Книга: Век-волкодав
Назад: Глава 4 Париж, Париж…
Дальше: 2

1

Ольга вдохнула сырой промозглый воздух, зябко повела плечами. Оттепель! Всю ночь шел снег, к утру подмерзло, но ближе к полудню лед подтаял, задул теплый ветер, небо Столицы задернули тяжелые низкие тучи. Полушубок Зотова надевать не стала, предпочтя привычную шинель, теперь же искренне пожалела. На кладбище было как-то по-особенному зябко, сырость пробирала до костей, вдобавок левый ботинок совсем не вовремя прохудился. Хоть возвращайся!
Бывший замкомэск вытерла платком мокрый нос и, осудив себя за пораженческий мысли, твердо шагнула в мокрый снег. Главная аллея, четыре поперечные пропустить, на пятую свернуть. Два белых гвоздики, купленных на маленьком базарчике у ворот, торчали из-за отворота шинели. В кобуре на поясе — «маузер» № 1. Вперед!
На Ваганьково девушка хотела съездить еще перед Новым годом, но так и не собралась. Спешит некуда, мертвые — мертвы. «Склеп семьи Шипелевых… Ничего там сейчас уже нет.» Но все равно на душе было неспокойно, и Ольга решилась. Нашла в библиотеке подробный план кладбища, дождалась ближайшего выходного, купила цветы.
На похороны Виктора Вырыпаева ее не пригласили. Пусть белые гвоздики останутся там, где батальонный бывал…
У закрытой церкви, перед заколоченными крест-накрест вратами, сидели в снегу трое нищих. Ольга порылась в карманах, нащупала несколько серебряных монеток с гербом СССР.
Вчера с нею долго беседовал товарищ Ким. Когда позвонил секретарь, Зотова решила, что речь пойдет о ее секторе. Поздравления схлынули, она получила новое удостоверение (не бумажку, а твердую книжку с фотографией), ясности же почти не прибавилось. Кабинет уехавшего на Дальний Восток товарища Рудзутака ей не отдали, все группы, числившиеся в секторе, перешли в подчинение Общего отдела, Зотовой же осталась привычная комната с наглыми комсомольцами и ежедневная пачка писем с проектами Вечных двигателей. Начальство ничего не желало пояснять, отговариваясь великой занятостью. В Центральном Комитете, как и на кладбищенской аллее, дули холодные ветры.
Не стал говорить о ее новой работе и товарищ Ким. От прямого вопроса отмахнулся, заметив, что сектор создается практически заново, причем «на вырост». Через месяц-другой будет создана группа по международному сотрудничеству, потом еще одна — по пропаганде технических достижений среди советской молодежи. Успеется! А вот командировку товарища Зотовой в буржуазную Францию надлежит обсудить со всей серьезностью.
Ольга весьма удивилась. В Париж направлялась большая делегация во главе с товарищем Бухариным, которому и положено распределять обязанности среди своих сотрудников. Зотовой предстояло встретиться с руководителями молодой французской компартии, дабы в неофициальной обстановке обсудить весьма скользкие финансовые вопросы. Год назад руководители ФКП ловким маневром отсудили у предателей-социалистов газету «L'Humanité». Это был большой успех, но ежедневный выпуск стоил очень дорого, и товарищ Марсель Кашен очень рассчитывал на братскую помощь. Ким Петрович задание подтвердил, но уточнил, что ввиду конфиденциальности вопроса, ехать Ольге придется одной, причем не в составе делегации, а приватно, как частное лицо. Предваряя вопрос, пояснил, что ее кандидатура одобрена на самом высоком уровне, решающим же фактором стало знание французского языка. Переводчики при таких переговорах лишние.
Поскольку Ольге придется работать самостоятельно, товарищ Ким не исключал вероятности провокаций. Несмотря на ожидающееся со дня на день установление дипотношений, врагов у Союза среди французских властей предостаточно. Кроме того, в Париже немало эмигрантов-белогвардейцев, которые уж точно церемониться не станут. А посему товарищу Зотовой было строго предписано рук не распускать, на провокации не поддаваться, но и контактов не избегать. Если же будут не провоцировать а спрашивать по делу, то отвечать, потому как посланцу РКП(б) отмалчиваться негоже.
Весьма удивившись, кавалерист-девица поинтересовалось, какое именно «дело» может быть у недобитых беляков, кроме расстрельного, с подписью коменданта. Начальник вопрос одобрил и передал Ольге папку с документами. Читать пришлось там же, в кабинете, запивая партийные секреты горячим чаем.
