4. Летняя война
Друг за другом сквозь джунгли: Мел прокладывала дорогу, раздвигая заросли блестящего папоротника и отбрасывая в сторону лианы хватолиста дулом «Молнии», Мейс — в десятке метров позади, Ник — сразу за ним. Беш и Леш замыкали колонну, периодически меняясь местами и прикрывая друг друга.
Чтобы не потерять следов девушки, Мейсу приходилось быть очень внимательным. Как только они вошли в джунгли, джедаю пришлось прилагать определенные усилия, чтобы чувствовать коруннаев сквозь Силу. И взгляд постоянно норовил скользнуть в сторону, не заметить их, если, конечно, Винду не заставлял себя силой воли смотреть прямо на спутников. Умение отводить взгляд — полезный талант на планете, на которой человек — лишь еще одна жертва для хищников.
Периодически сквозь Силу от одного из коруннаев приходил импульс столь же понятный интуитивно, сколь понятна согнутая в локте рука, поднятая вверх, — все замирали на месте. Далее — секунды или минуты неподвижности: прислушиваясь к шепоту ветра и крикам животных, они изучали сквозь Силу кишащую вокруг жизнь, ища глазами в зеленых тенях и чуть более светлых пятнах листвы что-то… Лозовую кошку? Патруль ополчения? Стобора? Затем — накатывающая расслабленность, словно вздох облегчения: некая опасность, которую Мейс не увидел и даже не почувствовал, миновала, и они продолжили путь.
Под деревьями было еще жарче, чем под прямыми лучами палящего солнца. Прохлада, обычно свойственная тени, отсутствовала из-за удушающей влажности застоявшегося воздуха. Мейс слышал постоянный шорох листвы и веток на верхушках деревьев, но, видимо, ветру никогда не удавалось прорваться вниз сквозь этот зеленый купол.
Группа вышла на поляну, и Ник скомандовал привал. Над головой все еще смыкались кроны деревьев, но земля здесь была расчищена на десятки метров вокруг. Ровные серо-золотые стволы превращались в колонны собора, поддерживающие стены из листьев и лоз. Чуть дальше небольшой пруд переливался через край, образуя вонючий, пахнущий серой поток.
Мел вышла на середину поляны, опустила голову и замерла. Куда-то в джунгли от нее понеслась волна Силы, которая, проходя сквозь Мейса, пробудила воспоминания тридцатипятилетней давности: на один прекрасный миг он снова стал мальчиком, который вернулся ко гхошу Винду из Храма джедаев и впервые в жизни почувствовал шелковую мягкость зова коруна к своему акку…
Воспоминание улетучилось, и Мейс вновь превратился во взрослого мужчину, мастера-джедая, уставшего и обеспокоенного — волнующегося за своих друзей, свой Орден и свою Республику.
Спустя несколько минут треск возвестил о прибытии огромных тварей, и вскоре стена джунглей расступилась, пропуская траводава. Он неуклюже ввалился на опушку на задних лапах, тогда как четыре передние конечности продолжали срывать зелень и отправлять ее в огромную пасть, в которой Винду уместился бы целиком. Траводав мирно пережевывал растения, а в трех его глазах читалось лишь умиротворенное довольство. Глаза по очереди осмотрели людей: сначала — правый глаз, потом левый, затем — центральный верхний. Траводав убедился в отсутствии опасности.
Еще три зверя проломились на поляну. На всех четверых были широкие седла, закрепленные вокруг передней пары лап, в точности как помнил Мейс. На одном было два седла: ремни дополнительного, развернутого назад, застегивались у второй пары конечностей.
Все траводавы были тоще и меньше, чем те, которых помнил Мейс. Самый крупный из них не достигал и шести метров, а их серый мех был грубым и совершенно не блестел — жалкое подобие тех лоснящихся, сверкающих чудищ, на которых он катался в прошлом. Это беспокоило не меньше всего остального. Неужели эти коруннаи забыли о Четвертом Столпе?..
Ник схватил веревку со специальными узлами для подъема, привязанную к траводаву с двумя седлами.
— Давай, мастер Винду. Поедешь со мной.
— Где ваши акки?
— Вокруг. Ты их не чувствуешь?
И внезапно Мейс почувствовал: кольцо хищной напряженности за зелеными стенами. Дикость, голод и преданность, стянутые в полуразумный узел мыслей «давайте найдем что-нибудь, что можно убить».
