В+С

Случай аналогичен конкуренции шизоида и рефлексоида, то есть все проблемы от несовпадения нарративных привычек.

О чем говорит виктим? Домогательство, угнетение. Угнетение, эксплуатация. Эксплуатация, домогательство. Главные темы, с которых виктим никогда не слезет. Попытка навязать их сенситиву обречены на провал.

– Ну ты же жертва! Посмотри! Они тебя дискриминируют.

– Просто мои творения несовершенны.

– Ты себя недооцениваешь! Это влияние сексистского общества. Ты должен восстать против шейминга.

– Я должен был восстать против собственного несовершенства еще десять лет назад, но не сделал этого. Теперь я навеки отлучен от чистого искусства, изгнан в мир потерянных форм.

Диалог, в котором участники непрерывно отдаляются друг от друга. Сенстив тонет в безобъектном прошлом. Виктим грудью бросается на амбразуру объективированного настоящего.

В+П

Параноид не терпит неискренности, ищет (и находит!) заговоры, подозревает окружающих в неискренности. И тут ему попадается виктим – психопат, который только и делает, что изображает жертву, проявляется ничем не обоснованные эмоции. Его даже разоблачать не надо: все шито белыми нитками. Ложь виктима настолько очевидна и однозначна, что даже параноид не ищет в ней скрытых подтекстов.

Но параноид не может жить без заговоров. Если нет виктимной лжи и двойного дна внутри виктима, то нужно поискать вовне. И параноид начинает страстно убеждать собеседника, что весь мир, вся система изначально организованы так, чтобы угнетать несчастную жертву и домогаться ее. Параноид помогает выявить наиболее опасных врагов, докопаться до их мотивов.

Виктим паникует, прячется от коммуникации. Как не паниковать, если параноид рассказывает о внешней власти, о непреодолимой зловещей силе? Ощущение тотальной беспомощности превращает виктима из агрессивной жертвы в пассивную жертву обстоятельств. Виктим хочет сам выбирать своих угнетателей: желательно среди слабых и мимо проходящих, но не в рядах представителей тайной власти.

Попутно параноид открыто обвиняет виктима во лжи, в дешевом актерстве, в извлечении выгоды из красивомученической роли. В принципе, здесь параноид прав, с тем уточнением, что виктим действует не по расчету, а следуя врожденной склонности. Но виктиму такая правда категорически не нужна. Он возмущается, быстро находит проходящего мимо «угнетателя», ловит и мысленно ведет на допрос к параноиду. Виктим пытается влезть во все мыслимые неприятности, лишь бы доказать конкуренту обоснованность своих претензий на главную роль жертвы. Параноид мгновенно объявляет все доказательства сфабрикованными и пытается игнорировать виктима. На это виктим отвечает еще более виктимным поведением. Но единственное, в чем удается убедить параноида, так это в очередном заговоре…

Особо следует отметить случай, когда параноид увлекается духовными практиками. Тогда место страшной системы занимает «карма», «судьба», «воздаяние». Виктим, мол, чем-то прогневал «высшую силу», вот и огребает по полной программе. Так ему, родимому, и надо. Параноид настойчиво предлагает конкуренту поискать истину где-то рядом. Но виктиму не нужно «рядом»: он желает, чтобы его все жалели здесь и сейчас, поэтому все разговоры параноида о тайном знании пресекаются. Параноид заявляет, что неверие и скептицизм виктима – это испытание. Для кого? Для обоих. Главным образом, для самого параноида, которому свыше указано принести свет в темную виктимную душу. Простой любитель оккультизма превращается в пророка и духовного наставника. Таков типичный механизм создания небольших, но очень деструктивных сект.

В+К

Конформоид – настолько слабый тип, что в паре с виктимом ведет себя, как интроверт: избегает общения, уходит в себя, прячется за покровом иллюзий. Виктим бегает за конформоидом и вещает о своем статусе жертвы, требует присоединиться к коллективному осуждению угнетателей и домогателей.

Здесь уместно вспомнить о сочетании врожденных и приобретенных особенностей. Само наличие психопатии – «заслуга» генетических и биохимических факторов, однако выбор психопатической роли зависит от социальной среды. Конформоид и виктим конкурируют благодаря господствующей в обществе двойной морали. С одной стороны, принято сочувствовать слабым, помогать жертвам и рассказывать сказки о равенстве. С другой – «сама виновата» и прочий домострой. Поэтому, несмотря на присущую виктиму пассионарность и агрессивность, конформоид не может принять сторону жертвы. Иначе ему придется бросить вызов патриархальным ценностям и пойти против «чистой силы» (то есть естественного стремления человека превратить ближнего своего в объект, в инструмент).

Виктим чувствует, что его собеседник колеблется, поэтому усиливает натиск, ярче проявляет свою жертвенность. Конформоид не может устоять и делает шаг вперед, пытается по привычке прогнуться под нового авторитета. Однако этот «прогиб» автоматически усиливает в конформоиде его психопатические черты, повышает восприимчивость к внешнему мнению. После этого обязательно совершается два шага назад. Действительно: восприимчивость повысилась, а общество никуда не исчезло. Поэтому конформоид, поначалу готовый проявить сочувствие, вдруг резко останавливается, оглядывается по сторонам, вспоминает о принятых нормах морали и думает: «А может, действительно она сама виновата?».

Подобное сомнение трактуется виктимом как предательство: жертва направляет свою агрессию на конформоида, что дает формальный повод ответить на возникший вопрос утвердительно: «Ну конечно, сама виновата, посмотрите, как она себя ведет…». И так по кругу, до бесконечности, обеспечивая заоблачные рейтинги всяким ток-шоу с агрессивным жертвами недоказанного насилия в главной роли и кондовыми конформоидными «экспертами».