Невозможно удержать воду или не дать ей утечь. Этот урок корпорация TEPCO выучила за несколько недель, последовавших за цунами, когда они закачали тысячи тонн морской воды в оболочки реакторов на атомной электростанции Фукусимы, пытаясь охладить топливные стержни и не допустить расплавления реактора, что, на самом деле, к тому времени уже случилось. Они назвали это «стратегией продувки-подпитки», и в результате их действий каждый день образовывалось около 500 тонн высокорадиоактивной воды — воды, которую нужно было хранить, не допуская утечки.

На другом берегу Тихого океана Рут просматривала один за другим отчеты о катастрофе. Международное агентство по атомной энергии, которое осуществляло мониторинг ситуации, ежедневно публиковало «Отчеты о ядерной аварии на Фукусиме-2011», описывавшие в деталях отчаянные и безнадежные попытки стабилизировать реакторы. Вот короткая выдержка из отчета от 3 апреля:

Параграф за параграфом, страница за страницей, отчеты в деталях описывали хитроумную систему насосов и стоков, уравнительных баков и трубопроводов питательной воды, линий впуска и закачки, расхода воды и поиска протечек, траншей, туннелей и затопленных подвалов — все это использовалось для того, чтобы удержать воду.

Первое упоминание о трещине появилось в этих отчетах в записи от 3 апреля. Трещину обнаружили в боковой стене накопительного резервуара под реактором № 2, рядом с водозабором морской воды. В образцах морской воды, взятых в тридцати километрах от реакторов, были обнаружены высокие концентрации радиоактивного йода-131 и цезия-137, уровень загрязнения в тысячи раз превышает тот, что был до аварии. Накопительный резервуар извергал, как позднее писала «Нью-Йорк Таймс», реки высокорадиоактивной воды, которая поступала прямо в море.

4 апреля в ежедневных отчетах появилось сообщение, что TEPCO получила от японского правительства разрешение сбросить в Тихий океан 11 500 тонн загрязненной воды. Такое количество воды примерно равно содержимому пяти олимпийских бассейнов.

5 апреля отчет подтверждает, что сброс начался. Сброс продолжался пять дней.

Уровень радиации у загрязненной воды был примерно в сто раз выше допустимых норм, но Тихий океан глубок и широк, и в TEPCO не предвидели проблем. Судя по тем же отчетам, компания рассчитала, что представитель общества, ежедневно в течение года принимающий в пищу водоросли и морепродукты, добытые вблизи атомной станции, получит дополнительную дозу облучения 0,6 миллизиверт, что будет гораздо ниже уровня, опасного для здоровья человека. Последствий для рыбы компания не оценивала.

Информация во многом похожа на воду: трудно удержать, трудно не допустить утечек. TEPCO и японское правительство пытались придержать новости о расплавлении реактора, и хотя некоторое время им удавалось скрывать жизненно важную информацию об уровне радиации в регионах, прилегающих к станции, в конце концов, информация начала просачиваться. Японцы гордятся своим стоицизмом и незлобивостью, но постоянные попытки скрыть ошибки, непрерывная ложь и увертки пробудили какую-то глубинную ярость.

В средневековой Японии люди верили, что причиной землетрясений является рыба сом, живущая под островами.

Самые ранние легенды говорят, что моно-ию сакана, или «рыба, говорящая вещи», правит реками и озерами. Эта сверхъестественная рыба могла принимать человеческий облик, и если люди каким-то образом вредили ее водяному царству, она являлась и предупреждала о последствиях. И если обидчики к предупреждению не прислушивались, разгневанная моно-ию сакана насылала на них в наказание потоп или другое стихийное бедствие.

К середине девятнадцатого века моно-ию сакана эволюционировала в дзисин намазу, или Сома землетрясений, неимоверное китоподобное создание, которое, неистово трепыхаясь, заставляет землю трястись и дрожать. Единственное, что удерживает эту рыбу — огромный камень в руках бога Касимы, который обитает в святилище Касимы.

Сам камень носит название канамэ-иси, непереводимый японский термин, который означает что-то вроде «краеугольный камень», или «речной камень», или «магнит». Бог Касима обездвиживает рыбу с помощью канамэ-иси, придавливая им голову чудовища. Стоит Касиме задремать или отлучиться по делам, давление на голову сома ослабевает, и он начинает трепыхаться и биться, вызывая землетрясение.

Если вы посетите святилище Касимы, много вы не увидите, поскольку большая часть камня погребена под землей. Собственно святилище — это небольшой участок голой земли, огороженный и накрытый навесом, и из земли торчит округлая верхушка камня — небольшая, всего около двенадцати дюймов в диаметре — как макушка младенца, который вот-вот родится. Понять, насколько велика та часть камня, которую скрывает земля, невозможно. Только подумать, судьба Японских островов зиждется на предположении, что закопанный в землю и по большей части невидимый камень достаточно велик и увесист, чтобы удерживать рассерженного Сома землетрясений!

