Чужой ненавидящий взгляд толкнул в спину, пулей ударил между лопаток, легкой болью отозвавшись в сердце. Подошва скользнула по гладкому мрамору ступеней, пальцев левой, живой, руки, вцепились в перила…

Удержался, устоял, выдохнул, заставил себя улыбнуться.

Сзади, на лестничной площадке, двое — высокий здоровяк с привычными «разговорами» на гимнастерке и светловолосый парень ростом пониже в «партизанской» форме Червонных казаков товарища Примакова. Знамение времени — буденовец и «червонец», давние соперники и противники, вместе смотрят в спину нового врага.

Поручик дернул щекой. Задергались, та-ва-рис-чи? То ли еще будет! Или не слыхали, что Красная армия — вроде редиски? А скоро и кожуру соскребем!

На нижней площадке пришлось остановиться. До назначенного времени еще четверть часа, значит, можно забежать в канцелярию, чтобы отдать бумаги по командировке, а можно и возле окна постоять. Вот оно, распахнутое, прямо на весеннюю арбатскую улицу.

Семен Петрович Тулак, на миг закрыв глаза, резко вдохнул пьянящий утренний воздух, вновь усмехнулся, но уже искренно, от всей души. Весна! Еще одна, вырванная у Судьбы, конфискованная, как теплый полушубок в зимней кубанской станице. Апрель 1924-го, шестой год Совдепии, а он, офицер производства января страшного 1918-го, все еще жив. Не в подполье, не в турецкой Галате, не в болгарской каменоломне. Ледяной поход продолжается, под ногами — мраморная лестница арбатского особняка, в спину рикошетят взгляды-выстрелы, а впереди — новый бой. Отлично! Это есть — жизнь!..

Беззвучно шевельнулись губы.

Товарищ Тулак, помощник Народного комиссара по военным и морским делам, Председателя Реввоенсовета товарища Иосифа Сталина, разменял очередной апрельский день високосного 1924-го. Шесть лет назад Добровольческая армия уходила в степь из-под так и не взятого Екатеринодара — разбитая, обескровленная, потерявшая надежду. Эту весну поручик встречал в большевистской Столице.

Большевистской? Офицер негромко хмыкнул. Куранты вызванивают «Интернационал», по коридорам наркомата слоняются недобитые пасынки покойного Троцкого, на май назначено очередное партийное сонмище, и даже парализованный Вождь все еще дышит в своих Горках. Пусть! Правильно написал неведомый пиит Лоло: «Я твердо знаю, что мы у цели, что неизменны судеб законы…»

— Вы, товарищ Тулак, насколько мне известно, изучали в Техгруппе документацию по ТС. Что такое «скантр»?

Поручик постарался не улыбнуться — не вопросу, а его предсказуемости. Товарищ Сталин, почитаемый многими чуть ли не египетским сфинксом, в жизни оказался значительно проще. Еще в приемной, здороваясь с Иваном Павловичем Товстухой, первым сталинским помощником, Семен знал, что нарком встретит его неожиданным вопросом, никак не относящимся к теме сегодняшнего доклада. Каким именно, не так важно. «Культ Личности», как давно уже понял Семен, любит наблюдать за реакцией собеседника, оценивая не столько знание, сколько находчивость. Суворов, да и только! Сколько верст до Луны, служивый? Пять гвардейских переходов!

— Товарищ Сталин! «Скантр» — изделие из числа Странных Технологий. Сравнительно небольшого размера, весом до полпуда. Свободно вмещается в чемодан и, судя по всему, чувствительно к ударам. Упоминалось один раз в документе от… от апреля прошлого, 1923 года. Речь шла о возможности посылки курьера. Хочу также уточнить, что я узнал об этом не из документов Техгруппы, а здесь, в наркомате, когда изучал бумаги по Агасферу.

Желтые сталинские зрачки взглянули в упор. Поручик, однако, устоял и глаз не отвел. Еще одна причуда бывшего Генсека, обожавшего игру в «гляделки». Некоторые и вправду смущались, начинали нервничать, сбивались с речи. Семен, насмотревшийся на комиссаров еще с 1918-го, сталинский гипноз игнорировал, чем, как он подозревал, несколько смущал наркома.

— В чемодан, значит… Садитесь товарищ Тулак!

Посетителей кабинета заранее предупреждали, что их место на самом краю огромного Т-образного стола, занимавшего чуть ли не половину помещения. Тулак правила игнорировал, присаживаясь каждый раз на новый стул. Нарком, ничуть не возражая, лишь усмехался в густые рыжие усы. Оба оказались с характером — и «Культ Личности», и его новый помощник. Обоих это вполне устраивало.

