Эпилог

Неделю спустя

– Захар Александрович, господин Милютин внизу, настаивает на встрече. Охрана уточняет, можно ли пускать.

Дурацкая ухмылка сползла с моего лица, где прочно прописалась с прошлой ночи. Заставив себя сегодня геройским усилием уйти на работу из собственной квартиры, я оставил Аяну, расслабленно спящей в моей, пардон, уже нашей постели. Конечно, она ни словом не упомянула, что готова перебраться насовсем, но я же теперь оптимист. К тому же обнаружил в себе недюжиные способности упертого прилипалы. Распрощавшись с Серафимой, в чьем происхождении обязательно разберусь когда-нибудь потом, я, естественно, прицепился к понимающе усмехающемуся Родиону и делающей строгое лицо Аяне в поездке к его квартире. И даже не стал настаивать на входе внутрь. Просто самым беспардонным образом потребовал у брата подушку и одеяло и расположился бомжевать под дверью, шокируя его соседей, что так и не собрались вызвать полицию, но я заметил пару раз, как исподтишка фоткали на телефоны, от чего я ощущал незнакомый мне прежде кураж. Ну еще бы, взрослый мужик, в дорогом костюме и пальто, разбил лагерь на площадке. Небось не частое зрелище для растерявшегося народа.

Аяна сломалась на третьем часу моей сидячей забастовки и, приоткрыв дверь, встала рядом, пока я деловито ковырялся в собственном гаджете, имитируя рабочую деятельность.

– Ты зачем это?

– Жду нашего первого свидания, – поднял на нее глаза.

– Мы договорились на завтра. На шесть вечера.

– Всего-то двадцать восемь часов. Чего мне мотаться туда-сюда. – Из квартиры послышалось сдавленное хмыканье Родьки.

– Ты не можешь сидеть тут.

– Почему?

– Холодно.

– Не мне.

– Захар, ты обещал не давить.

– Я не давлю, – поднял ладони в жесте «сдаюсь». – Я просто сижу.

– Это больше похоже на то, что ты следишь за мной.

– Поверь, сквозь стены я видеть не умею, так что, нет, не похоже.

– То есть если я сейчас куда-то пойду, ты не прицепишься следом?

– Прицеплюсь, но это не слежка, а защита, кукленочек мой, ведь вопрос с притязаниями на тебя Милютина еще не улажен.

– Хорошо, я обещаю, что никуда не выйду до нашего свидания завтра. Ты поедешь домой?

– Нет.

– Почему?

– Я не видел тебя почти месяц. Практически потерял совсем. Просить меня быть где-то еще, далеко от тебя – реальное издевательство над моими зверями. А в России теперь за жестокое обращение с животными и посадить могут. Я же безопасник – нарушать законы мне нельзя.

Моя истинная закатила глаза, прекрасно видя меня насквозь, но я имею многолетний опыт делания невозмутимого выражения физиономии, так что уставился на нее как ни в чем не бывало.

– Родион, можно я своего парня на чай приглашу? – наконец сдавшись, спросила она.

Своего парня. Так-то по законам оборотней я тебе муж. Почти.

– Ну-у-у не зна-а-аю, может, я на него сначала взгляну и побазарю по-пацански, вдруг он козел и тебе не пара. – Погоди у меня, младший, я тебе припомню это. Принял тебя на работу без «отбивания»? Вот теперь ты точно на силовой экзамен нарвался. Лично тестировать буду, засранец.

– Уваровы, вы невыносимы! Заходи, Захар. Но только на чай.

Само собой, чай. Много-много чаю, хоть порвись. Вечером и с утра за завтраком. И где-то между двумя этими событиями хитрющий Родька незаметно потерялся с ключами от моей квартиры.

– Пусть пропускают, – ответил я Людмиле, возвращаясь на земную твердь.

– Чем обязан? – сухо спросил у Федора, не предлагая присесть. Небось не барышня, ноги держат.

– Мне нужно с дочерью увидеться и поговорить, – не стал он ходить кругами. – Я знаю, что она с тобой. И не хочу ничего обострять, обходя тебя и моего сына, выискивая возможность сделать это без вашего ведома. Хотя мог бы.

– Не обольщайся на этот счет, – процедил я сквозь зубы.

– Я знаю, что ее охраняют, знаю, где она живет и куда ходит. Перестань, Уваров, не меряться возможностями я пришел.

– Ты знать о ней не хотел двадцать лет, даже не интересовался тем, что мог заделать ребенка-полукровку. Обнаружив, что она есть, первым делом увидел в ней возможность нагадить моей матери через меня. А когда явился Родион, вообще решил сбыть ее с рук, как второсортный товар из прошлогодней коллекции. О чем, на хрен, ей с тобой говорить?

