Глава 5
Дорога на Тускулу

Международную солидарность трудящихся красный командир Ольга Зотова допускала чисто теоретически, на практике же не шибко верила братьям по классу. На очередной партийной чистке высказанное вслух сомнение в возможностях пролетариев всех стран чуть не стоило ей билета. Председатель комиссии не преминул напомнить о чуждом классовом происхождении коммуниста Зотовой, за что едва не был послан окопным трехэтажным в единственно верном направлении. Вовремя прикушенный язык позволил отделаться «постановкой на вид» и снисходительным советом вспомнить подвиги славных солдат Мировой Революции — воинов-интернационалистов — на фронтах Гражданской.

Совет пропал даром. Ольга ничего не забыла. Еще в прогимназии ей объяснили, что слово «солдат» происходит от «сольдо», золотого византийского «солида», обычной платы средневековых наемников. Бравые парни-интернационалисты брали свои «сольдо» не чинясь — жалование солдат Мировой Революции превышало таковое в обычных красных частях втрое. Отряды китайских товарищей воевали неплохо, но с белой стороны им противостояли точно такие же китайцы, получавшие «сольдо» из деникинской казны. Без всякого удивления замкомэск узнала, что первым поставил китайцев-интернационалистов в строй не красный командир, а «белый партизан» Василий Чернецов. Немцы, венгры и словаки тоже воевали прилично, но в откровенных беседах честно признавались, что в огромном желании, что давным-давно подались бы с фронта куда подальше, если бы не строгий и однозначный приказ. На вопрос, чей именно, разводили руками, молча тыкая пальцем в зенит. После отречения кайзера «камрады» построились в колонны и, не оглядываясь, зашагали «нах Фатерланд».

Окончательно развеяла все иллюзии Польская кампания. Вернувшиеся оттуда сослуживцы в один голос рассказывали о подвигах польских трудящихся под Варшавой, Львовом и Замостьем. Если от надменного пана-шляхтича красноармейцы еще могли ожидать пощады, то «пролетаржи» и «хлопы» вырезали всех подряд.

После партийной чистки Зотова предпочитала не говорить вслух на скользкую тему, но как-то в беседе с товарищем Кимом не утерпела и высказалась. Секретарь ЦК взглянув строго, огладил шкиперскую бородку и наставительно заметил, что объединять пролетариев всех стран должно не как попало, а с умом. Если взять семьи в заложники, а сзади поставить заградительные отряды, энтузиазм трудящихся не будет иметь границ.

Мудрые слова Кима Петровича Ольга не раз вспоминала, читая в «Правде» об очередной неудаче на фронтах Мировой революции. Вспомнила и сейчас, в столице буржуазной Франции, налаживая сотрудничество с местными коммунистами. Почему-то думалось, что на переговоры придут хмурые парни с вечными мозолями на трудовых ладонях, в крайнем случае, сознательные интеллигенты — тоже с мозолями, но с кандальными, на запястьях. Встретиться же довелось с депутатом парламента, членом комиссии по иностранным делам и чуть ли не бывшим министром. С биографией товарища Марселя Кашена бывший замкомэск ознакомилась еще в Столице, но при виде усатого расфуфыренного буржуя, первым делом попытавшегося приложиться к ручке, наступила окончательная ясность.

Впрочем, бывший министр все же сумел удивить. Денег он просил много, но главным образом не на бедствующую «L'Humanité», а в некий фонд, создаваемый для обеспечения скромных потребностей членов местного Центрального комитета. Часть средств предполагалось вложить в акции, остальное же в недвижимость. Подробная калькуляция прилагалась, причем скромный товарищ Кашен поспешил заметить, что лично для себя ничего не просит. Профессорский оклад, им получаемый, вполне достаточен.

Кавалерист-девица калькуляцию взяла, но взглянула выразительно. Вождь французских коммунистов, ничуть не смутившись, заметил, что для camarade Zotova вполне можно организовать покупку фермы под Парижем, в кредит и на льготных условиях.

Настроение, и без того скверное, испортилось окончательно. Махнув рукой на Лувр, куда она собиралась направиться, девушка поехала обратно в гостиницу. Дабы не общаться с беляками-таксистами, Ольга предпочла спуститься в метро, в результате чего заблудилась в грохочущих подземельях, проездив лишний час в душном, битком набитом вагоне. В результате в холл «Abaca Messidor» Зотова входила в состоянии тихого бешенства и чуть не набросилась на портье, сообщившего, что некий мсье ожидает мадемуазель уже больше часа. Бывший замкомэск, вспомнив усатые хари своих парижских знакомцев, мысленно зарычала.

