«Моя “люляшка” соизволила уйти в отпуск! — радостно объявила Мина. — Фу, терпеть её не могу! Такая вся из себя, но оперирует она хорошо, ничего не могу сказать! Вот только не пойму, почему администрация так плохо относится к главному врачу! Он ведь очень хороший человек! Правда?». «Да ничего, действительно, хороший», — согласился я. «И ко мне очень хорошо относится! Ещё хорошая баба — Клизман, она тоже ко мне хорошо относится! Шнауцера, если честно, боюсь, да ну его к чёрту! А вот Кокиш — хорошая баба! Мне цыганка нагадала на картах, что у меня будет враг — это «люляшка», конечно! — И очень большой друг — человек за тебя будет! — сказала. — Это Кокиш, конечно! Как нагадала, так и сбылось! Вот только не понимаю, что главный врач и Клизман между собой не поделили, никак не могу понять! Оба хорошие, и он хороший мужик! Правда?». «Да, хороший», — согласился я. «И я так считаю!» — подтвердила и Мина.

«Не знаю, что делать, посоветуйте! — радостно ввалилась на следующий день ко мне в кабинет Мина. — Представляете, что Кокиш предложила: — Иди, говорит, в кабинет “люляшки” работать — занимай её кабинет! А вы, что думаете?». — «Я бы не пошёл». — «А почему?!». — «А что будете делать, когда Люлинг вернется и застанет вас в своём кабинете?!». — «Подумаешь, какая цаца! Это что, её собственность?!». «Во-первых, табличка с её именем на дверях! Да и книги, вещи её в кабинете!» — попытался я остановить «локомотив» — Барсук Мина. — «Подумаешь, нужны мне её вещи! Ведь Кокиш права! Мой кабинет внизу, а я хочу наверх на ее место, тогда у меня будет своя секретарша — фрау Пирвоз! Она ведь на двоих: на главного врача и «люляшку»! А сейчас будет на меня и главного врача работать! Хочу иметь свою секретаршу!». — «Ну, тогда переходите». — «Да мне, честно говоря, как-то всё равно, будь что будет! Так, всё уже надоело! Ну ладно, потом заскачу!».

«Hallo, das ist Mina (привет, это я — Мина!)» — позвонила тут же Барсук. — «А почему по-немецки?!». — «Так я уже в кабинете у фрау Клизман! У нас к вам большая просьба! Никого, как оказалось, нет для дежурства! Не подежурите сегодня, а?». — «Зайдите ко мне, пожалуйста!» — ответил я. «Я сейчас, через 15 минут. Я тут у фрау доктор Клизман, нам нужно решить один вопрос, что с больным делать!».

«Да, это я! Ну что, подежурите?» — заскочила Мина через 5 минут. «Сядьте, и слушайте меня внимательно! — сказал я Мине, сдавленным от волнения и злости голосом. — Вы что делаете! Зачем вы мне устраиваете здесь Советский Союз в худшем виде?! Что вы меня подставляете?!». — «Ах, это вы по поводу дежурства! Так я же только спросила! Клизман меня попросила, она постеснялась у вас спросить, тогда я ей и предложила, что сама у вас спрошу. Извините, если я вас обидела, я не хотела вас обижать, если не можете подежурить, то мы с Клизман другую кандидатуру поищем». — «Вы что, не понимаете, что творите! Вы меня при ней спросили из её кабинета по-немецки! Если хотели спросить, то вы знаете «мой адрес», могли зайти, так же как сейчас, и спросить! Или если по телефону, то по-русски или из своего кабинета!». — «Да, я как-то не подумала, мне стало жалко Клизман». — «Ну и подежурили бы сами!». — «Так, я не могу!». — «Значит, вы решили меня подставить!». — «Да нет, просто не подумала, извините, если я вас обидела». «Меня нельзя обидеть, меня можно только разозлить! И сейчас вы меня разозлили! Я надеюсь, что вы поняли, и мне не придется с вами ещё раз на подобную тему разговаривать!». — «Да, да, извините. Представляете, а главный врач всё-таки сволочь оказался, оказывается, он меня не хотел! Мне это Клизман сказала, и поэтому Кокиш взяла без него». — «Он даже и не знал, что она вас берёт! Это меня он не хотел принять, он же с вами не вёл беседы перед приёмом на работу!». — «А почему меня взяли?». «Потому что я оказался дураком! — хотелось мне ей ответить, но сказал: — Потому что вас Кокиш решила взять! — объяснил я ей, не досказав: «Чтобы с вашей помощью досадить Люлинг и одновременно главному врачу, поместив вас — ассистентку в его приёмной, как “таран-вышибалу”!».

«Не знаю, что делать, посоветуйте! — спросила Мина совета через полчаса. — Кокиш предложила мне, за деньги естественно, заниматься еще функциональной диагностикой!». — «Ну и занимайтесь!». — «А зачем?». — «Затем, чтобы Клизман была довольна и, во-вторых, если с Люлинг не поладите, то будете клинике нужны еще и в этом качестве!». — «А причём здесь Люлинг! Может она уйдёт отсюда раньше меня!». «Может быть, но кто вам тогда даст характеристику, что вы прошли специализацию?! Ведь только она имеет право ее дать для Ärztekammer (врачебная палата)! Иначе, вам не засчитают один год специализации, и вы не сможете сдать на специалиста — Facharzt(а)! Вы должны быть заинтересованы, чтобы она хотя бы еще год продержалась здесь!». «Так пусть будет, на здоровье! Я никому не враг и мне её даже иногда жалко, когда Кокиш её унижает! Но, знаете, мне как-то ничего не охота, и знаете, я ведь электрокардиограмму не понимаю!». «Тогда зачем спрашиваете? Соглашайтесь на осмотр больных». — «Почему же, я могу почитать об электрокардиограмме! Что, разве это сложно?!».

