Леонид Кудрявцев
Мы – зомби

Часа через два после побудки к нам влетела информационная платформа размером с тарелку. Она зависла посреди логова.

– Еще один, – сказал Федор. – Спорим, журналюга?

Я взглянул на него с опаской.

Он у нас самый опытный, он – бугор, и встречать подобных гостей положено ему. Правда, совсем недавно у него появился помощник, и он может переложить эту обязанность на него. На меня то есть.

Федор опустил на стоявший перед его креслом низенький столик полупустой стакан с укрепиловкой. Прищурившись, он придирчиво оглядел диск.

– Проситель, – предположил Марек, ненадолго оторвав взгляд от доски, на которой были расставлены шашки.

Они с Хасаном собирались срубиться в «Чапаева», на которого с недавних пор запали так, что использовали для игры каждую свободную минуту.

– Взятку попытается дать, – сказал Тонго. – Гунлауг, как думаешь, кто это?

Я ответил:

– Бугру виднее. Платформа слишком толстая. Как раз такие журналисты и используют.

Тонго фыркнул и уткнулся носом в читалку. Добавить ему явно было нечего. А может, просто очень хотелось дочитать очередную книгу?

Федор встал, подошел к платформе поближе и поинтересовался:

– Кто, откуда, зачем?

Голос у него глубокий, вызывающий уважение. Да и сам он рослый, рыжий, широкоплечий. Бугор – одним словом.

– Португальская журналистка Шила Белура.

В послышавшемся из платформы голосе и в самом деле слышался легкий иностранный акцент. Голос был интересный, сексуальный.

Я подумал, что было бы неплохо познакомиться с этой Белурой в реале. Так определить, настоящая ли она журналистка, будет легче. Жаль, охрана к нам никого во плоти не пропускает.

– Документы?

– Вот.

В верхней части панели мигнул огонек, и тихо пискнул принявший файл коммуникатор на запястье у бугра. Взглянув на его экран, он едва заметно кивнул и подтвердил:

– Да, документы в порядке. Есть предписание оказывать всяческое содействие и отвечать на любые вопросы.

– Что-то непонятно?

– Предписания надо исполнять, – буркнул Федор, – если они не мешают работать, конечно.

– Как это у вас говорится – тише воды, ниже травы? Я постараюсь быть именно такой, – сообщила журналистка. – Когда отправляемся на задание?

Вздохнув, Федор сказал:

– Скоро.

– Понимаете, у меня есть желание добиться не буквы закона, а осознанного взаимодействия, – жизнерадостно прощебетала Шила Белура.

– И как вы себе это представляете?

Федор стоял ко мне спиной, и физиономию его я не видел, но в голосе бугра явственно слышалось недовольство.

Оно и понятно. Если журналистка все-таки настоящая, надо держать ухо востро. Может ли кто-нибудь заранее определить, что от нее уйдет в Сеть, какие тексты и ролики?

– Я буду задавать разные глупые вопросы, словно впервые услышала о зувемби. Вы не поверите, но среди наших зрителей есть много таких, кто и в самом деле ничего об этой болезни не знает. А я обязана их просветить.

Я ухмыльнулся.

Известны нам эти приемчики. Удобная отмазка для прикрытия невежества.

– И еще, – добавила журналистка. – Хорошо бы, ваши подчиненные стали держать себя так, словно меня с вами нет. Естественно, понимаете?

– А зачем она вам, эта естественность? – спросил Федор.

– Я хочу почувствовать атмосферу, так сказать…

– Понятно. Вот как, значит… ага. Ладно, тогда принимаемся за атмосферу. Слышали, ребята?

И не чувствовалось в его голосе никакого подвоха. Он отдал приказ, выполнил пожелание гостя.

А я представил, как эта журналистка сидит у себя дома, в своей Португалии, лениво развалившись в удобном шезлонге, разглядывает наши физиономии на экране, и мне сразу захотелось чего-нибудь отчебучить.

И пока я прикидывал, что следует сделать, Тонго сел на диване поудобнее. Все еще глядя в читалку, он почесал себе ляжку. Кожа у него плотная, черная, и на все логово было слышно, как его здоровенные ногти ее царапают.

Реакция была чуть ли не мгновенной.

– Фу… – послышалось из платформы. – Но не до такого же…

– Понятно, – сказал Федор. – Не до такого… Слышали? В общем, приказываю отвечать на все вопросы и вести себя естественно, но до определенных границ.