Сом землетрясений — не такой уж отрицательный персонаж, несмотря на все разрушения и беды, которые он способен причинить. У этой рыбы есть и благоприятные аспекты. Например, подвид Сома землетрясений, называемый йонаоси намазу, или Исправляющий мир сом, способен избавить страну от финансовой и политической коррупции, хорошенько ее встряхнув.

Вера в Исправляющего мир сома была особенно сильна в начале девятнадцатого века; это был период слабого, неэффективного правительства и сильного делового сословия, а кроме того, экстремальных погодных аномалий, гибнущих урожаев, голода, городских бунтов и массовых религиозных паломничеств, которые зачастую перерастали в массовое же насилие.

Мишенью Исправляющего мир сома было деловое сословие, чья не знающая удержу страсть к наживе, ценовые сговоры и взяточничество привели к экономической стагнации и политическому разложению. Рассерженный сом насылал землетрясение, причиняя разрушения и хаос, и богатым приходилось расставаться с деньгами, чтобы восстановить разрушенное, а это означало новые рабочие места для низших классов на разборе завалов, расчистке площадей и на стройках. Подобное перераспределение богатства иллюстрирует один сатирический рисунок того времени, на котором изображен Исправляющий мир сом, вынуждающий богатых торговцев и президентов компаний испражняться золотыми монетами, которые тут же подхватывают трудящиеся.

Но, к сожалению, у землетрясений имеются и побочные эффекты, так что Сома часто терзает раскаяние. На другом душераздирающем рисунке сеппуку намазу — Сом-самоубийца — вспарывает себе живот в знак раскаяния за причиненные им смерти. Из разреза у него в животе извергаются потоком золотые монеты. Еще один рисунок изображает Сома, подносящего брусок золота людям, в то время как сверху за ним наблюдает бог Касима с духами.

Связь между сомами и землетрясениями продолжает существовать и в наше время. Мобильное приложение «Юре Куру» предупреждает владельца телефона о надвигающемся землетрясении, снабжая его информацией о местонахождении эпицентра, времени начала события и мощности в баллах. «Юре Куру» означает «Трясти будет», а логотипом служит мультяшный сом с глуповатой ухмылкой и двумя молниями, торчащими из головы.

— Симпатично, — сказал Оливер и потянулся за айфоном. — Надо бы нам это установить. Давненько у нас уже землетрясений не было. Интересно, будет ли эта штука работать в Уэйлтауне?

Они сидели у камина в гостиной после ужина, состоявшего из супа-пюре из двустворок и устриц, свежевыпеченного хлеба с розмарином и салата из нежной молодой капусты с остреньким горчичным листом из теплицы. Был всего лишь февраль, но Оливер умудрялся снабжать их свежей зеленью даже в зимние месяцы.

— В Штутгарте, где выросли мои родители, у них там водились огромные сомы, жили они под мостом через Неккар. Никто никогда их не видел, кроме как перед землетрясением — тогда сомы поднимались на поверхность. Огромные усатые рыбины, весом до двухсот фунтов.

— Они правда были такие большие?

— Так мне папа говорил. Их сейчас практически всех повыловили. Таких больших сомов больше нигде не увидишь, разве что в Чернобыле. Там целая компания живет в канале, по которому раньше подавалась вода для охлаждения реактора. Они там тусуются под железнодорожным мостом. Никто там больше не рыбачит, и сомы процветают. Выросли до каких-то гигантских размеров, некоторые длиной двенадцать, тринадцать футов. Кормятся они со дна, и ил там до сих пор должен содержать радиоактивные частицы, но сомам, похоже, все равно.

Рут опять подумала о ракушках. Она на сутки поставила их на крыльце, очищаться от песка и ила. У нее был особый способ — она выдерживала ракушки в ведре с морской водой, куда добавляла пригорошню кукурузной муки и ржавый гвоздь. Взвесь надо было взбалтывать несколько раз за день, а через двенадцать часов поменять воду.

Этот метод она вычитала в каком-то романе, забыла уже, в каком. Ей помнилось, это была история о семье и их летнем доме в Массачусетсе, или Мэне, или, может, на Род-Айленде. Место на Восточном побережье, анклав красивых летних людей; у семьи — золотистые длинноногие дети и комфортабельный стиль жизни. В ракушках, которые ела эта красивая семья из Новой Англии, просто не могло быть противного песка, который скрипел бы на их крепких белых зубах. Может, это были Хэмптоны. Странная штука — память. У Рут в голове застряло, как именно мать семейства избавлялась от песка в ракушках, но она совершенно не помнила ни сюжета, ни почему, собственно, этот способ был действенным.

