Когда Жогин, не скрывая восторженного лица, влетел в кабинет начальника райотдела, Щергунцов невольно вскинулся из-за стола, жестом прервал беседу с группой окружавших его людей.

– Что случилось, Александр Григорьевич? И почему вы один? Где майор Сизов?

– Да! – почти выкрикнул Жогин. – Да! Случилось вот. И мне не терпится поделиться с вами радостью, товарищ подполковник! Долго заседать собираетесь? – он оглядел присутствовавших с явным намерением распахнуть перед ними дверь. – Очередную делегацию недовольных принимаете?

– Соседи Снегирёвой Глафиры Петровны, близкие её знакомые и другие обеспокоенные трагедией люди.

– Есть и родственники! – рьяно выдвинулась из общего круга глазастенькая вёрткая старушка. – Я – самая близкая её закадычная подруга Мария Ефимовна Краснова, могла бы многого рассказать полезного для следствия, но, кроме участкового, интереса никому не представляю. А вот, – подтолкнула она вперёд неуклюжего бородача с цыганскими глазами, – Кондратий Федосеевич Пастухов, про которого совсем забыли, а ведь он первый её, так сказать…

– Погодь, Краснуха! Не суйся в пекло поперёд батьки! – перебил её бородач. – Я – цыган, а цыган сам за себя постоять сможет. Притопал я с Вышки, с Лиманского района, чтобы придать земле тело грешной моей возлюбленной Глафирки, загубленной бандюгами. Смилостивился Господь, успел я бросить горстку землицы на гроб, но не знаю до сих пор, и никто мне ответить здесь не смог, кто виновен в её смерти. Поэтому послушал добрых людей и решил сам явиться в милицию. Если служивым людям, кто этим делом занимается, есть надобность услышать от меня всю правду о наших отношениях с убитой при ранней её жизни, готов сам всё как есть растолковать. Чтобы знал народ только из моих уст, а не с чей-то бабей брехни, которую ветер носит.

– Да ты настоящий цыган, мил человек! – заинтересованно оглядел бородача Щергунцов, кладя руку ему на плечо.

– А что цыгана за человека здесь не считали? – хотел сбросить руку милиционера тот, но не сумел – тяжела и цепка рука начальника райотдела милиции. – И жил, и любил да сгубил всё по воле злых людей, – горько ухмыльнулся цыган. – Хватил горюшка по самое не хочу. Желающих цыгана унизить да к земле прижать в живых не осталось, прибрал Господь, хотя остались некоторые брехушки, – и он кивнул в сторону шмыганувшей за дверь вёрткой Краснухи.

– Верующий, гляжу?

– Да и тебя, гражданин начальник, в ту пору и в помине не было, – вместо ответа сверкнул цыган чёрными глазами.

– Сидел в лагерях, раз гражданином начальником величаешь?

– Хлебнул лиха.

– Чую, не один раз.

– Угадал.

– Послушай, Григорий Артемьевич, – как можно миролюбивей перебил их перепалку, грозившую перерасти в неприятность, Жогин, – отправил бы ты отдыхать своих засидевшихся гостей, а с Кондратием Федосеевичем я сам побеседую после нашего разговора. Пусть подождёт в коридорчике.

– А я и не держу никого, – распахнул дверь Щергунцов. – Спасибо, что зашли, люди добрые! Тронут вниманием, с которым вы относитесь к нашей службе. Благодарствую от всего личного состава за советы и подсказки, чтоб найти и наказать всех убийц. Обещаю, что проинформирую лично товарища комиссара о ваших требованиях судить их в районном нашем клубе и обеспечить суровую меру наказания.

– Вы уж постарайтесь! – раздались нестройные голоса. – За смерть смерть положена! Убить их, как бешеных собак! Расстрелять всех! Повесить на столбах, как раньше делали, другим на устрашение!..

– Суд всё учтёт, товарищи, – осторожно подталкивал подполковник нерасторопных и не успокаивающихся крикунов.

– Знайте! – проявляя завидное упорство, застрял на пороге один из последних. – Народ не смирится, пока не увидит убийц в суде. Иначе новый бунт закатим!