Он вернулся на диван и снова принялся за укрепиловку. Тонго едва заметно пожал плечами и продолжил читать. Марек с Хасаном вплотную занялись «Чапаевым», с оглушительным треском сшибая шашки с доски, то и дело издавая крики «Ножницы!», «Моя очередь бить!», «А я тебе так!». Я же, несколько разочарованный тем, что развлечение закончилось слишком быстро, вытащил сборник судоку. Есть у меня теория, что работу мозга надо стимулировать, а они вроде бы этому помогают.

Я открыл сборник, машинально взглянул на Федора и вдруг заметил, как тот мне подмигнул, а потом демонстративно отвернулся.

Стало быть, с гостьей нашей не все ладно, подумал я. Мало ли какие у нее там надежные документы? Конечно, подделать их трудно, ибо уровень у них чуть ли не правительственный, но возможно. Я знаю случаи. А может, Федор в этот раз наконец-то дал маху? Время покажет…

Я отложил судоку и налил себе стакан нашего любимого пойла. Пересев в самый дальний угол, на кушетку, принялся наблюдать за журналисткой.

Действовала она напористо. Мгновенно освоилась и с налету попыталась взять интервью у Федора. Тот был просто сама обходительность, но изъяснялся туманно и очень осторожно. Сообразив, что тут не отломится, Шила Белура быстренько от него отстала и тут же насела на Хасана. Тот отшил ее за пару минут. Тогда она попыталась подгрести к Тонго. Честно говоря, здесь у нее были определенные шансы, но нашего афроамериканского друга спас писк коммуникатора Федора. Внимательно изучив пришедший на него файл, бугор объявил:

– Получен приказ выступать. На этот раз район заражения находится слишком далеко. Работать придется дистанционно, с пультов. Оборудование уже подготовлено. Поехали, мужики.

Не очень хорошая новость, подумал я. Конечно, сегодня можно не опасаться того, что мы притащим заразу прямо в логово, но модули станут слушаться хуже и работать будет труднее.

Федор нажал на своем коммуникаторе соответствующие кнопки, и в стенах открылись ниши с пультами управления. Усаживаясь в свою, я посмотрел на платформу журналистки. Бугор как раз в этот момент объяснял ей, как она сможет подключиться к нашей системе.

Как он все-таки определил, что она не та, за кого себя выдает?

Моя габарита наконец воткнулась в разъем, и я, вместе с остальными членами отряда, мгновенно перешагнув огромный кусок территории земного шара, ощутил, как в груди непривычно, неестественно сильно ударило сердце. При этом окружающий мир словно чулок вывернулся наизнанку и сменил палитру, стал менее ярким.

Я снова очутился в нише с пультом управления, только это была лишь виртуальным отражением той, в которой я сидел в реальном мире.

– Осваиваемся, – приказал Федор. – Модули пока работают в автоматическом режиме.

Обзорный экран был пуст, но включать его я не торопился. Не стоило на него пока отвлекаться. Прежде следовало разобраться с управлением. Я взглянул на него.

Иногда случаются сюрпризы, но сейчас все было привычно и удобно. Имело смысл лишь слегка подрегулировать размер виртуальной клавиатуры да сместить кнопки переключения из режима «соло» в режим «группа» чуть ниже.

Этим я и занялся. Сделал, попутно не забыв придать обзорному экрану другой, более удобный для меня наклон. Проверил, как движутся виртуальные тени моих рук, поводил ими над клавиатурой. Все и тут было в норме.

Потом я включил обзорный экран и увидел окружающий мир. Полдень, кирпичные коробки домов, асфальт площади под лапами моего модуля. Неподвижные машины на обочинах. Брошенный трамвай. Все как всегда. Пусто, поскольку жителей города эвакуировали еще несколько часов назад, всех, за исключением больных зувемби.

Я глянул на левый край экрана, где теперь светился список подвластных мне модулей. Шесть штук. Стандартный набор для нормальной работы. Вот с двенадцатью пришлось бы попотеть.

Не прошло и пяти минут, как я уже побывал по очереди во всех своих модулях и их протестировал.

Новизной тут и не пахло, но для одной операции хватит. А после нее ими займутся вплотную. Если я сделаю соответствующую запись в журнале. А я ее сделаю. Кстати, об операции…

Я взглянул на правый край экрана, пробежал глазами сообщение о том, что нам предстоит совершить, изучил карту.

Тут тоже ничего необычного не наблюдалось. Пресловутая «Ситуация 14», и даже не очень крупная. Всего лишь небольшой район в малонаселенном городе.

– Чищу сегодня я, – сообщил Федор, – все остальные, ясен пень – в оцеплении. Советую не расслабляться. Работа вроде бы не бей лежачего, но сюрпризы всегда возможны. Гунлаугу, как новоиспеченному помощнику, отдаю под крылышко нашу гостью.

Это он для того, чтобы мне жизнь медом не казалась, подумал я. Приучает, старый хрыч.