Росту вскарабкался по веревке на боку траводава и уселся в верхнее седло:
— Ты увидишь их, если потребуется, чтобы ты их увидел. Будем надеяться, что не потребуется.
— Неужели обычая представлять гостя аккам гхоша больше нет?
— Ты не гость, ты посылка. — Ник достал из седельной сумки хлыст из медной лозы. — Забирайся. Поехали отсюда.
Но вместо этого, сам не понимая зачем, Мейс шагнул прочь от траводава и встал на середину поляны. Первый вдох-выдох позволил ему сосредоточиться. Второй спроецировал его внутреннюю сущность на Силу вокруг: джедайская безмятежность, уравновешивающая скрытый суровый нрав, и стремление к миру, компенсирующее недостойное удовольствие от драки. Все было на виду. Свет и тьма, внутренние чистота и грязь, надежда, страх, гордость и смирение — он предлагал все, что делало его тем, кем он был, с дружественной улыбкой, опущенными глазами и открытыми ладонями разведенных в стороны рук. А потом он послал сквозь Силу зов, которому его научили тридцать пять лет назад…
И получил ответ.
Ответ, скользнувший сквозь стены поляны: четкие движения, сопровождаемые дуновением ветра и жужжемухами. Ящероподобные, оглядывающиеся по сторонам рогатые головы с мерцающими чернотой овальными глазами без век…
— Винду! — прошипел Ник. — Замри!
Треугольные клыки смыкались друг с другом, образуя челюсти, что могли прокусить и пережевать дюрасталь. Слюна, испуская пар, стекала по складкам пасти и чешуйчатой шкуре, достаточно толстой, чтобы остановить световой меч. Косолапые конечности с когтями размером с лопату при каждом движении выворачивали из земли куски в несколько килограммов.
Тело размером с лендспидер и не уступающие ему по длине, мускулистые, покрытые броней виляющие хвосты.
Акк-псы Харуун-Кэла.
Трое.
Снова шипение со стороны Ника:
— Назад. Двигайся назад. В мою сторону. Очень медленно. Не поворачивайся к ним спиной. Они отличные псы, но если разбудишь их охотничьи инстинкты…
Животные ходили кругами, помахивая хвостами, что могли переломить Мейса пополам. В их мерцающих глазах с твердой оболочкой не было никаких эмоций. Из пастей несло старым мясом, а от шкуры исходила мускусная вонь. На мгновение Мейс вновь оказался во власти хатта Гаргонна на арене «Цирка ужасов» на Нар-Шаддаа, окруженный тысячами орущих зрителей.
В этот момент он понял, зачем вышел на середину поляны. Почему должен был выйти.
Потому что в этом промелькнувшем воспоминании об арене Депа была рядом.
Последнее совместное задание? А может, вообще последнее?
Казалось, все это было так давно…
ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
Я прибыл на Нар-Шаддаа, чтобы выследить торговцев экзотическими животными, что продали натренированных на убийство акк-псов «Красным яро» — террористам с Данника. И Депа последовала за мной на Луну контрабандистов, потому что подозревала, что мне может потребоваться ее помощь. Как же она была права: даже вместе мы еле выжили. Это была ужасная битва… Бой против огромных мутировавших акков на потеху хозяевам «Цирка ужасов»…
Но стоило мне вспомнить об этом в джунглях, и мои глаза наполнились слезами.
В тот день на Нар-Шаддаа она продемонстрировала искусство владения клинком, превосходящее даже мой талант: она не переставала расти и совершенствоваться и в ваападе, и в Силе.
Я так гордился ею…
Минули годы с тех пор, как она выдержала свои испытания на рыцарство, она уже давно мастер-джедай и член Совета… Но в тот день мы снова были Мейсом и Депой, мастером и падаваном, противопоставляющими смертельную эффективность ваапада самому худшему из того, что могла швырнуть в нас Галактика. Мы сражались, как и множество раз до этого, идеально слаженной командой, увеличивая силу и прикрывая слабости друг друга. В тот день от нас больше ничего и не требовалось. Как рыцари-джедаи мы с ней были непобедимы. Как мастера, члены Совета…
Чего мы добились? Ничего?
А может, напротив, все потеряли?
Как так получилось, что именно наше поколение первым за тысячу лет увидело Республику, раздираемую войной?
