25
Крылья
Ощущение было… просто невыносимым: как будто Констанция залезла в грудь острыми ногтями и вцепилась в сердце. Сознание то мутнело, то снова возвращалось, и во время «провалов» Лине снились короткие и яркие сны. Сны, в которых она бежала через лес; сны, в которых она вновь оказывалась в склепах или даже на ступеньках Священного Собора, окутанная грозовым облаком. Заклинание взывало к ней, хваталось за нее: гром оставался биением сердца, а молнии – искрой жизни.
«Оно выбрало меня».
Воспоминания всплывали, меркли, прерывались криками борьбы с невидимыми узами, которые приковали ее к жесткой гробнице.
Лина инстинктивно понимала: если Констанция добьется желаемого, то ей – конец. Они связаны с грозовым облаком, и Лина без него тут же погибнет.
Горячие слезы текли из ее глаз и тонули в волосах на висках. А потом, сквозь слезы, перед глазами сверкнуло слабое, словно призрак, пятно, которое светилось волшебным фиолетовым светом и желтым огнем. Бабочка порхала вокруг головы, извергая клубы тумана.
«Я снова грежу?»
Лина осталась наедине с темнотой, но вдруг на лестнице послышались шаги.
– Лина?
Боль оказалась настолько сильной, что в глазах все плыло вместе с летающей бабочкой. Констанция тащила заклинание из Лины, как упрямый сорняк из твердой почвы, сосредоточенно глядя на свою задачу.
Снова раздался голос:
– Лина!
«Эмрис?»
– Констанция? Что ты делаешь? – Его голос звучал изумленно и напряженно.
Но похоже, леди в маске его не замечала. Значит, это просто игра воображения. Сон. Всего лишь сон. Сердце заклинания вытягивалось из груди, пока ее собственное сердце неистово колотилось. Бабочка села на нос, медленно взмахивая крыльями. Она могла поклясться, что почувствовала крошечные лапки на своей коже.