«Сможете ли вы расшифровывать электрокардиограммы, пока фрау Пусбас в отпуске?» — спросил Зауэр на следующее утро Мину на конференции. Мина «взяла листок бумаги перед ртом», по выражению Клизман, т. е. промолчала. «Можете?» — повторил вопрос главный врач Зауэр. «Хорошо, попробую», — негромко произнесла Мина. «Попробую! Но вы умеете это делать? Работали в этой области, есть опыт?» — спросил Зауэр. «Нет, но постараюсь», — совсем тихо ответила Мина. «Как это «постараюсь»! — не понял главный врач Зауэр. — Умеете или нет?». Мина, натужившись, посмотрела на меня, как абитуриент на вступительном экзамене, жаждущий спасительной подсказки от соседа, а то вот сейчас «случится…»! Но я не знал, что ей подсказать. Наконец, Мина выдавила: «Не умею, но попробую». «Нет, так не годится, так не пойдёт!» — непонимающе посмотрел на неё главный врач и отвернулся. «Ладно, — продолжал он, обращаясь к Клизман, — кто будет проводить осмотр больноых при поступлении, пока Пусбас в отпуске?». «Вот она — фрау Барсук!» — указала Клизман на Мину. «Нет! — сказал главный врач. — Кто-нибудь другой!».

«Вот негодяй — сволочь, тьфу на него! — возмущалась Мина после конференции. — Недаром его не любят! Он мне сразу не понравился! И что он ко мне прицепился?! Вот Клизман хорошая баба! А я уже в кабинете “люляшки”! И, конечно, мне там намного лучше, чем в моём прежнем! Сколько пространства! Кресло такое — одно удовольствие! И, честно, мне уже надоело сидеть на стуле в моём прежнем кабинете, такой же, как у вас! Зайдите ко мне, посмотрите какой у меня теперь прекрасный кабинет! Так, честно говоря, всё мне надоело и всё равно — будь что будет! Заходите, пойдёмте сейчас», — обратилась Мина к моей жене. «Ну, пойдёмте», — согласилась та. Проскочив в свой кабинет, раньше нас обоих, Мина тут же забралась в кожаное кресло с большой тесненной спинкой, и сразу стала похожа на свою «люляшку», только толстую «люляшку» — из Оша. «Тут у неё столько хлама, я бы половину выбросила!» — указала она на стол и полки на стене. «Так это же книги!» — удивилась жена. «Ну и что, зачем они нужны, что на работе читать? Только пыль собирают! Я бы лучше цветов побольше понаставляла!». «Здесь же должно быть стерильно — инструменты! Люлинг больных смотрит здесь, в кабинете!» — возразила жена. «Так пусть смотрит больных внизу, подумаешь барыня! — возмутилась Мина. — Кстати, надо сказать секретарше Пирвоз, — как бы вспомнила Мина, — пусть принесёт мне из сестринской истории болезней! “Люляшка” всегда её заставляла это делать, а ну-ка — позвоню сейчас!». «Халлё, это я — фрау доктор Мина Барсук! Ания, принеси-ка мне историю болезни на больного Либиха!». «Посоветуйте, что мне делать, — после указания секретарше обратилась тут же ко мне Мина, — вы ходите, я знаю, на конференции руководящего звена клиники! На них, когда была, и моя “люляшка” ходила, но её сейчас нет! Значит, получается — теперь я должна вместо “люляшки” ходить? Я, ведь, сейчас главная Körperarzt (врач по телу, в отличие от Seelenarzt, врача психиатра, психотерапевта — по душе)!». — «Это вам надо? Я бы сам с удовольствием не ходил, если бы не обязали!». «Но конференции ведь Шнауцер или Кокиш ведёт, а я хочу знать линию руководства! — возразила Мина. — Хорошо, я разберусь — попрошу Кокиш разрешить мне вместо “люляшки” ходить!».

Но что-то сорвалось у Мины Барсук и сегодня Кокиш, в её отсутствие, у всех на конференции по очереди спросила: «как дела», а когда очередь дошла до отделения общей медицины, у Клизман спросила: — А как дела у Мины Барсук?». «Неплохо, даже хорошо, намного приятнее Люлинг! И такая очень активная и общительная!» — заверила Клизман Кокиш. «Да, она очень смешная, — согласилась секретарша Пирвоз, — но в последнее время вытворяет невозможное, ещё хуже Люлинг! Очень стала важной!». «Вот и хорошо! — обрадовалась Кокиш. — Это нам и надо, чтобы она справилась с Люлинг! Может, она единственная, кто справится и вытеснит Люлинг!». «Но Шнауцер очень ценит Люлинг!» — съехидничала Пирвоз. От этих слов Кокиш окосела и крепко сцепила челюсти, как бы захватила ими тонкую травинку — Люлинг.