– Так кто она? – спросил я его по личной связи.

– Не террористка, – послышалось в ответ. – Но мутная мадам, однозначно.

– Может, в платформе у нее что-то спрятано?

– Я просветил ее полностью и не обнаружил ничего необычного. Чудовищного объема диски для записи информации. Вполне объяснимо, поскольку она журналистка. Ей надо все фиксировать на ролики. Но все-таки… Присмотрись, проконтролируй. Твоя это работа.

Вот не было печали, так черти накачали.

Я хотел было задать еще пару вопросов, но тут Федор скомандовал по общей связи:

– Ладно, погнали наши городских… Шагаем!

Он построил своих модулей в шеренгу по три и двинул их к району, который нам предстояло обработать. Все остальные сделали то же самое. Я пристроился замыкающим, как и положено помощнику. На случай нападения с тыла.

Хотя какое там нападение? Город вполне мирный. Это тебе не Ближний Восток. Кстати, не пора ли пообщаться с Шилой Белури? Самое время, сдается мне.

Я взглянул на черточки своих подопечных и заметил, что на одну стало больше. Как и обещал, Федор перекинул управление ее модулем на меня, и тот теперь топал, пристроившись к моему звену. А еще у него были перекрыты все информационные каналы, и журналистка пока не могла ни слышать, ни говорить, ни общаться.

Бутылку эту все равно придется откупорить, подумал я. Почему не сейчас? Пока джинн окончательно не взбесился.

– …еще я могу пожаловаться… Ой, меня наконец выпустили из плена?

– Какой плен? – удивился я. – Информационные каналы были перекрыты из соображений безопасности. Теперь я решил, что настало время дать вам относительную свободу.

– Это как? – спросила Шила. – Почему – относительную?

– В случае необходимости могу их перекрыть вновь.

Интересно, будет ли она качать права? Насколько она профи?

– По рукам, – после небольшой паузы заявила журналистка. – Только мы должны перейти на «ты».

– Согласен.

– И ты ответишь на все мои вопросы.

– А куда я денусь?

Шила Белури весело хохотнула.

Все-таки Федор ошибся в этот раз, подумал я, успокаиваясь. Профи она, точно.

Карта показывала, что до цели осталось всего пара кварталов. Для модулей с их длинными ногами это всего ничего. А потом придется приниматься за дело…

Журналистка спросила:

– Дашь мне снимать свободно?

– Конечно, – ответил я. – Только железный уговор – не допускать контакта с объектами фильтрации, держаться от них на расстоянии. Радуйся, что работаем дистанционно и, поскольку эта зараза передается только при прикосновении, дальше модуля она не пойдет. При ином варианте предусмотрен более жесткий контроль.

– Экий ты официальный. По инструкции шпаришь?

– Конечно.

– А объектами у вас называют зомбаков?

– Не зомби они, – объяснил я. – Вполне себе живые люди. Дышат, чувствуют, издают звуки, могут есть.

– Только мозги у них сварились, – сказала она. – Или я ошибаюсь?

– На кого-то из них болезнь подействовала не до конца, – признал я, – но вскоре подействует. Иммунитета нет ни у кого, излечившихся не выявлено. Возможно, это и не болезнь вовсе.

– И ты все-таки не любишь, когда их называют зомби?

– Да, не люблю, вообще не люблю это слово. А если…

– Все поняла, – поспешно сказала она. – Отныне буду называть их только объектами,

– Вот и прекрасно.

Немного погодя я отошел и попытался прикинуть, с чего это так взбеленился.

Мне-то какое дело до этих несчастных? Ну, помогу я сейчас обработать их как положено и тотчас об этом забуду. Мало ли в Бразилии Педро? Может тут сказывается чувство вины, ибо ничем я им помочь не способен, а то, чем мы занимаемся, это не помощь? По сути, мы просто убираем мусор, оставшийся от нормальных людей, поскольку их уже нет ни в каком виде, они умерли.

Я представил себе, какой была жизнь обитателей квартала, который мы идем чистить. Наверняка ничего особенного в ней не было. Люди просто спешили на работу, ели завтраки, ругались с соседями, целовали жен, любили детей, выгуливали собак… Чем еще они занимались? Да чем угодно, тысячью дел. А потом кто-то прикоснулся к торчащему из земли старому проводу и подцепил спавший в нем до поры до времени зувемби. Потом было прикосновение зараженного к домашнему климатизатору, и вирус, перепрыгивая из прибора в прибор, захватил всю электронику, до которой дотянулся, и, прежде чем отправиться дальше, зацапал пользовавшихся ею людей. Заняло это считаные минуты, от силы – полчаса. Тут сработала система блокировки. Это хорошо, что она есть, поскольку до нее теряли городами. Теперь жертв стало меньше. Правда, количество зон заражения постепенно растет.

