Днём было в степи хорошо, а ночью было утерпенье Русам великое, потому как Диво ходило в бурьянах и кликало, и смеялось, и плакало, и даже страже порой становилось жутко.
Однако ж Диво – то ещё не Лихо, хоть и голос у него мерзкий-обрыдный.
А вечером Скоча идёт красть-катранить скот чужой, идёт пешая, только с мечами и стрелами, и смеётся, ничего не боится.
А Русы, на них глядя, только головой качают – и как Скоча та не пугается, и как она, если что, от всадников убежит?
Прошла Скоча – и в травах пропала. А Русы сидят у костра, и собаки подле них рядом лежат, они врага в ночи добре чуют, и когда лезет кто – рычат и гавкают.
Вот вскочили собаки, залаяли – кто-то идёт в степи. Поднялись Русы на Могилу древнюю, а с неё далеко окрест видно – и видят, что Скоча ворочается, а за нею враги гонятся. Вот остановилась Скоча, и Старший их стал палкой коников в пыли рисовать. А потом махнул рукой – и вскочили кони, и уже летит Скоча на баских скакунах, а враги далеко отстали – не догонят, не отомстят.
Глядят Русы и Диву даются, было то или не было, или Скоча в дружбе с тем Дивом Степным?
А меж тем уже третьи петухи пропели, и Зорька ясная поднялась на небе, а Ночная Яма стала отходить в балки, в глухие терны и шипшину колючую.
Догорает в степи костёр, бледнеет в свете грядущего Дня. Вот уже и бабы встают, за варево принимаются, а девчата молоко несут утреннее. Скоро все уже на ногах, умываются, Зорьку с Солнцем приветствуют, Богам и Пращурам славу поют и садятся за сниданок-свитанок.
И рассказывают друг дружке, что уже другой вечер и утро Диво Дивное вдалеке кричит, в траве скачет, к небу подпрыгивает и опять оземь бьётся!
И отвечают им Старцы, что то знаменье недоброе – знать, скоро придёт на Русь время тяжкое, и война, и боль, и страдания.
И потому князь велел, чтоб были готовы все мужи-воины, и мечи имели, и чтобы острыми были мечи те, и кони наготове стояли, зерном кормленые, и чтоб мёда им свежего давали заранее, потому как от того мёда кони сильные становятся, а на войне сильный конь – половина победы.
И скачет к Русам Скоча комонная и рассказывает, что видела в степных травах Диво Дивное и Лихо Семиочитое, и что Лихо то идёт прямо к ним с Восхода солнечного!
И велел русский князь Турас собираться борзо и идти до Донца Северского к Городечням.
Вставали Русы, и скотину гнали, и возы трёхосные поклажу везли, и люди шли и комонно ехали.
И когда Солнце во всю мощь засияло в небе, Русы уже далеко отошли от мест тех. И видели они со старых Могильников, как Обра злая текла, и как повернула она к старому табору русскому, оглядела его и опять потекла. И целый день Русы шли до реки Донца, и целый день за ними Обра текла. И видит князь Турас, что не поспеет он до реки дойти, и враг их скоро настигнет.
А тут другой табор с восхода идёт – едут Ярусланы с царём своим Ярусланом Зореславовчем, и кричат они Русам, чтобы те поспешили. И прибавили Русы шагу, а Ярусланы свернули в степь за Могилы Великие, и Обра за ними пошла.
Торопились Русы, скотина траву на ходу хватала, а люди не могли остановиться и сварить еду, аж пока не дошли до Донца. Вечером достигли они реки, перегнали стада вброд на другую сторону и там только разложили костры, а уже ночью вечеряли, а заодно и обедали.
И видели Русы, что опять Диво в ночи скакало и старые кости к небу подбрасывало, и собаки всю ночь рычали на Диво то. А утром стража обнаружила в степи множество костей – там Русы когда-то с врагами бились, и кости их остались не погребенными.
И велел князь Турас разжечь кострище великое Тризненное и нести в него кости русские. И целый день Русы собирали те кости, и горели они в огне очищающем, и превращались в прах, как положено. А Русы трижды славили безвестных павших героев, и так они в той поминальной Тризне обрели мир и покой.