«Доктор, у меня глаза чешутся и слезятся», — поплакалась восьмидесятилетняя старушка, придя ко мне на акупунктуру и гипноз. Поняв, что это не инфекция, а аллергия и больной, с такими ощущениями, будет тяжело расслабиться в гипнозе, побежал в отделение, где мази хранились. Любой врач имеет право больному немного мази выдать! Набрал немного мази, и я для «слезящейся» старушки, как сзади раздался «милицейский» бдящий глас: «А вы, что здесь делаете?!» — застукала меня на месте «преступления» доктор Барсук. «А, это для фрау Майер, немного мази ей дам», — попытался я свой «поступок» оправдать. «А зачем?». «Чтобы помочь бедной старушке», — пояснил я свой непонятный альтруизм Мине. «А вы знаете, что мази не всегда помогают, и не всегда обязательно мазь давать!» — строго, как её учительница Люлинг, поучила меня Мина. «Да вроде знаю», — улыбнулся я. «Пусть фрау Майер ко мне придёт на приём!» — скомандовала Барсук Мина. «А вы что, и окулист тоже?!» — удивился в свою очередь я. «Мне ведь надо тоже, что-то делать! — возмутилась в свою очередь Мина. — Мне же надо свою работу записывать!». «И когда прийти к вам, несчастной?». «Не знаю, пусть раньше сходит в сестринскую и там запишется в книгу, а я потом назначу ей дату осмотра! Ой, вот эта больная мне как раз и нужна! — обрадовалась Мина, увидев проходящую мимо дверей пациентку. — Фрау Бах! — «бабахнула» ей вдогонку Мина. — Вы, почему ко мне не пришли?! Я же вас назначила!». «Была групповая психотерапии в это время, — оправдывалась Бах, — а нам сказали, что группа важнее “одиночных” методов». «Кто вам такую чушь сказал?!» — возмутилась Мина. — «Главный врач сказал, и такие правила во всех психотерапевтических клиниках». «А ну-ка, ab sofort (немедленно) — в мой кабинет! — прогремела, как гром среди ясного неба Мина. «Вот сволочь, этот главврач, тьфу на него, мешает работать!» — подвела черту Мина и удалилась, забыв про больную с мазью, а старушка у меня всё же мазь получила, чтобы в очередь к «ошанке» не стоять.

«Всё же придется Мину сильно побить! — пообещал я жене. — Побью “ошанку” — эту!». «Да, она заслужила», — согласилась жена.

Но прежде, на рождество привычно досталось дежурство. «Соберёмся вечером в столовой, приходите тоже. Нужно ещё доктору Розенкранцу сказать, чтобы пришёл, и вы приходите обязательно! — сказала Кокиш и лукаво добавила: — Было бы хорошо, если бы и главврач пришёл!». И как бы чувствуя, что его тоже «хотят», пришёл и Зауэр. Человек 15 собралось в столовой: кто-то пил кофе, кто-то что-то ел, кто-то просто что-то пил. Появился один из больных — попик евангелический, которого я не один раз уже исколол и загипнотизировал, но сейчас он пришёл являть своё искусство. Сел за рояль и тут же: «динь-динь, динь-динь, глинь-глинь, глинь-глинь, глёк-глёк, глёк-глёк». В общем, хорошая привычная песенка для немецких детей на рождество — «фольклоре». Затем попа немецкого убрали, а вместо него принесли две коробки немецкого вина, по три бутылки в каждой, и ещё зачем-то одну плоскую коробку с детской игрой для общего развития — с разными пластмассовыми чёртиками, гномиками и прочей нечистью.

«Дорогие друзья! — начала торжественно, как Шнауцер, но звонче, Кокиш. — Мы здесь собрались в уютной обстановке и я благодарю тех, кто пришёл! И это говорит о том, что они интересуются клиникой и её жизнью! А сейчас, я хочу всем сделать от имени руководства клиники маленькие подарочки! Вот вам, наш дорогой — доктор Розенкранц! — и старик, получив коробку с вином, расплылся в довольной улыбке, показав свои вставные челюсти. — Вот вам, доктор! Спасибо, что согласились подежурить в такой день! — и я получил «по заслугам» такую же коробку, и сделал то же, что и Розенкранц, но только со своими зубами, и тоже остался доволен. — А это вот, главному врачу — доктору Зауэру, спасибо и ему», — и Кокиш отнесла Зауэру детскую игру для недоразвитых и недорослей. Лицо у главного врача искривилось от неожиданности, как у ребёнка при детской неожиданности. «А это всем остальным!» — закончила обряд дарения Кокиш, и все остальные получили по заслугам: кто по чёртику с ёлочкой, кто по ёлочке без чёртика, а кто и по чёртику без ёлочки! Повертев игру в руках, главный врач встал и поплёлся к выходу, оставив игру на столе. «Он и этого не заслужил!» — вдогонку весело сказала Кокиш, когда Зауэр ушёл. Она осталась очень довольна своей выдумкой, в которой, конечно, поучаствовал и Шнауцер.

«А что вам дали?» — спросила Мина, догнав меня в коридоре, держа в руке одного из чёртиков с ёлочкой. «О! Как вас наградили! И я бы не отказалась от такого дара! А главному врачу, так ему и надо! Знай наших!» — сказала Мина. «Кого это наших?» — спросил я. «Ну, Кокиш и Шнауцера! Бедную Кокиш доводит эта сволочь — главный! — разъяснила Мина. — Так её жалко, такая хорошая баба! Что он никак не успокоится?! Ну ладно, побегу, пока! Счастливого дежурства! Представляете, Пусбас меня попросила на Новый Год подежурить, но я не буду, что вдруг! У нас же это праздник! А вам повезло, что сейчас дежурите, зато не будут приставать на Новый Год!».

