Жить в России сегодня трудно, тревожно и обидно. Мне, например, обиднее всего вспоминать о том, как моя страна продала свое мировое если не «первородство», то уж точно «второродство» за невразумительную похлебку из общечеловеческих ценностей. В результате мир существует теперь в условиях силового экспорта «американской демократии» – особого общественного устройства, которое к собственно демократии имеет такое же отношение, как «царская водка» к любимому нашему отечественному напитку.
«Эка, хватил! Мне бы твои заботы!» – нехорошо усмехнется беззарплатный бюджетник и будет, наверное, по-своему прав. Но дело не в кухонно-геополитических амбициях, а в исторической судьбе России: олимпийскому боксеру-тяжеловесу неприлично работать вышибалой в борделе для лилипутов. Мы живем в стране, утратившей (временно, надеюсь) смысл своего бытия, и эта бессмысленность во многом определяет все происходящее вокруг – от Кремля до обжитого бомжами подвала…
Впрочем, вышеупомянутый насмешливый бюджетник сам давно ломает голову над вопросом: «Почему, сбросив с себя бремя гонки вооружений, перестав спонсировать блуждание по миру великой социалистической идеи, избавившись в Беловежской Пуще от «братьев меньших» (а заодно и от многих исконных российских земель), мы не зажили весело и богато, на зависть, так сказать, всему мировому сообществу?» Вопреки обещаниям, оказалось, простое благополучие в постсоветской России гораздо больший дефицит, чем ондатровые шапки при социализме. В прежние времена обладатели ондатровых, как выразился бы Солженицын, «наголовников» все-таки заботились (правда, все хуже и хуже) о том, чтобы у остальных были хотя бы кроликовые ушанки.
Что же сегодня? Для многих политиков, давайте честно признаемся, наша страна давно превратилась в одну большую избирательную урну, а мы с вами из хомо сапиенс – в хомо электоратус. Российским деятелям культуры, тем же киношникам, ночами снится американский Оскар, смахивающий, между нами говоря, на уменьшенное до сувенирных размеров надгробие всему остальному национальному кинематографу. (Надеюсь, вставший на крыло усилиями Никиты Михалкова «Золотой орел» хоть что-то изменит в этой стыдной ситуации.) Отечественным нуворишам, в просторечье именуемым «олигархами», за редким исключением, плевать на нас с вами с высокой финансовой пирамиды. И бегство капитала из страны (можете посмеяться над моей наивностью) явление не столько экономическое, сколько нравственное.
В России воцарилось тотальное неуважение к собственной стране. И тон задают, как ни странно, «новые русские». Лезущие в глаза телевизионные технологи комплекса национальной неполноценности – всего лишь следствие. Но почему же они, наши постсоветские буржуины, получившие то, о чем и не мечтал незабвенный Корейко, так относятся к Державе? Да потому что Держава со всеми своими заводами, газетами и пароходами отдалась им в начале девяностых, как напившаяся недотрога на корпоративной вечеринке – без ухаживаний, клятв и обязательств. Просто так. И дело не только в том, что перераспределение общественной собственности произошло далеко не по принципу «каждому по способностям» – тут уж ничего не поделаешь. В конце концов, родоначальники иных знатных российских фамилий тоже не были постниками и праведниками. «Птенцы гнезда Петрова» Меншиков или Шафиров воровали так, что Европа только крякала от изумления. Однако, наделяя в стародавние годы дворян вольностями, землями и холопами, государство требовало от них суровых служилых повинностей. И пока эти повинности выполнялись, страна росла и усиливалась. Как только остались одни вольности – рухнула. Примерно то же самое (но в более сжатые сроки) произошло с советской номенклатурой, а соответственно и с СССР.
А на чем, вспомните, поднялась новая политическая элита? Правильно: на разрушении веками складывавшегося на евразийском пространстве многонационального государства. Вы думаете, это когда-нибудь забудется? Никогда. Вы думаете, почему наши либералы так против смертной казни борются? Из-за трогательной заботы о серийных убийцах? Нет, просто они хорошо помнят, что именно высшей мерой в прежние годы каралась государственная измена. Вероятно, поэтому шпионаж в нынешней судебной практике приравнивается к сквернословию в общественном месте. Чем политическая элита может искупить свою вину перед Державой? Тем же, чем искупили большевики: восстановлением разрушенного и возвращением утраченного. Реально это сегодня? Нет, нереально. После показательного, на весь мир, харакири, совершенного во имя укрепления взаимного доверия между Востоком и Западом, странно жаловаться на плохую работу кишечника. Восстановление, конечно, произойдет, но будет стоить огромных трудов. Полагаю, библейская печаль в глазах нашего президента происходит во многом от понимания того, какие мощные силы не заинтересованы в подъеме России.
Но я вспоминаю разговор с одним немецким писателем, состоявшийся еще в те годы, когда Берлин разделяла стена. Он сказал так: «Моя страна разорвана. Это историческая данность, с которой бессмысленно спорить. Я и не спорю. Я просто с этим не согласен. И все немцы с этим тоже не согласны!» Тогда я не понял смысла его слов. Теперь, глядя на объединенную Германию, понимаю. А есть ли сегодня у нашей интеллектуальной элиты это спокойное, конструктивное, обращенное в будущее несогласие с нынешним состоянием страны? Нет. Точнее, почти нет. Значит, не будет этого созидательного несогласия и у народа, ибо государствообразующие идеи в огороде не растут.