Мы вышли на площадь. Я мог сказать, что здесь мы будем работать, даже не глядя на карту. На это указывала керамовая стена, откусившая ее часть. Стена эта и являлась системой блокировки. Высотой она была метров пять и смыкалась вокруг зараженной зоны в кольцо. Я знал, что с внутренней стороны она совершенно гладкая и никто по ней взобраться не сможет. Попытка ее проломить тяжелой машиной могла и получиться, но до такого объекты не додумаются. Ворота в стене были одни, и мы стояли как раз перед ними. Надлежало их открыть и очистить оказавшихся внутри. Собственно, именно в этом и заключалась наша работа.

Федор скомандовал:

– Пора начинать! Стройся, ребятушки. Гунлауг и Марек – слева, Тонго и Хасан – справа. Я буду чистить. Моя сегодня очередь.

Я нажал нужную комбинацию клавиш, и шесть моих модулей разом вытащили из рюкзаков-хранилищ рулоны щитов. Развернув их, они выждали полминуты, пока пленка затвердеет. После этого у каждого моего модуля оказалось в манипуляторах по щиту длиной в шесть метров, а высотой в три.

Я построил их в шеренгу с одной стороны от ворот и заставил, плотно сомкнув щиты, опустить их нижние концы на землю. Получилась стена, через которую не прошмыгнет и мышонок. Вставшие по другую сторону от ворот модули Тонго сделали то же самое. Образовался коридор. Хасан и Марек его удлинили до центра площади, на которую уже один за другим выезжали автобусы общества всеобщего призрения. Судя по тому, как лихо выгружались из них ребята в белых халатах, настроены они были по-боевому. Это радовало.

Коридор перекрывало звено Федора. Проход остался лишь в его центре, причем стоявший справа от него модуль держал в манипуляторе стиратель, аппарат, здорово смахивающий на переносной радар. Подобными в прошлом веке стражи порядка замеряли скорость автомобиля.

– Готовы? – спросил бугор.

Мы отрапортовали, что все в порядке.

– Тогда – начинаем. Я открываю.

На воротах щелкнул электронный замок, и они распахнулись. Ничего такого особенного за ними не было. Такой же город. Улица, дома, брошенные машины, вывески и витрины, вдали – фонтан, и он, странное дело, даже работал. Впрочем, это его не спасет. После того как объекты будут очищены, тут начнется большой бадабум.

– А где зомб… гм, ну эти… самые? – спросила журналистка.

Я взглянул на ее модуль. Спору нет, расположила она его грамотно, чуть правее от меня. Манипуляторы вытянула на полную длину, и в них теперь была камера, большая, профессиональная, записывающих все происходящее просто с чудовищным разрешением. Где она ее раздобыла? Почти наверняка кто-то подвез и снабдил ее модуль этой игрушкой еще до того, как мы здесь объявились. Кстати, а кто запрещает журналистам иметь помощников?

– Так скоро появятся объекты? – поинтересовалась Шила Белури.

– Немного погодя, – буркнул я. – Им еще надо добежать. Они только узнали, что выход открылся.

– А как они это делают?

– Узнают? Неизвестно. Точно одно – скоро они будут здесь все, до единого. Кто раньше, кто позже. Нам это на руку.

– А как выйдут умудрившиеся не заразиться?

– Таких там нет. Тревога прозвучала часа четыре назад.

– А если все-таки… – гнула свое она, – вдруг кто-то…

Чувствовалось, куда она сейчас повернет разговор, и мне это совсем не нравилось. Тут на мою удачу появился первый объект, журналистка немедленно занялась его съемкой, а я вздохнул с облегчением.

Объект появился у ворот неожиданно, зашел к ним откуда-то сбоку. Худой мужчина в длинном плаще. Одна щека у него была выбрита, другую покрывала густая щетина. Глаза – белые, бессмысленные, как и положено у больного зувемби. И, конечно, пер он на проход в шеренге модулей Федора, как по компасу.

Как только объект оказался в пределах досягаемости, бугор цапнул его выдвинутым на полную длину манипулятором, подтащил поближе и пустил в ход стиратель. Его головка на мгновение прикоснулась к макушке несчастного, и этого оказалось достаточно. Пленник обмяк. Резкое движение манипулятора, и он оказался по другую сторону нашего кордона. А там парни в белых халатах подхватили его под руки и поволокли к ближайшему автобусу.

Его сознание теперь девственно, подумал я. Остались лишь основные функции. Умение дышать, есть, спать и отправлять естественные надобности. И ни малейшего следа зувемби. Теперь его следует учить всему, как малолетнего. В результате получится совсем другой человек, но – получится.