Видя, как «легко» мы с женой работаем: много больных, много денег ему приносим и ещё иногда нас встречает в вестибюле по пути в туалет, Шнауцер подсчитал, что много денег упускает! Если бы мы работали, не выходя наружу, в том числе и в туалет, то он бы ещё больше разбогател.

«Как дела, докторэ! Усыпили уже всех больных в гипнозе, и теперь делать больше нечего?!» — назойливо, почти по-итальянски, приставал Шнауцер в вестибюле. «Шнауцер очень примитивен! — специально, признался я Кокиш, так как был не против, чтобы она передала ему моё мнение о нём. — Он, как в Советском Союзе один сатирик сказал: “Если бы к ногам каждой балерины мотор подсоединить, который бы она, танцуя, одновременно и ногой крутила, то могла бы и ток ещё вырабатывать!”» — пояснил я Кокиш мечту Шнауцера. «А вы ему скажите, — посоветовала провокаторша Кокиш, — он любит, когда ему прямо говорят». «В этом я не уверен, но скажу и не далее как сейчас!» — пообещал я Кокиш, увидев через окно у неё в кабинете, что Шнауцер на своей машине подкатил. «А, докторэ, как дела?» — по-итальянски, как он считал, поприветствовал Шнауцер, когда он на кого-то злился. «Очень хорошо, только мне надо с вами серьёзно поговорить!» — остудил я «итальянца» Шнауцера. — «Что, сейчас?!». — «Да, пока больные спят!». — «Слышишь, Силке, доктор хочет со мной поговорить. Где, у меня или у вас?». «Можно у меня», — согласился я. — «Силке, я скоро вернусь. Да, ведь, доктор?». «Я надеюсь», — пообещал я Шнауцеру. «У меня такое чувство, — начал я, — что вы не понимаете, что такое гипноз! Сколько энергии и труда это занимает, если в день до 20 больных и ещё акупунктура, и беседы! Моя мать, как и отец, родом были с Украины, нередко она его упрекала, что он мог бы дома больше помочь ей после работы, так как у него лёгкая работа — учителя! На что, он ей отвечал по-украински: — «Що такэ молотыты?! Цэ ж легко — ланцюг пидняв, ланцюг опустыв… Ланцюг пидняв, ланцюг опустыв…», — перевёл я Шнауцеру, как мог, на его родную мову. «Конечно, доктор, я понимаю», — тупо заверил Шнауцер. — «Но ваши постоянные реплики: «всех усыпили, а сами гуляете», говорят о том, что не понимаете!». — «Ах, доктор, я вижу, вы юмора не понимаете». «Очень понимаю, но ваш юмор особенный, этот юмор связан с деньгами, а тут бывает не до шуток! Больше, чем я делаю, делать я не могу, будет халтура и больные разбегутся! Сейчас больше врачей для акупунктуры, чем пациентов, и праксисы врачей не ломятся от избытка больных! То, что к нам больные ходят непросто даётся! Завоевать авторитет требуются годы, потерять его — пару дней!». «Да, конечно, я очень хорошо всё понимаю, и поэтому вас купил и очень ценю, жалко только, что вы ещё психотерапию не проводите! Вы ведь лучший психотерапевт, и клиника теряет такого психотерапевта!». «Ну вот, а вы говорите, что шутите! Только что я сказал, что вы считаете, что я могу больше делать, чем делаю, и вы опять за своё, а говорите, что понимаете!». «Вот, доктор, что меня волнует! — сказал глубокомысленно Шнауцер, слегка напрягая узкий лобик. — Если с вами, что-нибудь случится — заболеете, скажем, кто вас заменит? Я останусь без врача, ведь вас некому заменить!». — «Во-первых, я не собираюсь исчезать!». — «Но, заболеете?!». — «Тоже не собираюсь!». — «Но всё может случиться!». — «Моя жена заменит, или возьмёте из ближайшего праксиса врача для акупунктуры, их тысячи!». «Нет, этой глупости я не сделаю! Во-первых, они, как вы сами сказали, разгонят всех больных, а во-вторых, кто останется — заберут себе! Скажу вам честно, доктор, я очень не люблю, когда от кого-то завишу, я не люблю незаменимых людей!» — зловеще подчеркнул Шнауцер. — «Что же вы предлагаете?». «Чтобы вы, например, подготовили себе ассистента, любого на свой выбор, хотите — русского! Но научите его, как вы работать, делать акупунктуру! Вам же легче будет! А русские, я понял, самые лучшие врачи!». — «Чтобы они со мной сражались, и мне было не до акупунктуры и гипноза, а затем меня вытеснили?!». — «Нет, вас я не уволю, вы будете до пенсии у меня работать! Подготовьте себе замену, тогда сами могли бы психотерапией больше заниматься, или если не хотите русского, возьмите молодого немца и научите его!». — «Я не гомосексуалист!». — «Причём здесь гомосексуализм, можно и женщину!». — «У меня уже одна есть!». — «Сказали, что вы так хорошо одеваетесь! Есть у вас любовница?». — «Есть». — «Да, есть?!». — «Да, жена! Кстати, она мой лучший ассистент и работает ежедневно, и все за 300 евро!». «Ладно, доктор, вы напрасно так подумали, но об ассистенте подумайте!».

«Съездим в отпуск, иначе он пропадет!» — предложил я жене. Январь месяц, везде холодно, кроме одного места доступного и относительно близкого — Канарских островов. Решили: «Отправимся на Канары!» — как сказали бы в России. Очень тянуло с юности в эти загадочные края с вечной весной, где, наверное, много канареек и все при этом поют.