Когда она рассказала об этом Оливеру, он выдвинул свою теорию:

— Я думаю, происходят две вещи. Кукурузная мука — это просто-напросто пища; ракушки поглощают ее, освобождая кишечный тракт и внутренние органы от этой зеленой фигни.

Когда он все это объяснял, Рут как раз резала картошку для супа. Под стук ножа и звук его голоса она вдруг ясно увидела образ матери из романа. Она носила длинные белые платья из тонкого льна. У нее в ракушках уж точно не могло быть никакой зеленой фигни.

— Это первый процесс, — говорил Оливер. — Биологический. Второй процесс — электрохимический. Соленая вода — это ионный раствор и является, таким образом, электролитом. Ржавый гвоздь состоит из железа и служит проводником, как, собственно, и сами моллюски.

На самом деле, почти наверняка это были Хэмптоны, думала Рут. Там точно были песчаные дюны и атлантические бризы, полосатые бело-зеленые тенты и холщовые шезлонги. Мать в романе носила белое платье, которое вздувалось от вечернего бриза, а может, она была в шортах, и вздувались на самом деле тюлевые занавески в высоких окнах дома.

— Когда ты помещаешь гвоздь в морскую воду, — вещал Оливер, — он генерирует небольшой электрический заряд, вполне достаточный, чтобы моллюски почувствовали раздражение и избавились от песка.

Но опять же, может, сцена из романа смешалась у нее в памяти с чем-то еще. Может, мать, красавица-блондинка в раздувающемся платье, не клала ржавый гвоздь в ведро с двустворками. Что-то не похоже на нее. Может, гвоздь в ведре был японской хитростью, и Рут переняла ее у матери или у кого-то из друзей-японцев.

— Так что, можно сказать, — заключил Оливер, — что ты параллельно кормишь их и бьешь током, заставляя плеваться и срать одновременно.

Рут, которая к тому времени уже резала лук, вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— Вообще-то, — сказала она, — роман был, скорее, об одном семействе — высокие холодные стаканы, теннис, все в белом, отношения между людьми, всякое такое. В электрохимию там особо не вдавались.

Они поели в гостиной перед камином, слушая, как завывает ветер. Здесь было слишком холодно для раздувающихся белых платьев, да и, кроме того, на северо-западном побережье носили более практичную одежду, полипропилен и синтетический флис, но Рут грех было жаловаться. Приятно было сидеть у огня, и суп получился вкусным, густым и ароматным. Каким бы ни было происхождение — или объяснение — метода очистки двустворок, он работал: ракушки были сочными, но без примеси ила и песка. Кот тоже уважал суп. Весь ужин он описывал вокруг них сужающиеся круги, делая попытки лизнуть у них из мисок. Когда Оливер шуганул его, кот сделал ответный выпад лапой на руку, так что Оливер схватил его и прижал мордой к полу. Укрощенный, но оскорбленный, кот повернулся к ним спиной и мрачно таращился в огонь.

— Вот это отстой, — сказал Оливер. — Скачать «Юре Куру» я могу, но оно работает исключительно на данных Японской метеорологической службы. О землетрясениях в Канаде оно не скажет нам ровно ничего.

Рут глядела в огонь.

— Я думала, Канада в безопасности.

— Безопасности нет нигде, — сказал Оливер. — Ладно, понял. Теперь мы знаем все о сейсмической активности в Японии.

— Может, нам нужно поехать в Японию, чтобы твое приложение заработало.

— Может, нам и не нужно, потому что Япония сама едет сюда.

— Что?

— Япония едет сюда.

— О чем ты говоришь?

— О землетрясении, — сказал Оливер. — Оно передвинуло Японию поближе к нам.

— Правда?

Оливер выглядел озадаченным.

— Ты что, не помнишь? Сдвиг земной коры привел к тому, что суша вблизи эпицентра резко прыгнула в нашем направлении.

— Я не знала об этом.

— Нет, знала. Мы об этом говорили. Еще из-за этого масса планеты сместилась ближе к ядру, и Земля стала вращаться быстрее. Из-за повышения скорости вращения сократилась продолжительность дня. Наши дни стали короче.

— Стали короче? Ужас какой!

Он улыбнулся.

— Ты сказала это, прямо как твоя мама…

Этот комментарий она проигнорировала.

— И сколько времени мы потеряли?

— Немного. Одну целую и восемь миллионных секунды в день, думаю, где-то так. Хочешь, посмотрю поточнее?

— Верю тебе на слово.

— Мы точно говорили об этом, — сказал Оливер. — Это было по всему интернету. Ты что, не помнишь?

— Конечно, помню, — соврала она. — Я как раз думала, что-то дни стали такие короткие. Решила, мне просто показалось.