Ехать во Францию расхотелось совершенно. В годы давние матушка с восторгом рассказывала маленькой Оленьке про Париж, где ей довелось побывать всего однажды. Зато не одной, а с папенькой, только что выпущенным в полк молодым офицером. Свадебное путешествие запомнилось на всю жизнь. В глубине души руководитель сектора ЦК тоже не отказалось бы от такого, но раз не судьба, то буржуйскую Францию надлежит посещать исключительно в конном строю. Елисейские поля, звонкий цокот копыт, ровный строй эскадрона в буденовской форме. Даешь Мировую революцию!.. А ей что предстоит? Беседовать с неумехами, которые даже деньги на свою «L'Humanité» достать не могут? Или во Франции банковские сейфы перевелись?
* * *
Мраморный ангел… Ольга остановилась, скользнув взглядом по источенному временем и дождями каменному лику. Вовремя, нужную аллею она едва не пропустила. Вот она, сразу за оградкой. Девушка сверилась с набросанным на листке бумаги планом. Все верно, направо и вперед. Склеп Шипелевых должен быть тоже справа, как раз посередине квартала.
Теперь идти стало труднее, влажный нетоптаный снег так и норовил попасть в ботинки. Вдобавок вновь задул ветер, зашумел, застучал черными голыми ветвями. Каменные кресты, серые надгробия, неясные лики на эмалированных портретах, полустертые надписи… Зотова привидений не боялась, в кладбищенские страшилки не верила даже в прогимназии, но на душе все равно было кисло. Что она увидит? Чужую могилу, чужие имена?. «Виктор Ильич Вырыпаев, рад знакомству. Приветствую вас в нашей инвалидной команде!» Незнакомая комната, широкий подоконник, густой мятный дух — и худой бритый парень в старой гимнастерке. Ольга с трудом сдержалась, чтобы не разреветься. Нельзя же так! Жил человек, хороший, правильный — и пропал. Не на войне, не в чумном городе. И никому он больше не нужен и не интересен. Ни-ко-му!
Плакать не стала. Вытерла глаза, смахнула каплю крови с потрескавшихся губ. Раскисать нельзя! Неправда, что Виктора не помнят — она помнит! Неправда, что не ищут его убийц — она ищет. Гондла, наглая барынька из наркомовской спальни, еще получит свое, но не она в этом страшном деле главная. Значит, ничего еще не кончено. Искать! «Не стану ни оправдываться, ни что-либо объяснять. Вы и так коснулись высших секретов государства» — сказал всезнающий товарищ Ким. Ничего, сначала коснулась, потом, глядишь, и за горло возьмет…
Склеп Ольга узнала сразу, даже не взглянув на надписи. Таким она его себе и представляла — массивный, серый от времени, похожий на часовню. Над высокой железной дверью — затейливые церковнославянские литеры, в небольшой круглой нише — ангел с отбитым крылом. Покосивший на крест на обитом медью куполе, осколки витражных стекол в черных оконных глазницах, мраморная доска со следами исчезнувшей позолоты. Слева и справа от входа — каменные кресты.
Бывший замкомэск достала из кармана шинели папиросы, но, чуть подумав, спрятала. Негоже в таком месте. Зачем-то прокашлявшись, взглянула в низкое, подернутое тучами небо. Пришла. И что теперь?
Осмотр не занял много времени. Имена на памятниках, надпись над входом, дверь, новый, недавно врезанный замок. «Склеп семьи Шипелевых, в нем оборудован тайник.» Очень похоже! Знать бы еще, кто тайнику хозяин! Покойный Игнатишин, наглая тетка Лариса Михайловна, некто иной, пока неизвестный? Снега на каменных ступенях было заметно меньше, между могил угадывалась протоптанная дорожка. Значит, ходят, не забывают. Последний раз заглянули еще до январских снегопадов, но дверь не открывали. Тот, кто был так похож на Вырыпаева, сказал, что здесь уже ничего нет. Ольга отошла к дорожке, поглядела внимательно. Если нет ничего, зачем о склепе рассказали? В засаду заманить?