— Винду! — Голос Ника резко вернул Мейса к действительности. Джедай поднял голову. Росту смотрел на него сверху вниз с трехметровой высоты. — Не надо стоять как вкопанный!
— Хорошо.
Мейс поднял руки, и все три акк-пса улеглись на землю. Касание сквозь Силу, поворот обеих ладоней — и все три пса перевернулись на спины, высунув черные языки меж острых как бритвы зубов. Они довольно сопели, уставившись на Мейса с абсолютным доверием.
Ник что-то пробормотал про навоз клыкача.
Винду подошел к голове одного из псов и провел ладонью меж шести небольших рогов, образующих треугольник на лбу акка. Вторую ладонь он положил возле нижней губы акка, чтобы огромный язык животного смог донести запах Мейса до обонятельных центров внутри ноздрей. Затем он перешел к следующим псам: они запоминали его запах, а он запоминал их образ в Силе. С точки зрения суровых правил этикета подобные торжественные встречи требовали уважительного изучения друг друга.
Великолепные создания. Разительно отличающиеся от тех мутировавших гигантов, с которыми ему и Депе пришлось столкнуться в «Цирке ужасов». В зловонных глубинах Нар-Шаддаа Гаргонн превратил благородных защитников стада в бездумных, жестоких убийц…
И Мейс оказался не в силах удержаться от мысли, что нечто на Харуун-Кэле могло сотворить подобное и с Депой.
— Хорошо, — сказал он всем и никому одновременно. — Я готов ехать.
Каждую ночь они разбивали лагерь, не разводя костер и, в общем-то, в нем не нуждаясь: акки удерживали хищников на расстоянии, а коруннаи ничего не имели против темноты. Ночью штурмовые корабли ополчения не летали, но костер все же значительно горячее окружающих джунглей, а это могли заметить датчики на спутниках. Ник сухо объяснил, что балаваи могут легко скинуть ТОКО тебе на голову. И ты узнаешь об их решении слишком поздно.
Он сказал, что у правительства на орбите до сих пор осталось немалое количество платформ с ТОКО. Точечные орбитальные кинетические орудия по большому счету представляли собой выведенные на орбиту дюрастальные стержни размером с ракету, на которые была установлена простейшая система наведения и управления. Дешево производить, просто использовать: элементарная команда на двигатели ТОКО отправляла его в атмосферу для нанесения удара по определенным координатам.
Не слишком аккуратно, но этого и не требовалось: ты все равно получаешь метеоритный удар по первой необходимости.
Для коруннаев костры остались в прошлом.
Многие ночные насекомые общалась друг с другом вспышками света, превращая ночь в подобие мигающего звездного неба, а светящиеся лозы мягко переливались различными цветами. Все это дарило скудное освещение, сходное, пожалуй, с призрачным лунным светом.
Траводавы всегда спали стоя, выпрямив все шесть лап, закрыв глаза и продолжая по привычке что-то пережевывать.
К седлам коруннаев были привязаны скрученные спальные мешки. Мейс ставил карманную палатку, которую хранил в боковом отделении своей дорожной сумки: как только он открывал пальцем герметичную крышку, встроенные стойки натягивали прозрачный тент, в котором можно было разместиться вдвоем.
Компания устраивалась на земле и делила еду: когда пищевые пакеты и сласти, которые коруннаи собрали с трупов в переулке, закончились, их рационом стало вяленое мясо траводавов и жесткий, засохший сыр из их же сырого молока. Воду они брали из растений-воронок, которые иногда попадались на пути: покрытые воском оранжевые листья сворачивались в водонепроницаемую спираль в два метра высотой, чтобы собирать дождевую воду для подпитки мощной корневой системы. Бывало, что они наполняли свои фляги водой из теплых ручьев и бурлящих источников, которые Мел проверяла на вкус и признавала безопасными. Но даже автоматический ионный стерилизатор Мейсовой фляжки не справлялся с легким сернистым привкусом протухших яиц.
После еды Леш частенько доставал из рюкзака сверток сырой коры тисселя и предлагал его всем остальным. Ник и Мейс всегда отказывались. Мел иногда отщипывала немного, Беш брал чуть больше. При помощи поясного ножа Леш отрезал кусок размером с три сложенных пальца и запихивал его себе в рот. Расфасованный для продажи жареный тиссель был легким опьяняющим стимулятором, не вреднее плодового вина. В сыром же виде он мог вызвать необратимые изменения в химических процессах мозга. После минутного жевания у Леша на лбу выступала испарина, а глаза становились совершенно стеклянными… если, конечно, хватало света от лоз, чтобы это разглядеть.