А в ночи опять Диво Дивное прыгало, а за ним и Лихо Семиочитое бесновалось – выло жутко и драло землю когтями крепкими. И кричало оно пардусом, и в траве стлалось то с одной, то с другой стороны подползало.
Утром Ярусланы пришли и сказали, что надо дальше идти, потому как враги текут сильные, и никто им на пути не препона.
И поспешили Русы с Ярусланами к Городечням, и там в лесах дубовых скрывались, и Обру видели, а та всё шла и шла.
Течёт модрая река времени, течёт, в Вечное море впадает и там исчезает бесследно. Так и люди хранят Старовину Пращурскую, а потом многое забывают, словно и не было тех времён, про какие потомкам знать надобно.
Так во времена царя нашего Зеленича прискакали гонычи от Кощобы, и передали от царя их слово такое, что с Восхода солнечного идут на нас разбойники степные безжалостные.
И приказал тогда царь Зеленич пырей-траву высокую рвать, и из того пырея плести вервь зелёную и той вервью обкручиваться, чтобы в траве ни коня, ни всадника не видно было врагу.
И до вечера плели воины вервии те, а вечером уже на конях зелёные попоны были, и всадника в той траве никто увидеть не мог. А трава в то лето такая густая была да высокая, что когда Месяц из неё вставал, так за деревей зацеплялся и долго шелестел в траве и шуршал, прежде чем на небо взбирался.
И пришли изведатели к царю Зеленичу и рассказали, что видели кострища великие и много людей, а то враги были злые, то была Угра дикая.
И сказал царь Зеленич идти на врага и бить его, гнать ген подальше с земли нашей. И напали Русы на Угру, а та Угра убегала, зубы щерила, а потом ворочалась и нападала на Русов. И жестокими были сечи.
Кровавый Месяц ходил над степью, а Русы шли из травы, гремя мечами по щитам своим, и гул великий стоял окрест.
Вставай, Месяц, вставай, ясный, да погляди на ту битву страшную! А там Угра дикая волком выла, а там Русы в щиты били и на врага бросались отчаянно. И гром мечей, и звон щитов заглушали крики людские и конское ржание, и ничего слышно не было – ни стона, ни вопления человеческого.
Расступись, Мать Сыра-Земля, дай в твои недра укрыться от врага злого и меча беспощадного! – так молили иные воины и бежали в бурьяны от грозящей смерти. Да ежели час приспел, то Смерть-Мара и в густой траве настигала и на поле боя дых перехватывала. Однако ж тех, кто пали героями, Перуница поила водой вечной жизни, и они отправлялись в Сваргу в войско Перуново. А трусливые и малодушные попадали к Мору с Марой и мерзкому Яме.
И явилось вдруг в степи множество русских воинов, и шли те Русы прямо из травы, а враги того пугались и князьям своим кричали: «Та Руса заколдованная есть, и ничего мы с ней поделать не можем!»
И кричали на них князья ихние, и мечами размахивали, головы снять им грозились. И шла Угра в сечу, и от русских мечей падала. И шла та битва три дня и три ночи. А потом Угорские князья решили идти лепше на Панщину – там люди смирные и легко подчиняются.
И пошли Угры на Днестровщину, а оттуда – на Панщину. И не стала Панщина биться, и стала Угрой.
Такая же беда была с Мазовой и с Норчей – не сражались они до конца и исчезли – стали Волошиной.
А Русы помнили, как Хоропы и Седьмичане врага не щадили, и Меды, и Троянцы, и все от Ойразов до Иры знали, что за родную землю надо сражаться до смерти! А ляжет Рус на поле со славою – отправится на Тот Свет в Ирий прекрасный, и встретится там с отцом, с матерью, с братьями, сёстрами умершими и всей своей прежней Родыной. А там они землю Сварогову рают, пашницу сеют и вено венят летом, и Свет Тот такой, как и наш, только без болезней и горестей. И люди там такие же, как и здесь, только синие, и земля там синяя, и трава, и синие кони ржут, и синие стада по синим степям ходят.