Ой, да как тяжко Щурам-Пращурам нашим в степях вольных при Годяках жилось и Волохах! Ой, да как часто враги набегали и людей резали, будто скот!
Бывало, проснутся Пращуры на Зорьке и рады, что ночка тихо прошла. А то встанут – двух-трёх сторожей не хватает, зарезали их враги проклятые, что в траве высокой гадюками-змеями неслышно в ночи приползли.
Ой, не спи, не спи, воин славный! Гляди зорко вперёд во все очи! Не верь степи вольной, траве высокой, не то – заснёшь навек, не проснёшься, Солнца ясного не увидишь!
Ой, не смейтесь, неразумные дети, не смейтесь, как бы не довелось потом горько плакать!
Ой, не спи, княже наш, думай думу, от врага нас лютого борони и на возах спящих в ночи стереги, пока день не наступит ясный!
Как-то у князя ярусланского Бужича сторожа двух Торжаков поймала, а те клянутся, что Ормяны они и товар везут Ормянский. А потом, коли железы жгли, да теми железами подбодряли их, так признались, что Волохи. И что послали их Волошские Воеводы разведать, где кто живёт, где какие князья, воеводы, сколько людей и какие стада, и где припасы ихние и кошары.
И позвал князь Бужич всех князей и воевод на Совет великий, чтоб сговориться всей степью идти на Волохов. И приехал на возу со своей дружиной Голога старый, и сошлись все князья от Ярусланов, и прочие Воеводы и цари-князья разные, чтоб держать Великий Степной Совет. Один годяцкий князь не приехал, прислал сына своего Конарека. А тот сидит на коне надутый, и речёт важно так, не слезая с коня:
– Что нам Волохи? У нас двадцать тем войска доброго, да мы их руками голыми передушим!
Отвечал ему князь Ярусланский Бужич:
– К голым рукам надобно меч прибавить, да щит, да лук, да копьё дубовое. Рано похваляешься, молодой княжич, лепше старших людей послушайся!
И добавил Голога Старый:
– Негоже витязю преждевременное похваление. Надобно мысль Волошскую выведать, чего им от нас надобно…
Пригласил ярусланский князь Бужич всех гостей поесть-попить, поджидаючи, пока соберутся князья дальние.
Приходили девицы молодые пригожие, подавали гостям баранину печёную с доброй кашей, с луком крепким, огурцами и бураками. И мёды носили пенистые, и подавали каждому гостю с поклонами.
Только князь Конарек не пил, не ел, и дружина его нашей ежей гребовала, жрали конину сухую и питьё своё пили годяцкое.
Поглядел на то Старый Голога, ничего не сказал, только крякнул.
Приехал с дружиной Хорол-царь и сказал:
– Благослови вас Боги, князья, и еду вашу, и мёды пенистые!
– И ты будь здрав, брате наш, – отвечали князья, – садись с нами, не гребуй!
К вечеру приехал Языкий-князь, весь день скакал, с коня-на-конь пересаживался. За ним на другой день и самые дальние приехали.
Три дня дожидались всех князей, а потом Великий Совет держали. И решили Чашу Братскую пить, чтобы всем стать братьями и завсегда помогать во всём один другому.
И пили они Чашу с вином, с кровями всех степных князей смешанную, и нареклись меж собою братьями. Только Годяка не стал пить и сказал:
– На Волоха и без Братства поможем. А какие мы братья вам?
И встал, и сел на коня, поехал прочь, и «прощай» не сказал никому.
Князьям однако ж то было не в новину, они знали повадки готские.
Привели пленников-Волохов, и те опять всем князьям рассказывали, для чего воеводы их в степь послали.
А на десятый день Совета прискакали гонцы от Коропов и сказали, что Волохи до Карпат-горы добираются и что началась там большая война.
И ещё узнали князья, что Годяки разорвали конями трёх Русов, а с ними и детей малых, и жён.
Встал тут Голога Старый и сказал:
– Князья мои, братья вольные! Отовсюду идёт беда, ни там, ни тут нету добра. И есть у нас два пути: первый – идти к Дунаю и по мирному сговариваться с Волохом, а другой – начинать войну! Что будем решать, братья?
– И скоту ярмо не любо, а Волохам служить ещё тяжче, – отвечал Яруслан-Бужич. – И так – смерть, и так – отрочество, а убитому всё же легче, он позора не ведает.
Тем часом примчались гонычи с Днепра и сказали, что Коропы уже на Дунай идут.
И решили князья степные весь скот и возы с семьями отправить к Городечням, а дружинам идти до Карпат-горы.
Так началась Великая война, и растянулась она аж на сто лет! И за те сто лет люди умирали, новые рождались и тоже гибли, и до правнуков война шла та злая. И сгинуло в ней много людей, и Хорсунь с Олявой сгорели, а Щуры пошли за синий Дунай и далеко в Волохах воевали.
Когда старовина ещё молодая была, и Деды Дедов в коников играли, а старые Прабы в колыбелях-колысках лежали и была ещё Живая Вода, когда старый Ворон про зиму не крячил, а уже по болотам студёная стояла вода, так пришли в те времена на Русину Дяки.
И шла Дячина на Волоха и, дяка Богу, била его, ломала.
А Волошина гроши ей давала и в Федоряки-наймиты обкручивала. Даст сначала Дячине, а Коропам не даст, а потом – Коропам, а Дячине не даёт, и всё для того, чтоб натравить их друг на друга.
Дячина была храбрая, на ножи лезла и билась насмерть. А Волошина была хитрая, и чего силой не возьмёт, то берёт грошами – сриблом и золотом, и добилась того, что Дячина стала у ней Федоряками.
А Федоряками назывались такие народы, какие к Волохам нанимались по соглашению, чтоб хранить их межу-границу.
И то ж скоро берега Дуная пустые стали – пройдёт кто по городу, а его стрела Дячинская убьёт. Опустели грады и сёла, и скоро только Хока в домах тех жила.
И пришли к Дунаю Ясы с царём своим Корзоем, и Волохи дань заплатили Ясам, а Русам ничего не дали – хотели, чтоб Яса с Русой пересварились. Однако же царь Пребор русский и царь ясский Корзой были разумными, и ту дань меж собой поделили. И злились Волохи, а ничего поделать не могли. И в те времена уже Волошина Ромейской была, Грекам принадлежала, и Греки ненавидели Пребора-царя, а Русы знали – ежели враги проклинают царя, знать то добрый царь для Руси!
И как Волошина Ромейская ни старалась, не могла извести Пребора-царя. И подкупила она тогда Обрского царя Буяна. И напал Буян в ночи на Пребора-царя, захватил и увёз к Волохам. Убили Волохи царя Пребора – ещё живым закопали в землю.
И плакала по нём вся Межа, и плакала вся Дячина Придунайская.