Теперь об элите экономической, поднявшейся, как все отлично помнят, на приватизации, результатами которой недовольно подавляющее большинство населения. Пожалуй, сегодня на просторах Отечества это недовольство – единственное (разумеется, кроме русского языка), что объединяет наш многонациональный и разноконфессиональный народ. И следует помнить: массовое неприятие «прихватизации» делает весь класс новых собственников по сути нелегитимным. Следовательно, в любой момент «Мерседес» может превратиться в тыкву, а телохранители – в крыс. Значит ли это, что необходима, а главное – возможна деприватизация? Не уверен. «Родить обратно» приватизацию уже нельзя. Что же может в этой ситуации нынешняя власть, более всего озабоченная легитимизацией хапнутого ловкими мира сего? Немногое: создать такие нравственные и правовые условия, когда новые владельцы общенародной собственности вынуждены эксплуатировать ее не только себе, но и Державе на пользу. Почему же власть этого не делает или делает недостаточно эффективно? Прежде всего потому, что она до сих пор ощущает себя властью предпринимателей, а не всего российского народа. Именно отсюда ее поразительная непредприимчивость.
Другая причина заключается в том, что нынешние верхи ни дня не были «пассионарными», они стартовали с того, чем закончили дворянство и советская номенклатура – с безответственности, пофигизма и желания просто «пожить». Вы только вспомните тип людей, окружавших президента Ельцина! Это же за редкими исключениями какой-то коллективный зять Межуев при подгулявшем Ноздреве! Разрушив медленно, слишком медленно эволюционировавшую командно-административную систему, они создали карманно-административную антисистему, ввергнувшую нас из застоя в исторический простой, ибо смысл и назначение этой антисистемы сводится к набиванию карманов с помощью административного ресурса. Чтобы понять, сколько мы из-за этого потеряли, достаточно побывать в Китае, не разрушившем свою командно-административную систему, а сделавшем ее инициатором и регулятором модернизации страны.
«Ты куда, сукин сын, нас зовешь?» – может спросить автора этих строк иной проницательный читатель, воспитанный на ксерокопированном «Архипелаге ГУЛАГ» и подпольном «Скотном дворе» Оруэлла, позаимствовавшего этот сюжет, кто не знает, у нашего историка Николая Костомарова. Туда и зову – вперед, к командно-административной системе! Пятнадцать лет реформачества (произнести «реформирования» просто язык не поворачивается) убедительно показали, что «умный рынок», самочинно решающий все экономические проблемы, существовал только в недалекой голове обозревателя газеты «Правда» Егора Гайдара. Там он и остался. Мы же в результате получили безумный рынок, при котором обыватели мерзнут без электричества, а военные летчики сидят без топлива и поддерживают свою боеготовность, глядя по телевизору бомбежки Багдада.
Конечно, когда лично член Политбюро Суслов запрещал Ларисе Васильевой печатать в «Дне поэзии» стихи Гумилева, а ресторан Дома литераторов с трудом добивался от Главобщепита редкостной привилегии не брать вялую зелень с базы, но покупать петрушку на колхозном рынке, из такой командно-административной системы ничего путного выйти не могло. Но если фреза берет слишком глубоко, зачем разносить весь станок кувалдой? Не проще ли переналадить? Не надо забывать, что мы живем в огромной северной стране, географически открытой любому нашествию, в стране, где веками складывались коллективные формы выживания, а соответственно общинное сознание и особое, уповающее, отношение к государству. Веками инициатива населения (если исключить бунты, да и то не все) направлялась властью, веками наши люди были государевыми, а потом три четверти века советскими, то есть тоже государственными. Разумеется, у этого не раз выручавшего нас коллективизма есть обратная сторона: сниженная индивидуальная активность, осложненная или, если хотите, облагороженная нестяжательной православной этикой. И этот уникальный социум без серьезной государственной опеки мы в одночасье, опираясь на западные теории, хотели превратить в рыночное общество?! Да ведь, извиняюсь, одно и то же слабительное на всех по-разному действует. Мы сами отключили свой наиважнейший, веками выстраданный ресурс – государственность. Америка «сделала» Советский Союз исключительно потому, что ее командно-административная система оказалась более жесткой и эффективной.
У России сегодня нет государства, соответствующего ее экономическому потенциалу и национально-историческим задачам. У нас есть государственно гарантированные условия для дальнейшей деградации и депопуляции. Лично я с этим не согласен. Полуосознанно и безысходно не согласен народ, то и дело выплескивающий свое возмущение на улицы. Не согласны с этим даже совестливые и дальновидные иностранцы, с недоумением наблюдающие картину последовательного саморазрушения великой некогда Державы. Не согласен с этим, как я понимаю, и Кремль.
Так чего же мы ждем?
«Литературная газета», апрель 2003 г.