– Можно я запишу вашу фамилию? – поинтересовался Щергунцов с невинным видом.

– Зачем вам моя фамилия? – насторожился тот. – Нас вон тут сколько, всех и записывайте.

– Секретарь уже записала в журнал приёма, – не смутился подполковник. – Но, может, есть такие, кто общественными обвинителями на суде выступят.

– Выступим. Вы сначала убийц представьте…

Когда наконец закрылась дверь за последним посетителем, Щергунцов упал на первый подвернувшийся стул:

– Действительно, к чему комиссару такая нервотрёпка и себе, и людям?.. Виновные не установлены, а до суда уйма времени?..

– На то и щука, чтоб карась не дремал.

– Ну ладно, карась, – сменил тему подполковник и подмигнул Жогину. – Давай, делись успехами. Когда ты влетел в кабинет, будто ошпаренный, заметил я твоё благоухание.

– Может, порхание? – смеясь, поправил Жогин.

– Главное – почему ты один прискакал и где те таинственные «ножки»?

Не отвечая, Жогин безапелляционно устроился в кресле начальника райотдела, с жадностью опрокинул стакан воды из его графина и потянулся к телефону.

– Есть нужда? – заблестели глаза у Щергунцова.

– Да ещё какая!

– Тогда не ошибись, по красному звонить комиссару.

– Знамо дело, – отпарировал Жогин. – Сначала Управу вашу на уши поставлю: хочу предупредить, чтобы эксперты задержались сегодня и выдали мне к утру заключение о результатах исследования всех четырёх ножек кровати Снегирёвой, на которой она была убита. Сизов уже должен подвезти вещдок.

– В кровати прятали драгоценности? – вскочил на ноги Щергунцов.

– В ножках, товарищ подполковник, в ножках кровати.

– Нашли?!

– Нашли бы, не опереди нас бандиты.

– Ёлы-палы… Удар под дых!

– Гораздо ниже.

– Значит, опять пролетаем, как фанера над Парижем… Чего ж ты такой фурор устроил?

– Сели мы им на хвост, Григорий Артемьевич. Теперь уже крепко. Обнаружили ключ, которым преступники головки на ножках откручивали, наткнулись и на явные следы – экспертам будет над чем поработать. Но главное – вот!

Жогин, словно дразня и продляя удовольствие, медленными движениями открыл портфель, лежащий перед ним, и извлёк на свет тёмную коробочку.

– Осторожно! – предупредил он рванувшегося к нему подполковника.

– Бомба, что ли? – отпрянул тот.

– Здесь то, что привлекло убийц, – раскрыл и передал коробочку Щергунцову следователь.

– Какая красота! – ахнул подполковник и, словно близорукий, поднёс содержимое к глазам.

– Ослепнешь! – засмеялся Жогин.

– Такого в наших ювелирторгах не увидишь.

На чёрном дне коробки сиял изящный бриллиантик.

– Уверен, – отобрал коробку Жогин и спрятал в портфель. – Это семейная реликвия Снегирёвых. Мастер, пряча колье или иную драгоценность, в котором находился этот бриллиант, неосторожно упаковал ножки такими ценностями и камень выпал из оправы, завалившись где-то на самом дне; иначе и он стал бы добычей преступников, когда они опустошали схрон, пользуясь самодельным приспособлением вроде длинного тонкого щупа, постепенно опускаясь книзу.

– При производстве осмотра ни вы, ни Кузякин об этом не додумались. Как удалось на него наткнуться?

– Тихон Семёнович соорудил из тонкой проволоки что-то подобное, а к самому концу прилепили кусочек пластилина, отыскав его в столе у ребятишек.

– Один?

– А тебе десяток бриллиантов подавай?..

– Ценный… – задумался Щергунцов. – Сколько же стоят все припрятанные ценности?

– Наша задача успеть их отыскать, пока убийцы ими не распорядились. А то и оценивать нечего будет

– Такие драгоценности сразу не реализовать.

– Сложно, конечно. Если покупателя не нашли заранее.

– У нас в городке таких буржуев ещё в семнадцатом году отстреляли.

– Значит, повезут камешки далече…