– Камеру свою не опускай слишком низко, – посоветовал я журналистке. – Подцепишь заразу. Лишний модуль потом придется кому-то чистить.

Она тотчас откликнулась:

– Постараюсь. А ты заразиться не боишься?

– Ни капли. Всем из нашей маленькой компании зувемби не страшна, поскольку мы продукты самых новейших медицинских технологий. В нас вложены огромные деньги, и потрачены они не зря.

Объяснить подробнее мне не удалось, поскольку как раз в этот момент на нас набежало сразу несколько десятков объектов. А потом они пошли и вовсе толпой. Федор работал на пределе, и медики едва успевали оттаскивать очищенных. Время от времени объекты шли такой плотной массой, что закрыть ворота не удавалось. Тогда, для того чтобы дать бугру возможность перевести дух, приходилось проворачивать маневр, уже давно нами отработанный. Либо я, либо Тонго перекрывал щитами своих модулей проход перед воротами. Одновременно с этим прочие брали в кольцо всех, оказавшихся в тот момент в коридоре, и Федор их быстренько очищал. После этого можно было минут пять-десять перевести дух. Потом маневр проделывался в обратном порядке, и чистка возобновлялась. Самое главное при этом было никого не упустить. К счастью, нам это удавалось.

Часа через два вроде бы стало чуть свободнее, и журналистка, все время крутившаяся со своей камерой рядом с моими модулями, попросила:

– Расскажи поподробнее для наших зрителей о том, что из себя представляет зувемби. Хотя бы основное.

– Если кратко, то она смахивает на один из некогда распространенных в сети вирусов, – ответил я. – Просто этот очень большой и передается через любые проводящие ток поверхности. Через человеческое тело – тоже. Зувемби его достаточно. Попав в мозг, она через некоторое время превращает в кашу всю хранящуюся в нем информацию. Для того чтобы заразиться, человеку достаточно прикоснуться к прибору или металлической поверхности объекта, в котором таится зувемби. Инкубационный период обычно длится часа три.

– Зачем больные зувемби так рвутся из-за стены? – спросила журналистка.

– Их толкает на это болезнь. Ей надо захватить как можно больше пространства.

– А почему объекты не пытаются перепрыгнуть через стены, которыми огорожен их район? – спросила журналистка. – Ну, там с шестом или со второго этажа стоящего рядом дома. Они могут друг друга просто подсадить. Почему?

– Так поступили бы люди, – объяснил я. – А они больны. Мне кажется, они уже просто до этого не додумываются.

– Ну, хорошо, вам эта болезнь не страшна. А как быть с вашим оборудованием?

– Почему-то зувемби не передается с помощью радиоволн, – ответил я. – Иначе она бы уже давно охватила весь мир, просто используя коммуникаторы. Сегодня мы можем потерять наши модули, но не больше. Хотя бывают случаи, когда нам приходится действовать и без модулей. Вот тут нас спасают наши особые свойства.

– Существует ли сейчас для тебя риск заразить свой модуль? Вроде бы их чистить не очень легко.

– Есть, но не очень большой. Щиты, которыми закрываются модули, покрыты не проводящим электричество составом.

– А как же ваш старший, ваш бугор? Он хватает зараженных манипуляторами своего модуля. Его оборудованию зувемби не опасен?

– Его модуль придется обработать, тут никуда не денешься, – ответил я. – Для этого есть определенные процедуры. Видите ли, стиратель действует только на мозг людей.

– Как возникла эта зараза?

– Есть слухи, что ее сделали в одной из тайных лабораторий, а потом она вырвалась наружу. Говорят, зувемби имеет внеземное происхождение. Есть и другие версии. Правда, сдается мне, в том, что никто ответа на этот вопрос не знает. Да и имеет ли это значение? Главное, убить ее никак не удается, поскольку у заразы есть инкубационный период и она может бесконечно долго ждать момента, когда к зараженному оборудованию прикоснется человек. И самое худшее в том, что очаги зувемби появляются все чаще, по всей планете.

– Что будет с районом, который вы чистите?

– Им займутся другие команды. Работают они очень тщательно. Каждый зараженный объект будет найден и уничтожен.

– Вы как-то не очень уверено это сказали. Неужели источники заражения будут найдены все? Или в каких-то забытых подземных коммуникациях вирус зувемби может сохраниться, для того чтобы через некоторое время возродиться вновь?

Я хотел было ей ответить, но тут объекты повалили очень густо. Некоторые даже не могли пройти в ворота. Они скапливались за стеной и скапливались. Наконец их набралось так много, что объекты закричали.