За несколько ночей Мейс многое узнал об этих коруннаях и, соответственно, об ОФВ. Ник был лидером этой маленькой группы, но не из-за какого-то звания. Здесь, судя по всему, вообще не было званий. Ник был лидером благодаря силе своей личности и молниеносной, едкой сообразительности шута при королевском дворе.
Он говорил, что не считает себя солдатом и тем паче патриотом. Он заявлял, что пределом его мечтаний было работать простым наемником. В этой войне он участвовал не для того, чтобы спасти мир для коруннаев. Он настаивал, что участвовал в ней только ради кредитов. Росту постоянно повторял о своей готовности «убраться из этих треклятых джунглей. Там, в Галактике, можно зашибать реальные деньги». Но Винду понимал, что это было лишь пустое бахвальство: способ удержать товарищей на расстоянии руки, попытка убедить всех в своем безразличии.
Но Мейс видел, что Нику далеко не все равно.
Леш и Беш участвовали в войне исключительно из ненависти к балаваям. Пару лет назад Беша похитили исследователи джунглей. Его ныне недостающие пальцы отрезали один за другим, чтобы выведать месторасположение легендарной ламмасовой рощи. Когда он не смог ответить на вопрос просто потому, что эта роща — лишь миф, иджи решили, что он упорствует.
— Если не скажешь нам, — заявил один из мучителей, — мы сделаем так, что ты больше не расскажешь никому и никогда.
Беш и правда больше никому ничего не рассказывал, потому что не мог.
Балаваи отрезали ему язык.
Он общался с помощью простейших знаков и невероятно сильной проекции своих эмоций и настроения в Силе. В определенном смысле он был самым красноречивым членом группы.
Сюрпризом для Мейса стала Мел. Гадая, что же с ней случилось, он предполагал, что она, как и Леш с Бешем, сражается ради личной мести. Но оказалось, что еще до вступления в ОФВ она вместе с несколькими членами своего гхоша нашла тех, кто поиздевался над ней, — отряд из пяти ополченцев плюс их командир — и наказала по традиционному коруннайскому обычаю, который полагается за подобные преступления. Обычай назывался «тэн пил'трокэл», что можно приблизительно перевести как «правосудие джунглей». Виновных похитили, увезли за сотни километров от ближайшего поселения и забрали у них все оборудование, одежду и еду. Забрали все. И отпустили на свободу.
Голых. Посреди джунглей.
Очень, очень мало кто пережил тэн пил'трокэл. Эти не пережили.
Так что Мел сражалась не из мести. Сама она говорила так: «Крутая девчонка я. Крупная. Сильная. Хороший боец. Не хотела им быть я. Пришлось им стать. Так пережила я, что они сделали со мной. Сражаюсь я. Никогда не прекращаю сражаться. И пережила. Теперь сражаюсь для того я, чтобы другим девчонкам не пришлось сражаться. Чтобы оставались девушками они. Понимаешь? Всего два способа остановить меня: убить или показать, что девушкам не надо сражаться больше».
Джедай понял. Никому не следует быть столь крутым.
— Я впечатлен тем, как вы двигаетесь сквозь джунгли, — сказал ей Мейс во время одной из остановок. — Вас трудно заметить, даже когда я знаю, куда смотреть. Отследить ваших траводавов тоже непросто.
Она хмыкнула, пережевывая кору, и непроизвольно передернула плечами. Это, видимо, был ответ: «Не слишком».
— Интересный вариант использования… — Мейс попытался вспомнить правильное коруннайское слово, обозначающее Силу: пилекотан; перевести его можно было как «мощь-мир», — пилекотана. Вы всегда умели так делать?
На самом деле смысл вопроса заключался в ином, о чем Мейс боялся спросить напрямую: «Этому вас научила Депа?»
Если она преподавала навыки джедаев тем, кто уже вышел из возраста, когда можно принять джедайскую дисциплину… кто не защищен от темной стороны…
— Не ты используешь пилекотан, — ответила Мел. — Пилекотан использует тебя.
Этот ответ Мейса не слишком устраивал.
Винду вспомнил, что точным, дословным переводом слова было «джунгли-разум».