Утром с двумя спортивными сумками сели в такси. «Ой, подождите, я забыла отключить холодильник!» — вспомнила жена. «Плохой признак — вернуться с полпути домой, сказали бы в народе», — подумал я. Таксист повернул ключ зажигания, мотор почему-то не завёлся, он повторил попытку и вновь осечка! «Ничего не пойму!» — тихо сказал он. До регистрации в аэропорту оставалось ровно столько времени, сколько нужно, чтобы доехать. Перегрузив вещи в другое такси, поехали в аэропорт. Жена молчала, но по её виду понял, думает то же самое, что и я. «Что-то нехорошее может произойти, хотя и необязательно конечно, лишь бы долететь! Неохота в океан свалиться, холодно, а острова именно в Атлантическом океане находятся, даже не в море! Никогда в океане не приходилось купаться!».

Вопреки ожиданиям, в аэропорту всё было без проблем, и доехали до него без проблем! И даже долетели, к удивлению, хорошо, только долго — 5 часов! Как когда-то из Москвы в Душанбе. «Всё нормально, все эти суеверия — ерунда!» — приятно удивился я. «Но ведь впереди предстоит ещё обратный полёт!» — шепнул мне кто-то изнутри, но я его тут же послал к чёрту. Из аэропорта сели в специальный автобус, и поехали к месту отдыха в Гран-Канария. По радио испанская речь слышится как «патриа о муэрте» или «но пасаран». Если б не речь, мог бы подумать: нахожусь в Таджикистане, шофёр тоже чёрный, как таджик, но испанец. — «Всегда нахожу похожесть с виденным ранее, даже если ее нет!». Доехав за полчаса до трёхзвёздочного отеля на берегу Атлантического океана, приступили к отдыху! Было плюс 21 градус и это обычная температура для этого времени. Уже по пути было всё сказочно, красиво и непривычно. Холмы, много кактусов, цветов на склонах, черный песок на побережье — Канарские острова вулканического происхождения. «Хорошие куски отхватила себе маленькая Испания! У русских был один Крым, и то киевляне отобрали! Бедная холодная Россия! А здесь, так всё красиво и тепло! Ощущение было, как будто уже в рай попал — до обратного полёта! Хорошо бы, действительно, не попасть…! Пока жить ещё охота! И отпуск на Канарских островах, вроде бы, заслужил! Как хорошо было бы, если б брат, отец и мать сейчас тоже были здесь! И они тоже заслужили в жизни больше увидеть, чем увидели!» — все это пронеслось у меня в голове. Стоя на балконе гостиницы, представлял себя на балконе нашей квартиры в Душанбе, и казалось, что внизу идёт отец, но это всегда оказывался испанец. Такие чувства, помню, посещали и брата, когда он попадал в какие-нибудь хорошие места. Он старался, чтобы и мы: я, отец и мать это увидели, и организовывал общие поездки в такие места. Отдых проходил приятно на фоне полного расслабления. Старались меньше загорать, больше двигаться. На набережной, обходили стороной местных приставал, которые искали, почему-то только немцев — Deutsche, считая их очевидно лохами. Интереснее всего, что приставали с этим дурацкими вопросами и ко мне: «Deutsch — немец?». Вначале я отвечал: «Да, а что похож?». Дураки соглашались, что похож и, считая нас дураками, предлагали поиграть в лотерею, обещая крупный выигрыш! Тогда я объявлял, что поиграл бы, но, к сожалению, русский, и они отставали. Жена не влазила в игры, Питер её поучил, что такое «лоходром». Каждый день видели русских и одну семью из дружественного Татарстана. Я их сразу «уличил»! Опыт учёбы акупунктуре в Казани пригодился. И ещё один русский, важный, толстый, как барин, расхаживал в халате по набережной. Его сопровождал худой, слуга или крепостной, которому, как удалось по обрывкам фраз уловить, барин пояснял тяжкое экономическое положение России. По его жирной физиономии и важности, было ясно, что чем хуже становится в России, тем лучше ему. Затем увидели двух «братков», которые кого-то или охраняли или, наоборот, приехали кого-то «опустить»! Вот, и все встречи с земляками. Остальные: важные нудные немцы, несколько весёлых итальянцев, и ещё чёрт знает кто! В публике чувствовалась, какая-то агрессия, на набережной никто не сторонился, пёрли прямо, как на буфет!

Все старались захватить хорошие пространства, где меньше людей, но их было везде полно. И мы искали. Ничего лучшего не найдя, увидели маленький островок — участок чёрного песка с камнями, где казалось, можно было посидеть в относительном спокойствии. Только стали приближаться, как из-под какого-то камня выползла «старуха Шапокляк» с собачкой на цепочке. Отпустив паршивую собачку с цепочки и разобравшись, что мы не немцы, Шапокляк решила нас припугнуть собачьей и своей вставной челюстью: «Hund beißt, beißt!» — показала она нам свою вставную пасть, как она и собачка это делают! Пришлось и мне показать, как я это делаю. У себя дома немцы собачек держат на цепочке, боятся, чтобы те кого-то не укусили — платить придётся! А здесь ещё и натравливают на нас «испанцев»! Это их земля, а не они у нас — «испанцев» в гостях! Открыв свой рот, зарычал «по-русски» и, показав свои ещё острые и не вставные клыки, пошёл на собачку в атаку, приговаривая по-немецки: «Ich beiße aber sehr gerne und sehr schmerzhaft (я, однако, кусаюсь очень охотно и очень болезненно!). Ich werde stark zubeißen (я сильно укушу!)». Услышав, а главное, увидев всё это, собачка поджала свой вонючий хвостик! Она и не думала даже кусаться! А вслед за ней и Шапокляк перехотелось нас кусать, и мы отвоевали этот кусочек испанского побережья! Как говорят немцы: «ein bisschen Spaß muss sein (немножко шуток обязано быть!)».

