«По ту сторону вдохновения»

Так называется новая книга известного прозаика, главного редактора «Литературной газеты», вышедшая в «АСТ» – сборник эссе о временах, нравах, политике, любви, театре, утратах и обретениях, творчестве и работе. Афористично, ярко, язвительно, грустно? Тут можно подбирать любые слова и настроения, потому что эта вещь про нашу повседневность. Ведь «мастер слова не ограничивается сидением за рабочим столом, точно так же, как дни и ночи врача не исчерпываются выписыванием рецептов и осмотром больных организмов – в зависимости от специализации. О заботах страны, цензуре, либеральном перекосе в искусстве, на «тесном как вагон метро в час пик Парнасе», «Викинге», премиях и трамповских ракетах мы поговорили с писателем.

Культура: Вы относите «По ту сторону вдохновения» к жанру «мемуарной публицистики». Что это такое, кто-нибудь еще в нем работал?

Поляков: Сегодня? Не думаю. Жанр возник неожиданно и даже стихийно. Я сам и название для него придумал. Дело в том, что внимание критиков и литературоведов в последнюю четверть века было нацелено в основном на авторов «либерально-экспериментального пула», который группировался вокруг больших премий. Авторы моего направления почти игнорировались, несмотря на читательское признание. Тогда возникла идея компенсировать это невнимание и снабжать мои часто переиздававшиеся книги небольшими эссе о том, как и в каких обстоятельствах романы, повести, пьесы писались, какие отклики имели. А потом, однажды перечитав эссе, я понял, что это не столько заметки на полях или очерки психологии творчества, сколько своего рода мемуарная публицистика, причем не устаревшая. Скажем, недавний скандал на «Нике» – почти повторяет те же коллизии, что мы наблюдали во времена «Перестройки». Деятели культуры, живущие за счет государства, умеющие говорить только «дай!», снова, как 30 лет назад, не хотят вникать в проблемы «руки дающей». Они не понимают, что «экспортный гуманизм» не всегда совпадает с интересами страны, что долг художника перед обществом не исчерпывается бюджетным самовыражением. В своей беспроигрышной общечеловеческой риторике они вольно и невольно работают на силы, враждебные России, как и 30 лет назад. Об этом я тоже пишу в новой книге.

Культура: Надо заметить, Ваша публицистика очень острая. Вот, например, цитата о начале девяностых: «Страна превратилась в огромную кунсткамеру, уродцы, сидевшие при советской власти в спирту, повыскакивали из банок и устроили шабаш непослушания». Вы и тогда так выступали?

Поляков: Конечно, даже еще острее: моложе был. Поэтому я с чистым сердцем переиздаю публицистику, которую писал в 1990-е, публикуя в «Труде», «Собеседнике», «Комсомолке», «Московском комсомольце», «Российской газете», «Правде»… В октябре 1993-го из-за моей статьи «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!» приостанавливали выпуск «Комсомольской правды». Тогда же мой «Демгородок» изымали из магазинов, а статьи обо мне удаляли из переизданий энциклопедий, справочников, учебников. Я предложил именовать продажную интеллигенцию, севшую на западные гранты, «соросятами», а тогдашнюю культурную политику «грантократией». Прижилось. Придумал словечко «демокрады». Тоже прижилось. Серьезный резонанс вызвала и моя статья в МК «Холуин – праздник творческой интеллигенции». Ко всем этим темам я возвращаюсь в новой книге.

Культура: В новой книге, как сформулировано в издательской аннотации, Вы раскрываете еще и собственную творческую лабораторию, например, объясняете интерес к ранним вещам, называя его ажиотажным…

Поляков: Таким он и был, ведь я обращался к табуированным темам. Нельзя было тогда так писать про армию, школу, аппаратный комсомол, как писал я. Нельзя было так смеяться над ельцинской Россией, как смеялся я в «Демгородке». В новой книге «По ту сторону вдохновения» я тоже не совпал с каноном «интеллигентной неприязни к Отечеству». Возможно, моя горячая забота о будущем России кому-то покажется «не комильфо». Моя правда сильно отличается от правды Макаревича или Сокурова. За нее госпремий не дают.

Культура: Там даже есть глава «Булгаков против Электротеатра». Почему он против? Модная же площадка, стильная.

Поляков: А зачем заводить «стильную площадку» на месте театра, имевшего славную историю? Нельзя было дать экспериментаторам новую безымянную площадку? Зачем делать подиум из намоленной сцены? Впрочем, в моем эссе «электро-театр» – понятие, скорее, собирательное. Думаете, при Булгакове не было деятелей, желавших превратить национальное искусство в одну гигантскую пробирку? Были и очень много. Булгаков их терпеть не мог. И ставим мы сегодня в театрах не их экспериментально-революционные пьесы, а Булгакова, которого тогда продвинутые «мастера» считали ретроградом. Улавливаете? То же самое случится и с нынешними «электротеатрами». Пока новизна, развивающая, а не ломающая традицию, с трудом пробивается на сцену, блокируемая золотомасочной тусовкой. Пробьется! «Новая драматургия» за 25 лет доразвивалась до «лабораторного чтения» вместе полных залов. Премированные спектакли держатся в афише в лучшем случае сезон: никто не ходит. И ради этого при поощрительном «ай-ай-ай» власти крушили русский психологический театр? Снесли Парфенон и воздвигли собачью будку. И это новаторство?