Он понял, что на самом деле не хочет думать об этом. В голове его, не умолкая, звучали слова: «…я стала тьмой джунглей…»
* * *
Размеренный темп шагов траводава успокаивал, усыплял: чтобы двигаться быстрее, траводав перемещался на задних и средних конечностях. Благодаря этому Мейс в своем повернутом задом наперед сиденье смог откинуться назад и опереться плечами на широкую мягкую спину животного. Ник же продолжал ехать в своем седле на передней паре конечностей, возвышаясь над головой зверя.
Эти долгие убаюкивающие переходы по джунглям наполняли Мейса глубокой тревогой. Сидя лицом назад, он никогда не видел того, что лежит впереди. И даже многое из этого оставалось за гранью его понимания. Он никогда не мог точно определить, на что же смотрит: животное, растение, ядовитое, хищное, безобидное, целебное?.. Может быть, даже достаточно разумное, чтобы иметь свои представления о морали, добре и зле…
Винду никак не мог отделаться от неприятного ощущения, что эта поездка была для него воплощением войны. И он входил в нее спиной. Даже в ярком свете дня он не имел ни малейшего понятия о том, что грядет, и не понимал, что уже прошло. Абсолютно потерянный… Тьма же все только усугубляла.
Он надеялся, что ошибается. Символизм — скользкая вещь.
Неточная…
В течение дня он замечал акк-псов, скользящих по джунглям, проверяющих территорию вокруг. Они двигались впереди и позади, выступая патрулями для защиты группы от хищников джунглей, многие из которых были способны убить даже траводава. Три акка были привязаны к Бешу, Лешу и Мел. У Росту не было своего акка.
— Эй, я рос на улицах Пилек-Боу. Что бы я стал там делать с акком? Чем бы я его кормил? Соседями? Хех, ну а ведь, если подумать, мысль неплохая…
— Ты бы уже мог найти себе подходящего, — отметил Мейс. — В тебе есть мощь, я чувствую ее. У тебя мог бы быть спутник, с которым тебя бы связывала Сила. Как у твоих друзей.
— Ты что, смеешься? Я слишком юн для такого рода отношений.
— Неужели?
— А то. Это же хуже, чем женитьба.
Мейс отстраненно ответил:
— Я не знал.
Из-за жары и размеренной походки траводава на Мейса постоянно накатывала дремота. Обрывки ночного отдыха отравляли лихорадочные сны, наполненные смутной угрозой и жестокостью. В первое утро, когда Мейс активировал автоматическое складывание палатки, а затем убрал ее в карман своей дорожной сумки, Ник услышал его вздох и заметил, как джедай трет сонные глаза.
— Здесь никто не высыпается, — бросил он, сухо усмехнувшись. — Привыкнешь.
Дневные путешествия казались нереальной чередой переходов из тени джунглей под лучи палящего солнца и обратно, когда они пересекали просеки траводавов — петляющие полосы открытого пространства, что оставались позади стад этих великанов, проедающих себе дорогу сквозь джунгли. Зачастую это были единственные моменты в течение дня, когда Мейсу удавалось увидеть Мел, Беша, Леша, их траводавов и акков.
Поддерживая связь с помощью акков, они могли спокойно рассредоточиться для пущей безопасности.
Только на открытых пространствах можно было хоть немного отдохнуть от насекомых: здесь охотились десятки видов молниеносных птиц, питающихся этими букашками. Зверомухи, жуки-щипачи и всевозможные осы, пчелы и шершни предпочитали прятаться в относительной безопасности тени джунглей. Кожа Мейса очень быстро покрылась массой укусов, и джедаю требовалась немалая часть его внутреннего самообладания, чтобы не расчесывать их.
Периодически коруннаи обрабатывали особо опасные или раздражающие укусы различными соками, но чаще всего они, казалось, просто не замечали насекомых — так, как можно не замечать давление чересчур сильно затянутого ботинка. У них было полно времени, чтобы привыкнуть.
Они могли бы передвигаться несколько быстрее, идя по маршрутам траводавов, но это было слишком опасно из-за постоянно проносящихся над головой штурмовых кораблей ополчения. Ник объяснил, что наездников на траводавах расстреливают при первом же обнаружении. Каждый час или два акки сообщали о приближающихся кораблях. Несмотря на постоянные жужжание, стрекот, клекот и визг джунглей, к которым иногда примешивались громыхания отдаленных извержений небольших вулканов, острый слух животных позволял им различить гул репульсоров на расстоянии более километра.