Я видел, как при первых звуках два санитара, тащившие уже очищенного, безвольного человека к автобусу, едва не уронили его на асфальт. Человеческим криком это назвать трудно. Звук больше напоминал царапанье железным прутом по стеклу, усиленное раз в десять. Впрочем, слова при этом все-таки разобрать было можно.

– Мы – зомби! – кричала толпа. – Мы пришли надолго! Мы – зомби! Мы пришли надолго!

– Ну вот, допрыгались, – сообщил Хасан. – Зашиваемся, братцы.

И не возразишь. Так оно и есть. Зашиваемся.

– Зачем они кричат? – спросила журналистка.

– Кто его знает? Может, их создателю показалось прикольным ввести в вирус еще и это, – буркнул я, прикидывая, что очередь перекрывать ворота в этот раз моя. – Если это пришельцы, то тут может быть несколько версий.

– Но ведь зомби…

Вопрос задать она не успела. Федор зло рявкнул:

– Гунлауг, перекрой ворота!

Я взглянул на модули бугра. Новых дырок в их строю не появилось. Значит, все пока под контролем. Пока лишь.

– Начинаю перекрывать, – сообщил я.

– Добро! – откликнулся Федор.

Я двинул свои модули и стал с их помощью совершать маневр, который сегодня делал уже пару раз. Я даже успел его закончить. Сплоховал Хасан, и я увидел, как это произошло. То ли он нажал не ту кнопку, то ли в системе управления возник короткий сбой. Не имело смысла сейчас выяснять, в чем там дело. Главное, в его шеренге образовалась брешь. Появилась она всего лишь на мгновение, но этого хватило. Один из объектов проскочил.

Он мчался от нас прочь, худой, невысокий парень, в яркой спортивной куртке, мчался со всех ног, задрав к небу голову. Руки у него были вытянуты вперед, как у слепца, и он ими слегка помахивал, уже заранее готовясь схватиться за что-нибудь способное принять зувембе. И было понятно, что перехватить его никто из нас не успеет. Не стоит и пытаться. Любой из нас, дернувшись ему вслед, только ослабит строй, даст возможность выскользнуть остальным объектам. Тогда они побегут по площади десятками. И это будет – катастрофа.

– Ушел, – сказал я.

Никто из наших не откликнулся. Да и о чем тут было говорить, если и так все ясно? О финале гадать не имело смысла. Мы – знали.

С площади беглеца не выпустили. До ближайшего в колоне автобуса он не добежал шагов пятнадцать и явно нацеливался даже не на него, а на медиков, застывших возле него словно изваяния. Грохнул выстрел одного из расположившихся на крыше снайперов, и объект покатился по асфальту, словно куль грязного белья.

– Ух ты, – сказала журналистка. – Значит, это не слухи. Часто такое случается?

Я не ответил.

Между тем вопль «Мы – зомби!» слышался все громче. Щиты в руках у моих модулей стали слегка покачиваться. Я подумал, что вскоре, когда напор больных зувемби усилится, мое звено может и не выдержать. Ну, да бог не выдаст, свинья не съест.

Не выдал боженька. Прежде чем мои модули окончательно сдали, Федор успел покончить с оставшейся за воротами группой, напарники вновь образовали коридор, а я, получив команду, его вполне благополучно откупорил. Где-то через час стало полегче, и Шила Белура, почувствовав это, опять стала задавать вопросы.

– Допускаешь ли ты, что зувемби научатся лечить? – поинтересовалась она. – Говорят, что над этой проблемой работают множество медицинских центров и некоторые уже добились больших результатов.

Настроение у меня было ни к черту, и я буркнул:

– Говорят, кур доят.

– В каком смысле?

– Шарлатанство чистой воды. Как всегда, жулики собирают деньги с дураков.

– И все-таки…

– Глуши ее, – приказал Федор. – Только отвлекает. Если мы упустим еще одного, нас понизят в ранге, а это, как понимаешь, – худшее обеспечение. Ну а дальше…

Как не понять? Я ее отключил.

Следующие часа три мы работали молча. Общаться никому не хотелось. Мы просто делали свое дело, даже более четко и слаженно, чем всегда. Нам надо было восстановить самоуважение.

Поток объектов все слабел. Мы потратили еще час на тех, кто дольше других сохранял остатки разума и поэтому явился к нам самыми последними. Таких обнаружилось всего лишь пятеро. Потом нам доложили, что по результатам сканирования район полностью пуст. Это означало, что свою работу мы сделали. Сегодня – скверно, надо сказать.

– Пошабашили, – сказал Федор. – Пора по норам.

Ученые говорят, что зувемби имеет власть над телом еще около часа после его смерти, подумал я, посмотрев на колонну автобусов.