К удивлении Ольги, человек, ее ожидавший, усов не носил да и возрастом был заметно моложе. Не генерал и не полковник, хоть и с заметной военной выправкой. Лет тридцати, скуласт, взглядом тверд, на левой щеке небольшой шрам… Увидев ее, гость пружинисто встал, расправив широкие плечи под дорогим модным пиджаком:

— Добрый день! Имею честь видеть госпожу Зотову?

Госпожа Зотова взглянула без особой приязни. Еще одно «благородие» пожаловало, будто прочих мало. Видом да и манерами, конечно, поприличнее, и лицом не разбойник, но все они, беляки, одним классовым миром мазаны!

Незнакомец, что-то почувствовав, слегка смутился.

— Вероятно, я не вовремя, извините, но мне скоро уезжать. Рискнул бы задать вам несколько вопросов.

Ольга понимающе кивнула:

— Рискните. Про чего спрашивать будем? Про состав столичного гарнизона или насчет режима охраны границы? А может, сразу про мобилизационный план?

— Простите?

Смущение сменилась растерянностью, но Зотову это лишь раздраконило.

— Не прощу. Это сейчас вы такие вежливые, а как пленных к стенке ставить и раненых штыками колоть…

Скуластое лицо дернулось, словно от боли, и девушка, не договорив, умолкла. Незнакомец закусил губу.

— Вы правы, госпожа Зотова. Через кровь не перешагнуть. И все же рискну спросить. Не знакомы ли вы с господином Луниным? Николай Андреевич Лунин, худой такой, ростом меня чуть повыше…

— Нашли господина! — восхитилась Ольга. — Товарищ Лунин — член ЦК и заместитель председателя Контрольной комиссии. А на фронте Николай Андреевич комиссаром был.

Скуластый быстро кивнул.

— Да, это он. Я познакомился с ним весной 1921 года через нашего общего друга, Степана Косухина. Извините, сударыня, забыл представиться. Арцеулов Ростислав Александрович, подполковник Русской армии, ныне сотрудник Абердинского университета.

Кавалерист-девица хотела привычно огрызнуться по поводу «сударыни», но внезапно сообразила, что о подполковнике Арцеулове ей кто-то уже рассказывал. Нет, она читала… Да, и читала, и рассказывали!

Ольга, оглянувшись, кивнула на стоящие возле стены кожаные кресла:

— Давайте присядем. Набегалась я сегодня.

Гость без слов повиновался. Устроившись поудобнее, девушка расстегнула верхнюю пуговицу пальто, вздохнула устало:

— Откуда вас столько на мою голову! Не успел товарищ Фрунзе в ноябре 1920-го флот в море вывести, не перетопил золотопогонников… Бумага насчет вашей лисности есть, гражданин Арцеулов, потому как разыскиваетесь вы за преступления против трудящихся и, между прочим, за убийство кандидата в члены ЦК РКП(б) товарища Косухина Степана Ивановича.

Подполковник горько усмехнулся:

— Знаю. Боюсь, вы мне не поверите. Я — золотопогонник, враг. Мою невиновность мог бы подтвердить господин Лунин…

Ольга достала платок, отвернулась, сдерживая подступивший кашель. Наконец, отдышавшись, взглянула прямо в глаза.

— Да стала бы я с вами разговаривать, гражданин, если бы убийцей считала! Не убивали, знаю. Только не от Лунина.

Усмехнулась:

— А вот скажите, какого рода письменность на табличках из коллекции Вейсбаха — иероглифическая или слоговая?

Арцеулов замер, не веря. Потом медленно встал.

— Иероглифическая, госпожа Зотова. Еще недавно сомневался, но теперь могу доказать… Как дела у господина Соломатина?

— Не очень. Того и гляди, без службы останется. Отчего-то его дхары не ко двору нашей власти пришлись. Помнит вас Родион Геннадьевич. Он-то мне все и рассказал: и про Сибирь, и про таблички, и про то, что человек вы хороший. Хотя, конечно, и беляк.

Бывший замкомэск тоже встала, протянула руку:

— Давайте заново знакомиться. Ольга! С отчеством не надо, не старуха еще.

— Ростислав! — подполковник улыбнулся. — Искренне могу сказать, что очень рад. Значит, тоже наукой занимаетесь?

— Ага! — охотно подтвердила кавалерист-девица. — Вечными двигателями в основном, а также Машинами Времени системы товарища Герберта Уэльса и снарядами на тележках. И еще меня хотят на землю Санникова отправить.

— К-куда?!