Портфель — открыть, папку достать, уложить на стол, развязать тесемки, в очередной раз помянуть бесполезную правую руку.

— Готов докладывать, товарищ Сталин.

Нарком не спешил. Прошел к зашторенному окну, долго рылся в кармане, доставая трубку-носогрейку, затем вернулся к столу, к верхней палочке над «Т», где ждал кисет с табаком. Тоже привычка — потомить сотрудника, вроде как на медленном огне под медной крышкой. Семен не возражал, лишние секунды никогда не помешают. Кроме того, он заметил, что иногда «Культ Личности» искал повод для короткого разговора, чтобы легче «войти в тему», и собеседнику, и ему самому.

— А что это у вас за фотография, товарищ Тулак?

Карточку на твердом паспорту Семен пристроил на столе слева от бумаг — изображением вниз, чтобы не испортить эффекта. Что ж, можно начать и с фотографии.

…Пухлые губы, мешки под глазами, вялый двойной подбородок — и неожиданно высокий лоб с резкими залысинами. Зрачки смотрят прямо в аппарат, взгляд недовольный, болезненный. Костюм-тройка, галстук в полосочку…

Прямо по костюму — чернильная надпись. Две строчки, подпись, дата.

— Это вам, товарищ народный комиссар. Дарственная.

— «Вождю… Der Roten Armee… Красной армии товарищу Сталину, — неспешно перевел желтоглазый, всматриваясь в неровные пляшущие буквы. — Мы… Zerquetschen… Сокрушим наших общих врагов! Грегор Штрассер, Берлин, 30 марта 1924 года.» И вы думаете, товарищ Тулак, что это — лидер будущей Германии? Типичный, панымаишь, аптекарь.

— Аптеку он продал, — поручик невольно улыбнулся. — Сейчас числится главным редактором «Berliner Arbeiterzeitung» — «Берлинской рабочей газеты». Бывший армейский капитан, Железный крест 1-го и 2-го класса. А главное, он активный сторонник союза с СССР.

— И этот аптекарь, по-вашему, сможет перегрызть глотку Адольфу Гитлеру?

Вопрос прозвучал негромко, словно нарком спрашивал не у собеседника, а у самого себя. Поручик встал, одернул гимнастерку, уперся пальцами левой в зеленое сукно столешницы.

— Перегрызет, товарищ Сталин. Ему требуется только время — и наша помощь.

Сталин покачал головой, вновь взглянул на фотографию.

— Не спешите…

Нарком наконец-то закурил. Несколько раз глубоко затянувшись, не без сожаления положил дымящуюся носогрейку на край пепельницы, шагнул ближе.

— Товарищ Тулак! Хочу напомнить, что отныне в вашем ведении находится не только Германия, но и вся Западная Европа, включая наших беспокойных эмигрантов. В Коминтерне есть товарищ Радек. В этом ведомстве вы станете нашим Радеком. Ваша задача — не только поиск потенциальных союзников СССР, но и выявление врагов, явных и тайных. Германские нацисты — всего лишь звено большой цепи. Нельзя забывать стратегическую цель — сорвать совместный поход империалистов на нашу страну. Нужна передышка, пока мы залечим раны и перевооружим РККА. А еще требуется пресечь попытки проведения акций террора и саботажа на нашей территории. Это возможно, если мы проявим не только решительность, но и осторожность…

Крепкие пальцы вновь ухватили рубку, поднесли к рыжим усам.

— …Никаких авантюр! Нельзя провоцировать, давать повод для вмешательства. Скажу больше. В вашу задачу входит борьба не только с европейскими реакционерами, но и с нашими дураками, до сих пор повторяющими заклинания про революционную войну. Вспомните Брест! Тогда мы дали крепко дали по рукам Бухарину и его «левым коммунистам». Нынешним левакам руки следует сразу отрывать!..

Желтые глаза вновь взглянули в упор. Поручик едва сдержался, чтобы не оскалиться в ответ. Выдохнул, взгляда не отводя.

— Оторвем, товарищ народный комиссар. По самую шею!

Вновь вспомнились двое «краскомов» на лестничной площадке, провожавших его, помощника Сталина, ненавидящими взглядами. «Краснюки» всегда умели ненавидеть, и значительно реже — думать. Эта парочка уверена, что Сталин принял наследство Льва Революции, чтобы разобраться с троцкистским кублом в Реввоенсовете и военном наркомате. Мелко плаваете, та-ва-рис-чи, мелко!..

Иосиф Сталин, прозываемый также «Культом Личности», кажется, готовит поход против всемогущего Коминтерна. Главным трофеем станут не пушки и знамена, а голова Гришки Зиновьева, претендующего на звание нового Вождя.