То ли медики этого не знали, то ли не рискнули проверить это утверждение на собственной шкуре. В общем, к убитому никто даже не подошел. Он все еще лежал на асфальте.

Федор подошел к нему и прикоснулся к его голове стирателем. Постоял над трупом, словно о чем-то раздумывая, потом вернулся к нам. Мы сложили щиты в кучу и построились в колонну.

– Пора возвращаться? – спросил Тонго.

– Да, уходим в логово, – сказал Федор. – Сейчас.

Прежде чем нажать соответствующую кнопку, я еще раз взглянул на убитого. Медики как раз укладывали его на носилки. Лица у них были испуганные, движения суетливые.

Потом было возвращение, еще один неистовый удар сердца и наше логово. Мы выползли из своих ниш, медленно, неуклюже, с трудом переставляя затекшие ноги. Федор плеснул себе укрепиловки и плюхнулся на диван. Лицо у него было мрачное. Он уже явно представлял, как получит от начальства втык.

До отбоя оставалось еще часа два. Тонго снова занялся читалкой, Марек с Хасаном взялись за «Чапаева», а я подсел поближе к бугру. Нам надо было поговорить, и серьезно. Благо, в нашем обиталище можно трепаться свободно. В свое время мы сумели заработать несколько привилегий и одна из них отменяла прослушку логова.

– Журналистка, – напомнил я. – Она явно наснимала лишнее. Если это попадет в Сеть, начальство на нас обидится еще больше. Все ролики до сих пор находятся на диске ее платформы. Спорим, она их не успела еще скопировать?

– Хочешь обработать ее платформу? – спросил Федор.

– Чем это нам грозит? Да, она поднимет крик, но, поскольку качественных роликов у нее не осталось, толку не будет. Все, что сейчас есть на руках, можно запросто объявить фальсификацией. И она это понимает. Как, согласен?

– Я хотел с тобой поговорить о другом.

– О чем?

– Вот, посмотри. Здесь минута, не больше. Я ее специально вырезал. Журналистка думала, что у меня не хватит времени контролировать, а я настроил камеру наблюдения одного своего модуля только на нее.

Он переслал мне видеофайл. Просмотрев ролик, я хмыкнул и запустил его еще раз, на замедленной скорости. В нем было показано, как моя подопечная, далеко вытянув камеру в сторону толпы обьектов, на мгновение ее опустила, так, что один из больных зувемби протянул руку и сумел поймать выпавший из нее черный цилиндрик, размером с большой палец. Схватив его, он стал поспешно пробираться к краю толпы, прочь из мешка перед воротами.

Мы помолчали.

– Она это сделала тогда, когда прорвался тот объект? – спросил я.

– Да, – ответил он. – Сейчас остается лишь гадать о том, случайно это на самом деле произошло или было как-то организовано. Мы этого делать не будем.

Я хлебнул укрепиловки и спросил:

– Как думаешь, что в цилиндрике?

– Это контейнер, – Федор пожал плечами. – В нем может быть средство связи или батарея для средства связи, для того чтобы кто-то с кем-то связался, что-то сообщил. Как ты знаешь, все электричество в городе было вырублено. Однако я думаю, что он пуст.

– Почему?

– Надеюсь, ты понимаешь, что операция прикрытия, по которой к нам попала эта красавица, снабженная честь по чести оборудованием и всеми документами, стоила кому-то огромных денег? Значит, игра стоила свеч.

– Правительство? – спросил я.

– Нет, оно так не работает.

– А кто тогда?

– Частники, думаю я. Кто-то очень богатый или обладающий большой властью, теневой властью. Понимаешь?

– А эту штуку она передала тому, – предположил я, – на кого зувемби подействовала позже, чем на других?

– Наверняка. Заразившись, он, видимо, успел каким-то образом заинтересовать кого-то очень серьезного. После этого у нас появилась журналистка с заданием передать определенному человеку контейнер. Вполне возможно, он даже его успел закопать. То есть сейчас, на территории района, там, где ее скорее всего не найдут чистильщики, лежит капсула, в которой находится важная информация. Она стоит больших денег, и к бабушке не ходи – заражена зувемби. Память заложившего ее уже девственно чиста. В курсе лишь мы, Шила Белури, ну и те, кто ее нанял.

Мы еще немного помолчали.

– Зачем нам очень большие деньги? – спросил я.

– Незачем, – ответил он. – Нам некуда их тратить. Но дело не в них. Подумай хорошенько, подумай…

– Как ты все-таки определил, что она не та, за кого себя выдает? – спросил я. – Как ты это делаешь?