Наш трёхзвёздочный отель располагался в центре зоны отдыха, вокруг было много магазинов, и мы их посещали от нечего делать. В одних торговали чёрные испанцы, в других тоже чёрные, но не испанцы, а пакистанцы. У испанцев было все дорого, а у не испанцев на редкость дёшево! Видеокамера стоила 150–200 евро. Почему бы ни сделать подарок детям, решили мы. Продавцы, их было двое, очень оживились и мгновенно согласились, вместо 200, видеокамеру за 150 евро продать! Чувствовалось, что и на меньше согласились бы. «Почему так дёшево?» — поинтересовался я. «А здесь свободная торговая зона!» — пояснили торговцы, показывая запылённую камеру с прилавка. «Хорошо, дай нам только новую и в упаковке» — согласился я, заметив, что эта какая-то разболтанная и хлипкая, как детская игрушка. «Давай, плати! Деньги давай!» — как грабитель Мутко в Берличеве «на заре моей туманной юности», уже требовал пакистанец. «Дай раньше камеру в упаковке», — вместо того, чтобы в морду, как в Бердичеве дать, культурно предложил я. «Её здесь нет, — наивно объяснили мошенники, — сейчас принесём, через 15 минут, плати!». — «Так, за что платить?!». «Она далеко! — показали пакистанцы в сторону Китая и одновременно в сторону Пакистана, понял я. — Она в другом магазине, мы её сейчас принесём». — «Вот, когда принесёте, тогда и заплачу!». Видя мою несговорчивость, пакистанец стал предлагать другую камеру, тоже без упаковки: «Эта камера намного лучше той!» — показал он брезгливо на ту, которую, только что нахваливал. «А та — предыдущая плохая?» — спросил я. — «Очень, очень плохая — плохо видно, мало пиксель! И к ней нужно докупить ещё многое, чтобы что-либо увидеть!». «Ещё одну камеру — настоящую Sony?» — спросил я. Конечно, пакистанец не понял моей шутки, и продолжал расхваливать это дерьмо, которое лучше предыдущего дерьма, и которое он до этого, как не дерьмо хвалил. «Давай эту купим, хоть и дороже, но лучше!» — предложила жена. «Нет, мы у них уже ничего не купим! — твёрдо сказал я себе, а жене озвучил: — Лохи остались в Питере!». «Давай, давай! Покупай, бери!» — стал хватать меня мошенник за руки. «Через 15 минут приду, только за деньгами схожу! У тебя же нет камеры при себе! — объяснил я ему. — А у меня денег нет при себе!». Пакистанец на меня так же недоверчиво смотрел, как и я на него, когда он обещал камеру через 15 минут принести. Врун вруна понял! После пакистанцев зашли к испанцам в магазин. — «Почему у вас дорогие камеры, а напротив дешёвые?». «Покупайте у пакистанцев, — раздражённо, но тихо, чтобы их не услышали пакистанцы, ответили «бывшие гордые» испанцы, — покупайте их дешёвые подделки». «Вот тебе и колониальная держава! — подумал я. — Сейчас сами превратились в колонию! Боятся своих рабов — бывших! Бедный Колумб, чтобы он сказал!».

Закупив подарки помельче, через 10 дней сели в самолёт, летящий в Германию, и самое странное — он тоже нормально долетел. В этот раз всё было благополучно, доехали нормально! Расслабились ещё два дня и 22 января приступили к работе. И здесь было всё нормально: «О, как вы загорели — хорошо выглядите!» — завистливо воскликнула старуха Резенкранц из Рецепцион (регистратуры) — «Вот и верь в приметы после этого!» — отметил я. Жена ушла вечером домой, а я остался, как всегда, дежурить! Больных ко мне было много. А тут позвонила ещё одна пациентка — «банковская тётка» с колитом и болезненным анальным отверстием: «Срочно прошу принять, приехала! Вернулась с курорта! Срочно нужно обсудить с вами одну проблему! Нужна только беседа, акупунктура необязательна!». «Приходите, раз срочно!» — пришлось согласиться. «Подлечила, видать, свои органы на курорте и муж, наверное, уже не нужен!» — подумал я.