Допустив либерально-экспериментальный перекос, власть совершила серьезную ошибку. Культурный процесс – это своего рода перетягивание каната. А в 1990-е этот канат взяли и подарили одной из групп. В искусстве должны звучать разные мнение, работать разные подходы, художественное пространство не может быть монополизировано. Это убивает искусство, и все заканчивается черной дырой, даже не квадратом. Новаторство и развитие не возможны вне диалога, спора архаистов и новаторов – об этом писал еще Тынянов. Заскучавшей либеральной интеллигенции остается лишь привязывать конец дареного каната к Спасской башне и тянуть на себя, что они с успехом и делают…

Культура: В одном из интервью Вы говорили, что в последнее десятилетие паритет начал восстанавливаться. За примером далеко ходить не надо – «Золотой Дельвиг» выдается писателям русской темы.

Поляков: Да, в какой-то момент государство почувствовало бесплодность такого перекоса и предложило нам создать противовес триаде «Большая Книга», «Нацбест», «Русский Букер», монополизировавшей премиальное пространство. Мы напряглись, переформатировали нашу скромную редакционную премию имени Дельвига в общефедеральную премию «За верность Слову и Отечеству», раскрутили, она стала престижной, заметной, единственной, отмечающей авторов, пишущих на национальных языках. Так что – не только авторам русской темы. Не только! Но вдруг государство охладело к своей же идее, премия лишилась поддержки и сошла на нет. Видимо, высокопоставленные политтехнологи планируют на выборах 2018 года обойтись без патриотического сектора. Ну-ну… Попытка обратиться за поддержкой к отечественному капиталу ни к чему не привела. Это понятно: наш бизнес антипатриотичен и предпочитает вкладывать в американский баскетбол, а не в русскую национальную культуру. Но власть снова решила искать симпатий либералов за счет небрежения патриотами. Я как-то на очень высоком совете спросил: «Почему к столетию великого русского композитора Свиридова в Москве поставили памятник Ростроповичу, которому только вот в эти дни исполняется 90 лет?» Ответа не получил. Это не значит, что я плохо отношусь к Ростроповичу, в ЛГ мы, конечно, напечатали к юбилею большой материал. Но за Свиридова обидно. И за Галину Уланову. Она ведь тоже великая балерина, а памятник поставили Майе Плисецкой. Обеим разве нельзя? Почти не заметили 150-летие Лескова, совершенно незаметно прошел недавно 200-летний юбилей славянофила Константина Аксакова, никто не вспомнил про 90-летие Виля Липатова, про двадцатилетие со дня смерти Владимира Солоухина. Словно через силу на общефедеральном уроне отметили 80-летие покойного Валентина Распутина. Такое впечатление, что «русскость» снова «не в тренде».

«Литературная газета», созданная Пушкиным 187 лет назад, – такое же достояние страны, как Третьяковка или МХТ, но внимание к нам со стороны государства, мягко говоря, не обременительное. Я 33-й редактор ЛГ, пробыл на этом посту 16 лет, но так и не научился вопить: «Караул, цензура!», когда нет денег на зарплату сотрудникам и гонорары авторам. И учиться этому не собираюсь, хотя у нас в Отечестве быть молчаливым единомышленником Кремля не выгодно. Зато казна щедро тратится на шумные и сомнительные проекты, вроде «Викинга»…

Культура: Многие говорят, что фильм не вполне точен исторически.

Поляков: Еще бы. Не было на Руси никаких викингов, были варяги, и об их национальной принадлежности до сих пор ведутся споры, скорее всего, то были полиэтнические профессиональные сообщества. Баловень «немцев» Романовых Карамзин считал Рюрика – скандинавом. Ломоносов был категорически против такой версии, он и Лев Гумилев видели в Рюрике балтийского славянина с острова Рюген. Кстати, о прусских корнях династии твердил Иван Грозный. Но давайте глянем на ситуацию с точки зрения политической прагматики. Зачем было с помощью исторического блокбастера за огромные казенные деньги вбивать в головы компатриотов обидную для нас, в сущности, «норманнскую» теорию, имеющую в науке не больше прав, чем «антинорманнская»? Да еще делать это в годы жесткой конфронтации с Западом. Зачем? Если Царь-пушка не стреляет, а Царь-колокол не звонит, это вовсе не значит, что государственные мужи не должны шевелить мозгами.

Культура: Думаете, Ваша книга возымеете действие?

Поляков: Она стоит в «лидерах продаж», а значит, по крайней мере, ее прочитают и убедятся: можно видеть все недостатки сегодняшней России и оставаться патриотичным. А патриотизм нам, ой как еще понадобится, когда жареный петух глобализации… Ну и так далее…

Культура: Хочется найти в этом оптимистическую ноту…

Поляков: У Трампа половина ракет не долетела до цели, а у корейцев единственная ракета вообще взорвалась воздухе. Раве мало у нас поводов для оптимизма?

Беседовала Дарья ЕФРЕМОВА

Газета «Культура» октябрь 2017.