В те старые часы, когда жили Прадеды Прадедов и не умели времена считать, а кто умел, тот за давностью позабыл, в те времена, когда полудень не там был, и когда в небе два Месяца было, а теде один только ходит, в те часы старовины были Прадеды наши в степи, и жили они на возах, как мы в дому.
И был тогда над Пращурами царь Криворог. И не имел он сына, а только двух дочек, одна была русая – Русава, а другая златовласая, как Солнце-Сура – Сорава.
И пожаловался царь Криворог богам, что нет сына, от которого бы помощь была, а одни дочки. А что с них – вырастут, замуж отдаст, замуж отдаст – от него уйдут, с одного воза на другой. А что на чужом возу, то уже не твоё.
И молил царь богов, чтоб дал ему хоть зятей сильных и добрых.
И пришла как-то рано утром к царю дочка Сорава с вестью:
– Не знаю, отец, как и сказать тебе, а видела я, как сестра младшая Русава с хлопцем говорила. А тот хлопец высок собой, ясен и красив, силён и ловок!
Позвал царь Криворог Русаву:
– Что ж ты, дочка, от меня хоронишься, хлопца не покажешь, разве я не отец тебе?
– Не нарекай на меня, отче, я сама видела его впервые и не знаю, откуда шёл и куда потом делся.
А на другой день пришла Русава к отцу и сказала:
– Ты вчера нарекал за хлопца моего, а сегодня на рассвете Сорава сама с хлопцем была и с ним долго вела беседу.
Позвал царь Криворог Сораву:
– Что ж ты, дочка, вчера про Русаву говорила, а днесь сама с хлопцем была?
– Не нарекай мне, отче, взаправду видела я мужа красного и доброго и сказал он, что завтра на Зорьке утренней вдвоём с братом приедут к тебе нас обеих сватать!
На другой день так и было: приехали два молодца, как писаные, статные, добрые, по-праздничному одягнутые и стали дочерей у Криворога за себя просить.
– Кто ж вы такие, чтоб царских дочек за себя сватать? – спросил Криворог.
– А мы сыновья царя Того, что на Небе, и всё, что прошло – у нас живёт, а что будет – тоже Отцу известно. Это Он нас к тебе послал, чтоб во всём помогать и Род твой славный продолжить.
И остались они на возах царских, и расплодился-размножился Род Русов-Русавов и Суров-Соравов, и били они врагов многих, и оттого люди наши уцелели, не извелись, как прочие. Ибо много было в степях народов, да мало от них потом осталось!
В древности был край Пращурский, который звался Русиною, и был он богатый и славный. Да однажды понехали землю ту Русы и ушли прочь. А потом долго про неё вспоминали, долго по ней жалковали, призывали Жалю с Кариною, да не знали уже, камо грясти и где искать ту землю Русинскую. И даже внуки с правнуками про ту землю дбались, да оспеть пути не находили, оспеть дороги не видели. Так и до наших дней дошла поведка про Русину древнюю, и мы также не знаем, где остался тот край чудесный.
А ушли наши Пращуры искать медовые речки и кисельные берега, где хлеб прямо с неба падает – бери и ешь, и люди там не стареют, и дети не умирают. Да не нашли они той земли, а свою счастливую Русину оставили. И живём мы теперь в лесах и степях зелёных и всё время лишь горе мыкаем.
То брехали Пращурам люди про край чудесный, где ни звери, ни птицы, ни люди никогда не стареют и не умирают. И яблоки там круглый год висят, оборвёшь – а они зацветают снова. И капуста тут же вырастает, как только головку возьмёшь.
А когда пришли Пращуры в степи, а и там люди гибнут, и дети, и так же надо трудиться за хлеб, и скотина так же умирает, и людей хворь берёт. И нету нигде такой земли, по которой текли бы молочные реки!
И стали Пращуры жить, как все – с хищными зверями и людьми бороться, сражаться за пастбища, за реки свои, за живот и здравие.
И до сих пор так живём – добро редко имеем, а работы хватает для каждого, так что и передохнуть некогда.
В те часы, когда Времена ещё только начинались, во времена давние, как колода позеленевшая, когда люди почитали Дида-Лада, произошла сия бывальщина.