Мейс достаточно изучил эти штурмовые аппараты, чтобы знать, на что они способны. Судя по всему, это были модифицированные старые «Турбоштормы» от «Синара» — бластботы, приспособленные для ближних боев в атмосфере. Достаточно медленные, но зато тяжело бронированные, они щерились во все стороны пушками и ракетными установками, а их размеры позволяли перевозить взвод тяжелой пехоты. Летали они группами из трех кораблей. То, что ополчение было способно вести воздушное патрулирование, несмотря на пожирающие металл грибок и плесень, объяснялось мерцающим свечением вокруг них: каждое судно было достаточно велико, чтобы нести собственный, пусть и небольшой, генератор хирургического поля.
По высоте кустарника и поросли деревьев на тропах траводавов можно было определить, что даже самым молодым из них было уже не меньше двух-трех лет. Винду попытался узнать у Ника, с чем это связано. Росту грустно ухмыльнулся:
— Н-да. Они ведь не только по нам пуляют, знаешь ли. Когда балавайским стрелкам становится скучно, они начинают палить по стадам траводавов. Просто для забавы. Уж пара лет прошла с тех пор, как мы поумнели и перестали собирать в одном месте более четырех-пяти траводавов. И все равно приходится просить акков разделять траводавов, чтобы они не стали легкой мишенью.
Мейс нахмурился. Без постоянного общения и взаимодействия со своими собратьями траводавы впадают в депрессию, заболевают, а иногда и сходят с ума.
— Вот так вы заботитесь о своих стадах?
Хотя джедай не видел лица Ника, он понял, с каким выражением тот дал свой ответ:
— Есть идеи получше?
Мейсу пришлось признать, что, кроме победы в войне, идей лучше у него не было.
Его тревожило кое-что еще: Ник сказал «пара лет»… но ведь война началась всего несколько месяцев назад. Когда он сказал об этом парню, тот язвительно фыркнул:
— Это ваша война началась несколько месяцев назад. А наша идет, сколько я себя помню.
Так Мейс впервые узнал о Летней войне.
* * *
Ник не был уверен, из-за чего все началось. Похоже, он считал войну неминуемым результатом столкновения разных образов жизни. Коруннаи шли за своими стадами. Стада уничтожали враждебные джунгли. Уничтожение джунглей помогало коруннаям выжить: оно сдерживало размножение клещей-буравчиков, жужжащих червей, хватолистов, лозовых кошек и миллиона других тварей, с чьей помощью джунгли могли тебя прикончить.
Балаваи, напротив, питались джунглями: леса были необходимы им нетронутыми для того, чтобы добывать в них пряности, древесину и экстракты экзотических растений, на которых держалась цивилизованная экономика Харуун-Кэла. А траводавы особенно любят кору тисселя и листья портаака.
Партизаны-коруннаи сражались с балавайским ополчением в этих джунглях уже около тридцати лет.
Ник считал, что все началось из-за каких-то неудачников, исследователей джунглей, которым хронически не везло. Они решили возложить ответственность за свои неудачи на коруннаев и их траводавов. Он считал, что эти иджи налакались и отправились поохотиться на траводавов. И что после того, как они вырезали стадо какого-то невезучего гхоша, члены племени внезапно выяснили, что балавайские власти не заинтересованы в расследовании смертей каких-то там животных. Так что гхош решил устроить ответную охоту. На балаваев.
«А почему бы и нет? Им было нечего терять, — сказал Ник. — Без стада их гхошу все равно пришел бы конец».
Обе стороны в течение многих лет совершали периодические набеги. Коруннайское высокогорье — место большое. Можно годами избегать кровопролития, но потом серия провокаций с одной или с другой стороны приводила к новой вспышке насилия. Дети-коруннаи росли с ненавистью к балаваям, балавайских детей приучали не раздумывая стрелять в коруннаев.
Коруннаи вели войну очень старым способом. Поедающий металл грибок вынуждал их пользоваться наипростейшим оружием, в основе которого обычно лежал тот или иной тип химического взрыва, и ездовыми животными, способными заменить обычные транспортные средства. Они даже не могли использовать нормальные средства связи, потому что у балаваев на стационарной орбите были сканирующие спутники, которые моментально засекли бы подобные передачи. Коруннаи координировали свои действия, общаясь через Силу с помощью системы, немногим сложнее дымовых сигналов.
