Терри Пратчетт о Ниле Геймане
Что можно сказать о Ниле Геймане, чего не было сказано в «Больном воображении: пяти конкретных случаях»?
Ну, он не гений. Он больше, чем гений.
Иными словами, он не волшебник, он – фокусник.
Волшебникам не нужно работать. Они просто машут руками – и творится магия. А вот фокусники… Им приходится много трудиться. В юности они подолгу и очень внимательно наблюдают за лучшими фокусниками своего времени. Они находят старые книжки со всякими трюками и, будучи прирожденными фокусниками, заодно читают и все остальное, потому что сама по себе история – одно большое магическое шоу. Они подмечают то, как люди думают, и то, как бы они никогда не подумали. Они учатся коварному искусству пружинок, знают, как одним пальцем открыть массивные двери храма и как заставить звучать фанфары. Они притягивают к себе внимание, показывают вам флаги всех стран, дым, зеркала, а вы удивленно кричите: «Поразительно! Как он это сделал? Что произошло с кроликом? Он правда разбил мои часы?»
А на задних рядах сидим мы, другие фокусники, и тихо переговариваемся: «Хорошая работа. Это он у пражан с левитирующим носком перенял? А это случаем не Спиритическое Зеркало Паскаля, где девушки на самом деле нет? Так, а откуда он этот пламенный меч достал?»
И мы думаем: а может, существует все-таки волшебство…
Мы с Нилом познакомились в 1985-м, когда только вышел «Цвет волшебства». Это было мое первое интервью как писателя. Нил зарабатывал на жизнь работой внештатного журналиста и выглядел как человек, который высидел целый показ ну очень плохих фильмов, чтобы после него бесплатно поесть холодных куриных ножек на фуршете (а заодно чтобы пополнить свою адресную книжку – она теперь размером с Библию, правда, интересных людей в ней гораздо больше). Журналистикой он зарабатывал себе на кусок хлеба, и это хороший способ изучить данную сферу. И, наверное, единственный.
А еще на нем была ужасная шляпа – такой серый хомбург. Шляпы ему не шли. Не было между ними гармонии. После нашей первой встречи я этой шляпы больше и не видел. Нил как будто подсознательно знал об их плохой совместимости: постоянно забывал шляпу где-нибудь в ресторанах. Однажды он просто за ней не вернулся. Слушайте сюда, настоящие фанаты: если вы очень, очень постараетесь, то может быть, найдете маленький ресторанчик в Лондоне, на полках которого пылится серый хомбург. Кто знает, что с вами случится, если вы его наденете?
В любом случае мы с ним поладили. Сложно сказать почему, но основой стало то, что мы оба радовались и изумлялись незамутненному своеобразию Вселенной – в чужих рассказах, незаметных деталях, странных старых книгах из забытых Богом книжных магазинчиков. Мы поддерживали связь.
[Спецэффекты: листы вылетают из календаря. Ну знаете, как в фильмах раньше было – сейчас-то такое больше не показывают…]
Мало-помалу Нил всерьез взялся за комиксы, а у меня взлетел «Плоский мир». Как-то раз он прислал мне шесть страниц рассказа и сказал, что не знает, как его продолжить. Я тоже не знал. Но спустя год я достал этот рассказ из ящика и понял, что будет дальше – хотя и не предполагал еще, чем все закончится. Мы вместе написали книгу и назвали ее «Добрые предзнаменования». Мы ведь ничего не теряли, мы просто веселились. И книгу писали не ради денег. Но, как оказалось, денег она нам принесла очень много.
…А хотите расскажу о странностях? Например, как-то раз он остался у нас, чтобы что-то отредактировать, и вдруг мы услышали шум из его комнаты. Мы зашли внутрь и увидели двух белых голубей – они никак не могли выбраться и в панике летали кругами. Нил проснулся в урагане из белых перьев и произнес: «Чтзхтв?» (на этом языке он обычно общался до полудня). Или, например, как-то раз в баре к нему подошла Женщина-паук. Или, например, как-то раз мы заселились в отель, а наутро оказалось, что телевизор в его комнате показывал какое-то бисексуальное бондажное ток-шоу с полуголыми людьми, а у меня телевизор не ловил ничего, кроме «Мистера Эда». А еще однажды в прямом эфире мы обнаружили, что нью-йоркского радиоведущего плохо проинформировали, и он только за десять минут до конца передачи обнаружил, что «Добрые предзнаменования» – это художественная книга…
[Вид с грохотом на проносящийся поезд. Еще одна сцена, которую больше не увидишь в кино…]
И вот спустя десять лет мы путешествуем по Швеции и говорим о сюжетах «Американских богов» (он) и «Изумительного Мориса» (я). Возможно, говорим даже одновременно. Все как в старые добрые времена. Один из нас говорит: «Не знаю, что делать с этой заковыристой сценой», а другой отвечает: «Решение, Кузнечик, кроется в постановке вопроса. Кофе будешь?»
За эти десять лет много всего случилось. Он потряс мир комиксов, и тот уже никогда не будет прежним. Когда-то то же самое произошло с фэнтезийным романом Толкина: он так или иначе повлиял на все, что вышло после него. На одном из туров по Великобритании по случаю выхода «Добрых предзнаменований» я ходил по магазину комиксов и изучал конкурентов. Мы подписали множество книг фанатам комиксов, среди которых попадались и личности, явно озадаченные тем фактом, что мы «выпустили книвку без кавтинок». Тогда-то я и понял, что он хорош. У него есть определенная легкость, тонкий скальпель, отличающий все его работы.
А когда он рассказал задумку «Американских богов», мне так захотелось написать подобную книгу, что я аж почувствовал ее вкус…
Когда я читаю «Коралину», я так и вижу изящную анимацию: стоит мне закрыть глаза, как передо мной предстает дом из книги или пикник кукол. Неудивительно, что Нил теперь пишет сценарии. Когда я читаю его книги, я понимаю: именно в детских книгах живут настоящие ужасы. Без образов Уолта Диснея мои детские кошмары были бы весьма безликими, а в его книге есть, например, черные глаза-пуговки, от которых и взрослому-то захочется спрятаться за диваном. Но перед книгами стоит цель не напугать, а победить испуг.
Многие удивляются, когда узнают, что Нил – дружелюбный и любезный парень, или что он потрясающий актер. Иногда он даже снимает очки. А вот насчет кожаного пиджака я уже не уверен – хотя я как-то видел его в смокинге. Но я могу и ошибаться.
Он считает, что понедельники с людьми случаются. Кажется, однажды я видел, как за завтраком он лежал лицом в тарелке консервированной фасоли (однако вполне возможно, что это был кто-то очень похожий). Он любит хорошие суши и в принципе ему нравятся и люди – правда, не в сыром виде; он хорошо относится к читателям, если они не совсем уж придурки, а еще он с удовольствием говорит с людьми, которые умеют говорить. Он совсем не выглядит на свои сорок лет – но может быть, я опять с кем-то его перепутал. Ну или у него на чердаке висит крайне необычная картина.
Веселитесь. Мы веселились. Мы никогда не задумывались о деньгах, пока на аукционе не начали предлагать серьезные цифры. Один из нас воспринял это совершенно спокойно. Догадайтесь кто. Подсказка: не я.
P.S. Ему очень, очень нравится, когда его просят подписать потрепанный, бережно хранимый экземпляр «Добрых предзнаменований», который хотя бы раз уронили в ванну и подклеили старой пожелтевшей клейкой лентой. Ну, вы знаете, о каком экземпляре я говорю.
Терри Пратчетт, 2002 г.
notes