Увидел Шнауцера, решил порадовать и его — «armes Schwein (бедную свинью)», по определению Кокиш, вручил ему сувенир из Канар! Кокиш уже свой дар утром получила! «О, как красиво — «wunderbar (великолепно)!» — восторгалась Кокиш дарами Испании. И Шнауцер, хоть и известная свинья, и небедная свинья, надо сказать, тоже обрадовался, зайдя ко мне в кабинет. Он, по-собачьи, с нетерпением разорвал зубами упаковку и тоже остался доволен. «Ну, как отпуск, доктор?» — резковато, без итальянского «докторэ», спросил Шнауцер! «От злости забыла свинья итальянский, и хрюкать по-немецки будет!» — понял я. «Доктор, вы очень хорошо выглядите — загорели и, конечно, хорошо отдохнули, но я должен с вами очень серьёзно поговорить! Я рад, что вы хорошо отдохнули! Где вы, кстати, были? А, на Канарских островах, а в каком месте? А да, знаю! Я там тоже был, когда-то отдыхал. Вы отдохнули, доктор, а я потерял 5 тысяч евро!». — «Что, украл кто-то?!». — «Мне не до шуток, доктор, 5 тысяч я потерял из-за вашего отпуска!». — «Это говорит о том, что я для вас много зарабатываю, если за 10 дней потеряли 5 тысяч. Но всё равно моя зарплата в несколько раз меньше того, что вы получили за остальные 20 дней этого месяца». «Я, доктор, вас купил, в первую очередь, как психотерапевта, чтобы главного врача вытеснить! Я на вас большие надежды возлагал! Если бы вы были психотерапевтом, то вас кто-нибудь замещал бы, и не было бы у меня потерь!». «Но тогда, я зарабатывал бы для вас в три раза меньше! И вы же сами хотели в клинике иметь дополнительно два метода — акупунктуру и гипноз, которые привлекают многих больных! Центр просили меня создать и в проспекте клиники, и в Интернете, и в прессе — везде об этом сообщили! Многие больные пришли в клинику только из-за этих методов». «Доктор, мне этого ничего больше не надо! Мне не нужен центр по китайской медицине, ничего не нужно! Мне не нужно от вас быть зависимым, я этого очень не люблю! Больше всего я этого не люблю, доктор! Вы будете делать то, что я вам скажу! Если хотите, пожалуйста, в своё удовольствие, параллельно делайте ещё акупунктуру с гипнозом, но одновременно с психотерапией! Ведите хотя бы 10 психотерапевтических больных!». — «У меня их до 20 и больше!». «Нет, не надо! Подумайте, доктор! Я хочу, чтобы вы работали, но на моих условиях, а за подарок спасибо, доктор!» — подытожил Шнауцер, унося с собой дар с Канарских островов. — «Ну ясно, как я и предсказывал: когда он со всеми врачами рассчитается, то за следующего возьмется! И вот теперь, я очередной — десятый или девятый, хотя и не чёрный негр! Он должен постоянно кого-то жрать — эта «арме швайн (бедная свинья)!». Жаль только, что протянул всего лишь восемь месяцев, до года не дотянул, чтобы нормально по безработице пособие получать!». «На закуску», привалила банковская страдалица после курорта. «Доктор! — начала она тоже серьёзно, но в отличие от Шнауцера сама была напугана. — Я не знаю, что делать, доктор!». — «А, что произошло?». Разговаривал с ней уже в восемь вечера, чувствовал какую-то разбитость. «Я не знаю, что с мужем делать?». «На курорте что-то лучшее нашли?» — опередил я её. Перепугано на меня посмотрела: «Ich bin frisch verliebt (Я недавно сильно влюбилась!), но не знаю или новый лучше, поэтому к вам и пришла за советом!». — «Кто он, немец?». — «Нет, словенец». — «Кто по профессии?». — «Безработный». — «Женат?». — «Нет, был два раза». — «И хочет на вас жениться?». — «Да». — «А вы?». — «Не знаю, боюсь». — «Есть его фотография?». — «Да, вот!». На меня с фото смотрел большой «пузатый, как мешок», одутловатый, выползший, очевидно, из канализационного люка. «Пьёт?» — спросил я строго. — «Нет». «Но, пил!» — сказал я. — «А что, видно?!». — «Мне да, и у него цирроз печени». «Да», — изумленно подтвердила колитница. — «А муж знает?». — «Да, я ему сказала». — «А он?». — «Переживает». — «Готов простить?». — «Да». — «Вы этого — нового, любите?». — «Не знаю, но с ним нескучно. Он умеет с женщинами обращаться, то что я никогда не чувствовала от своего мужа, который только или с компьютером, или на спортивных тренировках, или со своими друзьями. Хотя всё для меня готов сделать, все заботы о доме и финансовые дела взял на себя. Я, как за каменной стеной! Построили дом, всё есть, и вдруг почувствовала, что несчастна!». — «Я вас, когда-то вначале спросил: “как с мужем?”. Вы сказали, что никаких проблем!». — «Да, я сама себя обманывала, я, действительно, считала, что всё хорошо». «Но этот не новичок! У него уже побывали две жены до вас! Это только жён и, как минимум, столько же не жен! Не исключено, что и вы очередная, но не последняя, что тогда будете делать? Мужа уже не будет! Если бы тот жил поблизости, то вы могли бы и с ним встречаться — узнать поближе, и мужа сохранять! — И рыбку съесть и на х^*й сесть! — про себя подумал я, а вслух сказал: — Судя по вашему мужу, с ним это возможно, не заметит! А так, через одну неделю вы купите “кота в мешке”! — Вернее, “мешок с котом”, — вновь про себя подумал я, а вслух сказал: — Любовник всегда лучше мужа, пока не становится мужем!». — «Я всё это понимаю». — «А как с колитом?». — «Знаете, стало лучше». «А с мужем не можете наладить отношения? — (чтобы колит не беспокоил) — про себя уже отметил я. — Пусть муж ко мне придёт, а пока советую не спешить». «Спасибо», — разочарованно произнесла на прощание колитница. «Хоть колит подлечила! Придётся и другим 3 раза в день словенцев при колите назначать!» — понял я.

