Мотив смерти, разумеется, не может не присутствовать в Аиде, где Одиссей со своим кораблем оказывается уж слишком легко — без всяких проблем достигая берегов, которые никому более недоступны. Скорее всего, это ментальное достижение, и рассказ Одиссея о беседах с душами умерших — это его внутренний диалог, бережно сохраненный его потомком-рапсодом.

Заметим, что и здесь присутствует суетливое бегство. Общение Одиссея с душами прерывается невероятным наплывом этих душ и опасениями героя, что царица загробного мира Персефона может выпустить против него Медузу Горгону. Поэтому он спешно отплывает от берегов Аида и очень быстро оказывается снова на острове Кирки, где на этот раз он задерживается лишь на день, чтобы послушать ее наставления. Среди которых снова мотив смерти и бегства — прежде всего, в грядущем и неизбежном эпизоде со Сциллой. Сражаться с ней бесполезно, и лучшее средство — смириться с неизбежной потерей шести спутников, которых Сцилла непременно пожрет. Чтобы она в следующий момент не скушала еще шестерых, следует бежать (грести) от нее как можно быстрее.

Мы видим здесь снова перекличку с Троянской войной, а также с позорным эпизодом битвы с киконами. По утверждению Одиссея, в той битве у Истмара на каждом его корабле недосчитались шестерых воинов, которых потом безрезультатно окликали, отплыв на безопасное расстояние. Точно так же с последнего корабля Одиссея в пастях многоглавой Сциллы сгинули еще шестеро.

Но вернемся снова в Аид, где Одиссей беседует с тенями, алчущими крови, которые таким образом на некоторое время могут вернуть себе рассудок и что-то поведать живым.

Логично, что первая душа, с которой Одиссей вступает в беседу — недавно погибший Эльпинор, который просит похоронить его с почестями. И Одиссей потом совершает полный обряд, положенный для героя — когда ненадолго вновь оказывается на острове Кирки. Правда, непонятно, почему именно Эльпинор, погибший по дурости, пользуется такой привилегией — сжиганием на костре в полной боевой амуниции, а потом насыпанием кургана. Обычно этот ритуал полагался только великим воинам и вождям. Но почему-то Одиссею было очень жалко юного Эльпинора, и он в своих мечтах похоронил его как героя.

Второе переживание Одиссея — о родителях, и он встречается с душой умершей матери, которая свидетельствует о том, что отец Одиссея Лаэрт бедствует и даже вынужден спать вместе с рабами. А также о том, что Пенелопа стойко переносит притязания женихов. Тоска по родителям, жене и сыну терзает душу Одиссея, и он именно в Аиде получает сведения о них.

Наконец, наступает момент общения с героями Троянской войны. Тень Агамемнона ничего не говорит о триумфе этой войны и не проявляет гордости за победы в сражениях. Она стенает, страдая от предательства неверной жены Клитемнестры, которая равнодушно взирала на умирающего мужа, убитого заговорщиками. И тут же ревнивая Клитемнестра на глазах испускающего дух Агамемнона убивает его прекрасную пленницу — Кассандру, привезенную из Трои как трофей. Ничего кроме стенаний и предупреждений Одиссею, чтобы он не доверялся полностью своей жене, от Агамемнона не исходит. Его тень переживает только обстоятельства смерти, но не жизни и каких-то славных дел, присущих вождю ахейского войска.

Вторым из участников Троянской войны, с кем Одиссею удается поговорить в Аиде, оказывается тень Ахилла. Тень героя заботит только сын Неоптолем. Он вопрошает, а Одиссей рассказывает благостную историю о том, что Неоптолем совершил множество подвигов на полях сражений под Троей, был в Троянском коне и невредимым отплыл от берегов Троады. Ахилл, получив эти сведение и не сообщив сам ничего, удаляется в полном удовлетворении. При этом Одиссей почему-то ничего конкретного о подвигах Неоптолема не говорит — не упоминает даже, что именно сын Ахилла убил Приама, царя троянцев. А это существеннейший эпизод Троянской войны. Ничего не говорит Одиссей о судьбе главного врага Ахилла — убившего его Париса. А Ахилла судьба врага совершенно не интересует. Как и вопрос о том, что стало с Троей и ахейским войском.

Наконец, третьим персонажем, который мог бы пролить свет на какие-то эпизоды Троянской войны, оказывается тень Аякса Великого. Но он остается безмолвным, укоряя тем самым Одиссея — виновника его смерти, наступившей после спора о том, кому достанутся доспехи погибшего Ахилла. Душу Одиссея терзает чувство вины за то, что он не уступил великому воину, который был почти вровень с Ахиллом.

Остальные встречи Одиссея с тенями героев прежних времен и их женами для реконструкции Троянской войны совершенно бесполезны. Здесь всего лишь какие-то обломки генеалогических сведений и пересказ известных сюжетов о Тантале, Сизифе и других.

Подводя итог общения Одиссея с мертвыми, мы можем заключить, что в нем нет никаких отрадных картин, касающихся Троянской войны. Напротив, участники похода ахейцев глубоко несчастны в переживаниях собственной смерти. Впрочем, Ахилл к ней совершенно равнодушен, что, может быть, еще хуже, чем стенания Агамемнона или молчание Аякса.

Мы можем вывести лишь одно: для ахейских вождей исход Троянской войны трагичен. И каждый из них озабочен личными переживаниями, а не успехом общего дела. Именно так видит своих сподвижников Одиссей в исходе их жизни.