– Так все и было. Но прежде чем швырять камнями в меня, вспомни себя.

– А я от своих косяков не открещиваюсь и упорно работаю над их исправлением.

– Вот позволь и мне над тем же потрудиться, окажи такую любезность.

– Черт с тобой. Но если она откажется, ты отвалишь. Без вариантов.

Набрав Родьку, я все объяснил ему. Они с Аяной обещали приехать в течение получаса.

Пока ждали, в кабинете царила тишина. О чем мне с ним говорить?

– Кончай сверлить меня взглядом, мальчишка! – раздраженно зыркнул спустя минут пятнадцать Милютин. – Хочешь что-то сказать – вперед!

– Ты мою мать намерен делать порядочной женщиной?

– А ты мою дочь? – парировал он.

– Не раньше, чем она на это согласится.

– Аналогично.

Помолчали еще пять минут.

– Как ты, на хрен, смог выжить без истинной? – не выдержал я. – Почему не добивался?

Федор прищурился, словно намереваясь послать меня, но все же ответил:

– Вряд ли эти годы можно назвать жизнью. И я добивался. Но она была… Слишком увлечена… Еще и ты мелкий. Не важно все это больше.

Аяна с Родькой вошли без стука, и я рванул ей навстречу, поцеловав сходу и подержав в объятиях, прежде чем позволил взглянуть на Милютина. Плевал я на то, как это со стороны смотрится.

– Привет, – кивнул ему Родька, выглядя настороженным.

– Здравствуй, сын. Зашел бы как-нибудь.

– Не думаю. Мне отделка стен в твоем подвале как-то не очень.

– За это прости. Был немного в неадеквате. Годы ожидания шанса отплатить портят характер и восприятие мира.

– Ты так ничего и не сделал, – заметил Родька.

– Понял, что не мести хотел. Любимой женщине, какой бы ни была, не мстят. – Он покосился на Аяну. – Тем более когда она одарила тебя потомком.

– Сразу ты так не думал, – не унимался брат, но так Федору и надо.

– На брата своего посмотри, – почти огрызнулся Милютин. – Ну, могу я теперь и с дочерью парой слов перемолвиться?

– Я драгоценности верну, – вместо приветствия сказала в лоб ему моя кукла, взирая исподлобья.

– Зачем мне твои вещи, Аяна? Если только ты не решила вернуться в мой дом. – И он сверкнул на меня вызывающим взглядом, а я молча показал ему зубы. – Я пришел сказать, что намерен сдержать свое слово и завтра же отправлю человека с деньгами к твоей матери. И написал ей письмо. С извинениями. Прошедших лет и пережитого оно уже никак не исправит, так что это скорее уж сделал для себя. И сюда пришел из эгоистических побуждений, не волнуйся. Я не был тебе отцом ни в детстве, ни месяц, когда ты жила рядом, и оправдаться мне нечем. Но если бы ты была великодушна и однажды решила позволить мне узнать, каково это быть отцом такой девушки, как ты, я был бы безмерно благодарен. К тому же я надеюсь видеться со своими внуками.

– Размечтался, – шепотом проворчал я.

– Я обещаю подумать, – сдержанно ответила Аяна. – У меня просьба к тебе.

Какая еще просьба? Меня проси, не его!

– Все что хочешь, если в моих силах, – сразу оживился Милютин. Утихни, вороватый волчара, второй раз ты ничего моего не умыкнешь! Даже ее внимания.

– Могу я сама отвезти деньги матери?

– Да, – кивнул Федор немного разочарованно. – Я скажу их доставить сюда в офис твоего… мужчины. Ну и, пожалуй, пойду.

– Я слежу за тобой, Уваров, – бросил он в дверях через плечо.

– Аналогично, – вернул я ему.

***

Я уже закончил раздавать последние инструкции перед отъездом в Аянину глухомань и стоял в приемной в пальто, когда туда вошел мой отец. Сухо кивнув Людмиле, он просто направился к моему кабинету, жестом велев мне следовать за ним, но я остался на месте.

– Добрый день, отец, – поздоровался с ним, развернувшимся с недовольным видом, когда наткнулся на запертую дверь.

– У меня для тебя срочное дело, Захар! – заявил он.

– Я уезжаю, отец. Но по любым рабочим вопросам ты теперь можешь обратиться к Родиону.

– Да с какой стати я должен обращаться к этому… – вспыхнул он, но, зыркнув на мою личную помощницу, осекся. – Это дело личного характера, и я настаиваю, чтобы ты занялся им сам. Я требую этого как совладелец этого охранного предприятия и твой…

– Стоп! Давай я внесу ясность: если это дело личного характера, то я не намерен привлекать для него никого из наших сотрудников и тебе не позволю. А сам смогу заняться этим не скоро. Через неделю, а может, и больше.