— Этот! — Леонид дернул подбородком в сторону ковыляющего по тротуару Гастона де Сен-Луи. — Третий раз подряд вижу, и время то же, и место.

На всякий случай взглянул на циферблат с желтой светящей точкой. Все верно, две минуты разницы, если со вчерашним днем сравнить.

Мурка, пристроившись на заднем сидении, шумно дышала в ухо. Молчала, не желая мешать. Худой очкастый паренек, сидевший за рулем, тоже не торопился. Наконец, обернувшись, кивнул уверенно.

— Запомнил, товарищ Леон. Только мне кажется, что для нас пока важнее дом, а не человек.

— Просто — Леон, — мягко поправил бывший старший оперуполномоченный. — «Товарищ» не для здешних ушей, а нам и при посторонних общаться придется. Поняли, Мишель?

Мишель, он же Михаил Аркадьевич Огнев, беззвучно усмехнулся:

— Ничего, еще приучим! И «товарищ» им будет, и «гражданин начальник». Я вот что, Леон, сделаю. Мы, репортеры, народ дружный. Есть тут одна газета с хорошим криминальным отделом. Прямо сегодня туда загляну и поговорю о тонкостях профессии. Когда вы мне эту историю рассказали, я вначале о самом простом подумал. Завел буржуй хромоногий шерочку-машерочку и грешит от жены подальше. Нет, не похоже! Француз без цветов к мамзельке не пойдет. И дом какой-то странный. На жалюзи обратили внимание? На всем первом этаже закрыты, значит, не квартиры там, а что-то иное.

— Игорный притон, — предположил Леонид, глядя на репортера с немалым уважением. Головастый парень!

— Притон? — Огнев явно удивился. — Товарищ… Извините, Леон, мы не в СССР. Играют здесь легально, разве что казино… Но тогда почему он один, где остальные? Нет, без фактов дедукция невозможна, как учит нас прогрессивный английский писатель Артур Конан Дойл.

Знакомец Мурки товарищу Москвину понравился сразу. Не тем, что охотно вызвался помочь таинственному Леону, нелегальному сотруднику Иностранного Политического управления. Репортеры — они такие, запах гари чуют за версту. Однако Мишель, едва успев получить агентурную кличку, тут же заявил, что без авто работать будет трудно, а значит, следует взять на прокат что-нибудь незаметное, например подержанный «рено». За руль сел сам, машину вел уверенно, не теряясь на шумных парижских улицах. А еще умел смотреть, подмечать и делать выводы.

— Вы в «Известиях» тоже криминалом занимаетесь? — поинтересовался бывший чекист, наблюдая как Гастон, неуверенно поглядывая по сторонам, открывает дверь подъезда.

Мишель помотал головой:

— Если бы! Письма трудящихся, командировки на заводы, рационализаторы, Сельхозвыставка. Не скажу, что плохо, но хочется чего-то погорячее. Я, между прочим, на фронте в трибунале служил, привык вражин на чистую воду выводить и на размен пускать.

Товарищ Москвин невольно кашлянул. На размен — это да, знакомо. Руководствуясь революционной законностью…

— Михаил и стихи пишет, — добавила Мурка. — Смешные очень. Миша, прочитай те, которые про тараканов.

Репортер заметно смутился.

— Не про тараканов, а про клопов. Про тараканов капитан Лебядкин у Достоевского написал, у меня так не получится. Да и какие стихи! Это так, от скуки. Сижу в отделе, бумажки разбираю…

Леонид поглядел на молчаливый дом, скользнул взглядом по окнам. Время еще раннее, значит, свет включать не станут. Еще эти жалюзи… Нет, на сегодня, пожалуй, все.

— Ждать не будем, — решил он. — А вы, Мишель, прочитайте про клопов. Чтоб веселее было.

Жора Лафар, сам поэт не из худших, как-то сказал, что для пишущих хороший человек — это тот, кто их стихи слушать согласится. А уж если сам попросит, сразу в друзья попадет. Так почему бы не послушать про кусучую мелочь?

Огнев еще более смутился, даже слегка порозовел:

— Ну… Если хотите…

Сделал строгое лицо:

Замолчал, поправил очки:

— Дальше пока не написал. Вообще-то размер не мой, я его у Гейне позаимствовал, у поэта немецкого…

Товарищ Москвин счет услышанное полной чушью, но обижать автора, конечно же, не стал.

— Не позаимствовали, Мишель, но экспроприировали именем трудового народа. Стихи правильные, как раз про наш случай. Клоп у нас в наличии…

— Значит, будем давить, — без тени улыбки согласился Михаил Аркадьевич Огнев.