Стали как-то Роды по весне землю делить, где кому скот гонять – овец, коров и коней борзых на водопой и зелёные пастбища. И случилось так, что поспорили Старейшины, поругались и никак до Ладу дойти не могли, ни в третий день, ни в четвёртый, ни в пятый. И не видно было тому спору ни конца, ни краю. А Главным Старейшиной был в ту пору Дед Углай, однако ж он других не мирил, а сам больше всех спорил.
И не выдержала тут баба одна, что звалась Огуда, стала баб своих укорять, науськивать: «И чего мы, бабы, на мужиков смотрим? Неужто сами ладу не наведём?»
Наварили тогда бабы медовой браги, мужиков напоили. А когда те упились и на возах спать поукладывались, отобрали бабы у них мечи и палицы и пошли сами скот стеречь, и охрану от врагов в степи выставили, и у огня костровых поставили, чтоб не погасли уголья в огнищах. И стояли так на страже до Зорьки утренней.
А когда мужики пробудились, мечей хватились, а их нет ни единого. А бабы ходят вокруг с оружием, с пиками и рогатинами, на мужиков мечами грозятся.
Стал Дед Углай на баб ругаться, хотел оружие отобрать, да налетели на него бабы с рогачами и кочергами, схватили, побили плетьми жильными, и другим досталось, так что довелось мужикам за возы прятаться.
Да не утихомирились бабы, погнали мужиков на реку горшки мыть, коров доить, молоко на-суръ ставить, на-суръ, на створожину. Потом на борщ щавель рвать, траву-калач, лебеду белую, корни копать, водой мыть, чистить, на огонь в котлах ставить.
Покорились мужики, варили борщ. Управились, аж когда Солнце в полдень пошло, а спозаранку ещё не снедали! А борщ был недосоленный, недоперченый. Пошла баба Огуда на мужиков кричать-ругаться, после обеда шерсть чесать заставила, нитку ткать, потом коров перегонять, телят поить, идти на речку рыбу ловить.
Идут мужики на речку, прямо плачут. Что за жизнь пошла со злой бабой? Та же работа бабья проклятая, нету с ней ни минуты покоя, ни отдыха! Детей надо стеречь, кормить, пеленать, забавлять, качать, чтоб не плакали. Невмоготу такое терпеть!
И восстали мужики против баб, с голыми руками на мечи полезли, думали – свои ж, не станут поднимать оружие. Только побили их бабы всерьёз, некоторые тут же смерть свою приняли, а остальным пришлось покориться. Зачинщика Деда Углая бабы и вовсе осрамили – порты с него сняли, так перед всеми водили, а потом на бугре мечом голову отсекли.
С тех пор мужики баб слушались, и что те велят, исполняли.
И долго так было, пока дети не подросли и молодёжь не захотела старой бабе Яге подчиняться. Сговорились юноши и как-то ночью на баб напали, старую бабу Огуду-Ягуду убили, у остальных мечи отобрали, плетьми выпороли и опять детьми заниматься заставили, коров доить, молоко на-суръ ставить, шерсть-волну сучить да борщи варить.
Так и закончилась наша Бабовщина. А потом пошла Дедовщина обычная, которой и по сей день живём, богов славим, работаем да песни поём. А при Бабовщине не было жизни людям, так, огорченье одно, жизнь без всякой узорчатости. Старая баба Яга всех карала и всех морочила, так что никто не мог ей противится и перечить. А при Дедах-Старостах и Родичах жизнь опять пошла вольная – мужики с мечами ходили у пояса, а бабы возились с рогачами и кочергами, борщи варили, детей кормили и мужей своих строго слушались.
При бабе Яге своих же били, а врагов прогнать не могли. И за весь век одну Баню придумали, да и ту бабам мужики поставили.
Поныне ещё та Бабовщина вспоминается, да как петуху цыплят не водить, мужику юбки не носить, так и бабам в штанах не ходить. А наденет какая – в плети её! Чтоб своё бабье дело исполняла и на людях хвостом не крутила.
Забылось то дело давнее, и Бабовщина позабылась совсем. А Дедовщиной-Русью и поныне живём и здравствуем!