– Немедленно!

– Кто-то умирает? Подвергается опасности или насилию?

– Нет.

– Тогда повторюсь: обратись к Родиону.

– Да как ты смеешь! Благодаря кому ты все имеешь?

– Если ты всерьез намерен это обсудить, то мы это обязательно сделаем. Через недельку.

– Я не стану обращаться за помощью к этому уб…

– Прекрасному молодому человеку, которого никто не станет при мне оскорблять из-за чьих-то там старых ошибок и амбиций, – отчеканил я и направился к выходу.

– Не смей вот так просто поворачиваться ко мне спиной! Не забывайся! Неблагодарный щенок!

Ага, такой я и есть. Ты поворачивался ко мне спиной столько раз, игнорируя при любой возможности, что не грех и самому попробовать этого угощения. Если тебе действительно что-то нужно, отец, то усмиришь гордыню и обратишься к человеку, которого так-то до последнего времени сыном считал. Всем нам, метаморфам, полезно хоть иногда сожрать таблетку от чрезмерной заносчивости. А мне некогда, я к своей панацее от этого недуга спешу.

***

Три недели спустя

– Людмила сказала, ты сейчас свободен. – Аяна приоткрыла дверь, а у меня на душе сразу стало солнечно, несмотря на дрянную погоду за окном.

– Для тебя я всегда свободен, кукленочек мой, – вскочил я из-за стола и пошел ей навстречу, распахнув объятия. Ну что может быть кайфовей, чем потискать перед обедом любимую женщину? Впрочем, это кайф в любое время суток. – Ты ко мне надолго?

– Это как пойдет, – Аяна улыбнулась только чуть-чуть, и мое внутреннее солнце померкло, вызывая желание навалять… неважно кому.

Она стала вот такой задумчиво-грустной после поездки домой. При ее разговоре с матерью я не присутствовал, был занят чуток, выведя за сарай на приватную беседу вякнувшего приветственную гадость Марата Батоева. Сходу решил, так сказать, перейти к близкому знакомству. После него он вряд ли когда-нибудь осмелится не то что руку на жену поднять – косо глянуть на нее. Морду я ему не попортил, а вот технично обоссаться, визжа от боли, как последняя сучка, заставил. И клятвенно пообещал, что, если, не приведи господь, его жена опять начнет страдать поразительной неуклюжестью, падать, ломать себе что-то или с синяками ходить, он сам ходить уже не сможет. Убить не убью, но покалечу реально.

Аяна выскочила из дома очень быстро, я едва закончить успел, и, опустив голову, схватила меня за руку и потащила к машине. Никто не вышел и не окликнул ее, когда мы отъезжали. Моя истинная отвернулась к окну, в салоне повис густой аромат ее печали, и это кромсало мне сердце.

– Девочка моя! – позвал я, коснувшись плеча.

Но она им дернула, отказываясь от моего участия.

– Я ее умоляла забрать мелких и уехать. Она же теперь хоть где поселиться может, не терпеть его больше. А она ни в какую. – Аяна повернулась и всхлипнула, вытерев уже текущие по щекам слезы. – Почему, Захар? Как она может хотеть оставаться с ним?

Я остановил машину на обочине, просто перетянул ее к себе на колени и обнимал, пока она плакала, горько и навзрыд, и молчал, потому что не было у меня на это ответа.

– Принесла тебе кое-что, – вернула меня в действительность моя кукляха, высвободившись из приветственных объятий. – Мусор.

– Ты принесла мне мусор? – изумился я.

– Ага. – И она извлекла из кармана серебристую ленту презервативов. – Выброси.

– В смысле? – насторожился тут же. Я накосячил, и меня лишают секса? Но что я сделать-то успел?

– В прямом. В ближайшее время нам это без надобности, зараза ты такая, Уваров! – повысила она голос, потрясая контрацептивами, и даже ногой притопнула. – А у меня планы были! Я уже курсы фотоискусства нашла и записалась!

– Погоди… – подвис я. Презервативы, планы, сердитая истинная. Охренеть!

– Чего годить! Предложение мне делай, жеребец-осеменитель!

Я схватил ее, чуть не душа в объятиях и хохоча, как умалишенный. Целовал макушку, терся об нее щеками, приходя в себя от новости. Отстранившись, бухнулся с маху на колени и прижал к своему лицу обе ее ладошки.

– Кукленочек мой вредный, Аяна Батоева, выйдешь замуж за меня?

Сжав свои лишающие меня мозгов губы в линию, она помолчала, а потом вздернула подбородок, делая хитрое лицо.

– Я подумаю.

Конец.