«Доктор, новый больной поступил, хочет с вами обязательно побеседовать! Впечатление такое, что может с собой что-то сделать!» — позвонила медсестра. «Хорошо, пусть зайдёт», — согласился я и в этот раз. «Беспрерывная работа с утра, а сейчас уже девять вечера и это всё на фоне Шнауцера!» — отметил я с внутренним раздражением, но на угрозу самоубийства надо реагировать! Зашёл длинный, худощавый, громко без умолка тараторящий, взбудораженный, как кипятком ошпаренный — сорокадвухлетний мужчина. «В чём проблема?» — спросил я его. «Жену застал с любовником в нашей общей постели! Неожиданно для неё вернулся раньше срока из командировки, и увидел в моей постели четыре ноги! — красочно выразился рогоносец. — Она при этом, нагло себя ещё вела и её любовник тоже. У нас общее дело — бизнес, и я так быстро не могу с ней порвать! С другой стороны, видеть её не хочу!». — «Есть мысли о самоубийстве?». — «Есть, но думаю, не сделаю этого». — «А как это осуществить хотели, лекарствами?». — «Нет». — «А как?». — «С балкона спрыгнуть». В течение часа беседы удалось убедить, что повезло ему больше, чем его сопернику! Скоро его соперник, как и он, увидит 4 или даже 6 ног в постели! Его жена будет и с третьим, и с четвёртым и т. д. А про себя, отметил: «Опять закон парных случаев! Сегодня, в один день, увидел жену изменницу, и мужчину, которому изменили. Банкиру ещё повезло, что четыре ноги не увидел, две из которых — словенские! В России, наоборот, чаще встречал женщин жертв или, вернее, себя за них выдававших! Русская ни за что не признается, что изменила. А в Германии, пожалуйста, не успела ещё, как следует изменить, только колит слегка подлечила и уже объявляет мужу! Попробуй здесь помоги!». Но этот пациент похож на гомосексуалиста, интересно, похож ли муж банкирши! Или не только похож, но и явный?! Посмотрю если, конечно, придёт! Немки, обычно, изменяют, если уж совсем муж не “кушает”! А русские тётки считают: “Хоть и ест, но может есть — кто получше ест?!” При этом добавляют: — Не “попробамши”, не узнаешь!». В России, как сын любит повторять (даже я этого в детстве не знал): «Не за кудри Васю любят, /Не за белое лицо: /За… с топорище, /И по чайнику…». А этот пациент как раз и кучерявый, и лицо белое, наверное, и у банкира, видать, такие же достоинства?! А, словенец, судя по фото “пиво с раками пьёт”, но чем-то угодил!».

Закончив, пока, все дела, пошёл отдыхать в дежурную комнату, на душе, конечно, паршиво. Всё-таки Шнауцер в душу насрал! Очень хотелось плюнуть в рожу этой бедной, по определению Кокиш, а вернее, убогой и жадной свинье Шнауцеру! «Вот скотина! Когда сражался с главным врачом и его сторонниками, сделал вид, что меня осчастливил! Создай ему центр китайской медицины за пару месяцев! За счёт этого, получил столько больных, столько никогда не имел, а значит и денег! Клиника поднялась! Не хочет зависеть от меня, научи ему ассистента! Идиот! Как будто, всё зависит от образования и можно, как медведя танцевать научить! Акупунктура и гипноз — это те формы, которым меньше всего можно научить, нужна интуиция и многое другое. Кто лечит по заученным схемам, ничего не достигает! Это всё равно, что кого-то научить — умным быть! Во-первых, научить акупунктуре, во-вторых — гипнозу! А в-третьих, научить быть психологом, наблюдательным! Научить разговаривать с больными! Ведь ко мне чаще всего, именно, для психологических бесед приходят! И если даже научу, то он меня тут же вышвырнет, как и до меня уже многих!» — проносилось у меня в голове.

Спал тревожно, на дежурствах, вообще, не умею спать, на утро: разбитость, апатия. После доклада на утренней конференции продолжал делать акупунктуру, гипноз. Первым пришёл вчерашний рогоносец, после сеанса сказал, что сегодня намного лучше, хотя уже и после вчерашней беседы полегчало. Пошёл к себе в кабинет записать, что ему сделал, какие точки уколол. Что-то мешало в одном глазу, какое-то серое пятно посередине закрывало поле зрения. Протёр глаз, пятно не уходило, понял: «Это серьёзно — острая потеря зрения всегда серьёзно! Причина, чаще — острое нарушение кровообращения, закупорка артерии глаза?! Нужно срочно к глазному!». Позвонил в праксис, по телефонной книге! Согласились принять, как только приеду, а это 15–20 минут! Позвонил жене: «Буду через 15–20 минут в праксисе, можешь туда подойти. Причина — зрение».

«Здравствуйте! — ворвалась Мина. — Как дежурство, как дела, чувствуется, хорошо отдохнули, а мне всё надоело, всё равно, будь, что будет». — «Я сейчас уезжаю к врачу». «А что случилось?» — заинтересовалась Мина. — «Серое пятно в глазу, закрыло поле зрения в центре». «А ну, давайте посмотрю», — предложила она, вспомнив, что себя и за окулиста выдавала, когда я хотел мазь для старушки взять. Или поняла, что раз не разбирается в общих болезнях, и за них взялась, то почему нельзя и за глаза взяться?! Толстые, жирные, неуклюжие пальцы впились в веки! Два дурацких глаза заглянули в мой глаз. «Ничего нет!» — уверенно сказал Мина. — «А что вы искали?». — «Пятно! Но никакой соринки, даже нет!».