– Никак, – ответил он. – Я просто считаю, что они врут все. Если мои подозрения подтверждаются, у меня уже есть наготове план. Если ошибаюсь, значит, есть повод радоваться приятному сюрпризу. Таким образом, вы, лохи, живете в мире сплошных досадных открытий, а я в стране приятных сюрпризов.

Он не очень хорошо улыбнулся. И я, как пай-мальчик, сделал вид, будто ему поверил.

– Что будем делать с журналисткой? – спросил я.

– Вот это и есть главный вопрос.

– Будь она настоящая… – сказал я.

– Несомненно, – подтвердил Федор. – Я бы просто согласился с твоим предложением и забыл о ней. Однако есть ролик, в котором она передает контейнер объекту. Мы должны о нем сообщить наверх, но можем и промолчать.

– Вот как?

– Именно. Учти, это решение имеет отношение к будущему нашей группы. Если все откроется, отвечать придется всем. Жестоко отвечать.

– И ты хочешь переложить часть ответственности кого-то другого?

– Почему бы и нет, ради разнообразия? – Федор улыбнулся. – Ты мой помощник, моя правая рука. Иногда это налагает и обязательства.

На это возразить мне было нечего. А вот в отношении остального…

– Хорошо, – сказал я. – Давай по порядку. Прежде следует решить, насколько мы рискуем, если сделаем вид, будто Шиле Белури удалось нас обвести вокруг пальца. Так?

– Думаю, угроза минимальна. Как ты понимаешь, никакого репортажа не будет, поскольку журналистка ненастоящая. Изобличающий ее и нашу оплошность ролик мы потрем. Как еще нас могут в чем-то обвинить?

– Тогда остается главный вопрос. Какую мы получим выгоду, если промолчим о контейнере? Вот этого я никак понять не могу.

Федор пожал плечами.

– Это просто. Мы нужны до тех пор, пока возникают очаги зувемби. Наше существование зависит от этой заразы. Понимаешь? Если мы не сообщим о контейнере, то наша лихая журналистка его рано или поздно заберет и передаст своим работодателям. Что они с ним будут делать? Попытаются найти умельца, способного его очистить. Таких пока нет и быть не может. Ведущие ученые признают, что не понимают природы этой болезни. Почему она передается лишь прикосновением и только через металлы или тело человека? Почему она так воздействует на человеческий мозг, словно он – обычный жесткий диск, на который попала стандартная программа-вирус? Уверен, попытавшись очистить информацию из контейнера, они добьются лишь возникновения новой зоны заражения и тем самым подкинут нам работу, сделают наше существование оправданным.

– Ладно, – сказал я. – Ты хочешь, чтобы я все это осмыслил и либо принял, либо отверг твое решение?

– Ты не понял, – ответил он. – Я знаю, какое решение ты примешь. Ты просто должен осознать, в каком мире мы существуем, каковы его законы. Я хочу преподать урок тебе как помощнику, хочу чтобы ты научился им быть. Думай. Обещаю в этот раз поступить так, как ты решишь. А сейчас налью-ка я себе еще укрепиловки. Пять минут у тебя есть.

Выдав это, Федор ехидно ухмыльнулся, а потом утопал к бачку с пойлом. Я же принялся думать.

И было о чем, поскольку шуточки кончились. У меня было четкое ощущение, что меня вытащили из уютной норки и заставили идти навстречу пронизывающему до костей ветру. Причем вернуться в покой и тепло невозможно. Остается лишь из последних сил двигаться вперед, стараясь не упасть, ибо подняться уже не удастся.

Люди, обычные люди… Вспышки зувемби случаются все чаще. Сколько раз такие, как мы, оставляли для нее возможность ускользнуть в мир людей? Не исключено, что очередную вспышку локализовать не удастся или болезнь рывком мутирует. Эта игра и в самом деле – игра с огнем. Люди могут попросту исчезнуть.

Мне вспомнился нечеловеческий вопль толпы объектов: «Мы – зомби! Мы пришли надолго!»

Я невольно посмотрел в ту сторону, где стояли наши ложа. Там поблескивали наконечники подвижных шприцев и наблюдалось слабое шевеление. Там уже готовились к предстоящим после отбоя процедурам, восстанавливающим наши мертвые тела.

Мы когда-то были людьми, но теперь являемся уже чем-то другим. Если удастся, мы со временем потесним человечество. Возможно, оно исчезнет вовсе и останемся лишь мы. Только это будет в далеком будущем. Сейчас о нем задумываться времени нет. Для нас сейчас главное – уцелеть. Мне и моим друзьям. Любой ценой. Мы – другие, но в нас осталась присущая людям жажда существования и умение цепляться за любую подвернувшуюся возможность его продолжить. Пусть и не совсем честную.

Федор – прав. Думать не о чем. Все уже решено.