальной стоимости земли можно называть настоящим крахом: с 1939 по 1949 год реальная стоимость затопляемых полей для возделывания риса снизилась в 500 раз – почти в два раза больше относительно стоимости сигарет. Земельная реформа затронула треть всех сельскохозяйственных земель в Японии, которые были переданы половине сельских домохозяйств страны. Доля арендуемой земли, на которую, по некоторым оценкам, до войны приходилось до половины всех земель, упала до 13 % в 1949 году и до 9 % в 1955 году, тогда как доля самостоятельно обрабатывающих землю владельцев в сельских районах выросла более чем вдвое, с 31 до 70 %, а безземельные арендаторы практически исчезли. Коэффициент Джини доходов в сельских поселениях упал с довоенного 0,5 до послевоенного 0,35. И хотя реформа отталкивалась от выдвинутых в военное время идей и мер, таким широким масштабом внедрения она была обязана непосредственно оккупации. Выражаясь с присущей ему скромностью, генерал Макартур назвал схему «возможно, наиболее удачной программой земельной реформы».

Годы тотальной войны и последующей оккупации, от вторжения в Китай в 1937 году до Мирного договора 1951 года, полностью изменили структуру источников и распределения доходов и богатства в Японии. Резкое падение доли высших доходов и впечатляющее сокращение размера крупных состояний, о которых говорилось в начале этой главы, были вызваны в первую очередь уменьшением доходности капитала, затронувшим не только самых богатых, но и другие слои населения. Состав крупнейших 9 % состояний значительно изменился. Если в 1935 году почти половину активов этой категории составляли акции, облигации и банковские вклады, то к 1950 году их доля упала до одной шестой, а доля сельскохозяйственной земли снизилась с почти четверти до менее одной восьмой. По большей части эти перемены пришлись на годы собственно войны: падение долей высшего дохода и почти все падение в абсолютном выражении (почти 93 %) реальной стоимости состояний высшего 1 % с 1936 по 1949 год практически завершилось к 1945 году.

Тем не менее послевоенный период, как прямое продолжение военного, критически важен тем, что он закрепил на постоянной основе предпринятые в военное время меры и обеспечил для них более прочные основания. Как сказал генерал Макартур в своем первом новогоднем обращении к японскому народу, будущее уже никогда не станут «определять немногие». Интервенции США в японскую экономику сосредоточились на налогообложении, управлении корпорациями и организации труда – то есть на тех сферах, в которых руководство военного времени и так уже нанесло сильный удар по богатой элите. Таким образом, во время войны и в первые послевоенные годы произошел прочный переход от схемы управления со стороны влиятельного класса акционеров, контролировавших компании и требовавших высоких дивидендов, к более эгалитарной корпоративной системе пожизненной занятости, профсоюзов и зависимости зарплаты от стажа. Наряду с реструктуризацией бизнеса и трудовых отношений ключевым механизмом поддержания военного выравнивания стало прогрессивное налогообложение. Оформившаяся в 1950-х годах система налогообложения Японии облагала высшие доходы предельной ставкой от 60 до 75 %, а налог на наследуемые крупнейшие состояния превышал 70 %. Это помогло сдерживать неравенство доходов и накопление богатства вплоть до 1990-х годов, тогда как строгие меры по защите арендаторов понижали доход от сдачи жилья, а коллективные переговоры обеспечивали компрессию заработной платы.

Война и ее последствия привели к тому, что выравнивание стало резким, массивным и продолжительным. Самые кровавые годы в истории Японии – годы войны, унесшей миллионы жизней и причинившей огромнейшие разрушения внутри страны, – заодно предоставили и возможность осуществить уникальное выравнивание. Такой исход стал возможным из-за нового типа ведения военных действий, требовавшего полной демографической и экономической мобилизации. Крайнее насилие значительно уменьшило крайнее неравенство в доходах и богатстве японского общества. В своем переходе от всеобщей мобилизации к разрушению и оккупации тотальная война стала тотальным уравнителем.