Бабочке Зотова совершенно не удивилась, по крайней мере в первый миг. Старый знакомец — Papilio machaon, семейство парусников или кавалеров. Брат коллекцию собирал, а маленькая Оленька возмущалась ужасной «морилкой», в которой умирали гордые и красивые бабочки. Махаон, правда, был какой-то странный. Крылышки желтые, сразу узнать можно, а на каждом — по два огонька, красный и синий. Горят, взгляд притягивают…
Девушка, резко выдохнув, отступила на шаг. Вот и махаоны летать начали — аккурат посреди зимы! Достав платок, вытерла пот со лба, осмотрелась и беззвучно дернула губами. Плохи дела! Зато не зря пришла, есть тут что-то, есть!..
— Здравствуйте, Ольга!
Зотова неспешно оглянулась. Женщина стояла слева и чуть сзади, у самого края аллеи. Лет тридцати, возможно, и старше. Черное приталенное пальто, легкое, явно не по погоде, нелепая круглая шапочка с узкими полями, в руках сумка крокодиловой кожи. Лицо худое, костистое, брови подведены черным, кожа в густой косметике, губы блестят от помады. Не лицо — маска в скверном театральном гриме.
— Здравствуйте, — кивнула бывший замкомэск, почему-то не слишком удивившись. Пригляделась, вдохнула сырой кладбищенский воздух. Вот он, Papilio machaon! На темной ткани пальто незнакомки, чуть ниже воротника — большая бронзовая брошь. Бабочка-махаон, два красных камешка, два синих.
Женщина, заметив ее взгляд, прикрыла брошь рукой.
— Меня зовут Доминика. Я сестра Георгия Васильевича Игнатишина. С Виктором Вырыпаевым мы познакомились недалеко отсюда, на трамвайной остановке. Виделись с ним всего один раз. Виктор помог мне достать одну вещь из тайника, а потом передал по назначению. Что вас еще интересует?
Зотова поглядела на ладонь в темной перчатке. Опоздала дамочка, раньше следовало брошь прятать.
— Интересует? Для начала разъясним один вопрос, гражданка. Тут недалеко, с дюжину шагов всего.
И на могильный крест кивнула — тот, что от справа от входа в шипелевский склеп. Ответа ждать не стала, повернулась, шагнула прямо в снег. Верно предупреждал Ким Петрович! «Противник, с которым мы ведем борьбу, опасен, умен и вооружен до самых зубов.» Только нас зубами не напугаешь!
…Черное гранитное подножие, присыпанный снегом маленький серебристый венок. Выше — фотография в облупившейся рамке. Вот и надпись старым сусальным золотом: «Киселева Доминика Васильевна. 1884–1910». А над золотыми буквами распростер крылышки вырезанный в твердом граните махаон. Неведомый мастер украсил изображение маленькими огоньками. Два красных камешка, два синих.
— Вы наблюдательны, — Доминика уже стояла рядом. — Ничего не поделаешь, приходится соблюдать осторожность. Даже если вас будут допрашивать по-настоящему, без сантиментов, вы не сможете вспомнить ни мое настоящее лицо, ни голос.
Ольга поглядела на старое фото, потом на женщину. Усмехнулась недобро.
— Оборотни, значит? Неглупо, но подло. Доминика Васильевна на вас уже не обидится, но зачем было Виктора представлять? Человека убили, а вы…
— Мы не знаем, что случилось с Вырыпаевым! — резко перебила Доминика. — Представили его, если вашим выражением воспользоваться, исключительно ради вас самих. Вы, Ольга, подняли совершенно лишний шум. Это нам могло помешать, и мой коллега решил таким способом вас переубедить. Глупо, согласна. Вы слишком упрямы. Поэтому я и решила с вами поговорить. Что вас интересует? Мы не шпионы и не белогвардейцы. В последние месяцы наша группа помогала товарищу Киму, потому мы и привлекли Виктора.
Зотова не поверила. В последние месяцы? А в предпоследние? Честным людям чужие лица без надобности.
— С Виктором было так. Он не принял НЭП, посчитал предательством. Некоторое время входил в группу демократического централизма Осинского и Сапронова, потом, когда фракции запретили, хотел выйти из РКП(б). Виктор был уверен, что в стране начался Термидор, верхушка партии загнила, а вожди стали предателями. Поэтому он согласился с нами работать.
На этот раз Зотовой пришлось задуматься. Против Новой экономической политики возражали многие, особенно молодые фронтовики, верившие в скорую победу коммунизма. Ей и самой не по души были жирные «совбуры» и перерожденцы с партийными билетами. Но нелегальная группа? В подполье можно встретить только крыс, не ею сказано.
— Деталей позвольте не касаться. Намекну лишь, что прикрыт Вырыпаев был очень надежно. Проговориться или сознательно выдать нас он просто не имел возможности…
Женщина протянула руку, коснулась вырезанной в камне бабочки.
— Вы, как я вижу, принесли цветы. Можете оставить их здесь, Виктор тоже стоял у этой могилы.
Ольга, молча кивнув, положила гвоздики на мокрый снег.
— Киму Петровичу мы помогали, но многое в его деятельности вызывало вопросы. Цветочный отдел — по сути нелегальная организация, организованная по образцу неаполитанской каморры. Это, кстати, не я сказала, а сам товарищ Ким. Такое сравнение ему, кажется, очень льстит.
И вновь пришлось задуматься. Цветочная «каморра» создана по приказу Вождя. Теперь отдел вроде бы расформировали, но каморру невозможно ликвидировать росчерком пера.
— А потом что-то случилось, и Виктор исчез. Как ни печально, но скорее всего он мертв. К его гибели могли быть причастны двое. Одну вы знаете…
Зотова мрачно усмехнулась:
— Нос я ей сломала, проявила мягкотелость. В висок надо было!
— Не надо, — Доминика поджала губы. — Поэтому мы и хотели вас остановить. Она должна все рассказать, именно она, потому что второй человек слишком опасен. Георгий Лафар, он один из самых опытных террористов Дзержинского.
— Лафар, — повторила замкомэск, запоминая. — Стало быть, Гондла, Лафар и товарищ Ким…
«А чего ты хотел? Полковничья дочка, голубая кровь!» Товарищ Ким, кожаный человек Егор Егорович и Гондла — она же Лариса. Пылающая многомужняя дева, Гелиос в кожаном пальто и царственный Зенит по имени Ким Петрович…
— Лафар? Крепкий такой, по виду лет тридцать пять, виски седые, вежливый, из бывших.
«Через неделю я увижусь с генералом Барбовичем. Хотите, привезу его скальп?
Женщина кивнула.
— Да, это он. Держитесь подальше, а лучше вообще избегайте встреч. Что случилось с Вырыпаевым, мы узнаем сами. Надеюсь, его удасться похоронить по-людски. А у вас, Ольга, сейчас есть выбор. Можете вновь увидеть бабочку — и все забыть. На здоровье это никак не отразится, просто небольшой провал в памяти. Если не хотите, соглашайтесь на сотрудничество. Собственно, я для этого сюда и пришла.
— Мне бы чего третье, — хмыкнула Зотова, отступая на шаг, спиной к сырым камням склепа. Рука была уже на поясе, к пистолету поближе. Доминика покачала головой, поглядела куда-то в сторону.
— Мы здесь не одни, оружие вам не поможет. Я вам не враг, Ольга. Ладно… Может, так и лучше, теперь вы предупреждены и, очень надеюсь, будете осторожнее. Честное слово дадите? О нашей встрече никому — и никогда.
Бывший замкомэск быстро кивнула, не убирая пальцев с кобуры.
— Слово! Никому — и никогда. Клещами не вырвут.
— Верю…
Доминика, глубоко вздохнув, внезапно подняла руку. Между пальцев блеснуло что-то яркое, похожее на маленькую звезду.
— Тогда вам лучше заснуть. Ненадолго, на несколько минут. Хотите колыбельную?
Ответить Ольга не успела, как и удивиться. Серый зимний день исчез, подернулся черной непроглядной пеленой, а в ушах зазвучал сухой старушечий голос.
«Господь милостив к бунтовщикам и разбойникам, потому как сам вырос на Хитровке. Сам свинец заливал в пряжку, сам варил кашку. Этому дал из большой ложки хлебнуть, этому из ложки поменьше, но два раза, а этому со дна котелка дал черпнуть. Сам бродит, ходит, голодный, но довольный, на крышу залезает, голубей гоняет…»
«Сейчас упаду», — поняла девушка, но чьи-то руки подхватили и бережно опустили на теплый снег.
«Соседней яблони яблоки кислые, сами на ладонь просятся — Господь через забор лезет, морщит переносицу, а тут Ванька Каин — жадный, сорок лет в обед стукнет, лезет с двустволкой через крыжовник, хрипит, лает. Господь видит такое дело и смело прыгает через Каина, теряет яблоки, они из рубахи как живые катятся, но донёс-таки три-четыре самых кислых, самых вкусных…»
Назад: Глава 4 Париж, Париж…
Дальше: 2