Когда Ник достаточно вырос, чтобы сражаться, Летняя война уже переросла в традицию, почти что спортивное состязание: поздней весной, когда прекращались зимние дожди и холмы становились проходимыми, жаждущие приключений мужчины и женщины запрягали своих траводавов для вылазки против балаваев. Балаваи в ответ заправляли паровые вездеходы и устремлялись навстречу. Каждое лето превращалось в лихорадочную череду засад, подрыва паровых вездеходов и отстрела траводавов. За месяц до того, как вновь заряжали осенние дожди, все расходились по домам.
Чтобы приготовиться к следующему году.
Теперь отчасти стали понятны ошеломительные успехи Депы: ей не пришлось создавать партизанскую армию. Она обнаружила уже готовую.
Окровавленную и голодную.
— Да кого волнует эта ваша Война клонов? Думаешь, хоть кому-то на Харуун-Кэле есть дело до правящих на Корусанте сопляков? Мы убиваем сепов, потому что они снабжают балаваев оружием и продовольствием. Балаваи поддерживают сепов, потому что получают от них вещи, подобные этим штурмовым кораблям. Забесплатно, на минуточку. А раньше им приходилось покупать их и привозить сюда с Опари. Улавливаешь? Это наша война, мастер Винду. — Ник презрительно усмехнулся. — А вы просто проходите мимо.
— Из твоих слов выходит, будто война — это почти что развлечение.
— Почти что? — хмыкнул Ник. — Да когда ты трезв, лучшей забавы просто не сыскать. Да даже трезвым быть не обязательно: взгляни на Леша.
— Признаю: я немногое знаю о войне. Но я знаю, что это не игра.
— Конечно игра. Очки считаются по количеству трупов.
— Это отвратительно.
Росту пожал плечами:
— Эй, я терял друзей. Тех, кто был мне как семья. Но позволь ярости грызть тебя изнутри — и обязательно совершишь какую-нибудь глупость и погибнешь. Может быть, еще и потащишь за собой тех, кто тебе дорог. И страх тоже плох: слишком осторожные умирают наравне со слишком смелыми.
— Хочешь сказать, надо притвориться, будто это развлечение?
Улыбка Ника стала хитрой:
— Да не нужно тебе притворяться. Война просто должна стать для тебя развлечением. Найди ту часть себя, которой она понравится.
— У джедаев есть для этого название.
— Да?
Мейс кивнул:
— Это называется «темная сторона».
* * *
Ночь.
Скрестив ноги, Мейс сидел перед входом в свою палатку и латал дыру на брюках, оставленную веткой с медной лозой. Фальшивый инфопланшет упирался в бедро: экран давал достаточно света, чтобы можно было штопать, не боясь пораниться. Дюрастальной корпус уже начал покрываться черной плесенью и первыми шрамами от грибка, но устройство было адаптировано к джунглям Харуун-Кэла, так что пока функционировало.
Недавно закончился ужин из сыра и вяленого мяса. Коруннаи вслепую разбирали свое оружие и смазывали смолой портаака чувствительные части, обмениваясь тихими репликами: в основном делились предположениями о погоде, о следующем дневном переходе и о том, смогут ли добраться до ОФВ Депы до того, как их перехватит какой-нибудь очередной воздушный патруль.
Когда Мейс закончил чинить штаны, он убрал сшивную машинку и начал молча наблюдать за коруннаями, прислушиваясь к их болтовне. Через некоторое время он достал записывающий стержень инфопланшета и включил его. Настроив протокол шифрования, он поднес устройство ко рту и начал шептать.
ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
В архивах Храма я читал истории о войнах, что бушевали на заре Республики и до нее. Согласно этим записям, солдаты на привале без умолку треплются о своих родителях и возлюбленных, о еде, которую они с удовольствием сейчас бы съели, и о вине, которое с удовольствием сейчас бы выпили. И о том, что они будут делать, когда война закончится. Коруннаи не говорили ни о чем из этого.
Для коруннаев война не могла «закончиться».
Для них нет ничего, кроме войны. Все они слишком молоды, чтобы помнить мирные времена.
Они не позволяют себе даже мечтать о мире.
Например, сегодня мы проходили мимо ямы смерти…
В самой чаще джунглей Ник внезапно увел траводава с линии движения, чтобы обогнуть глубокий проем в земле, окруженный невероятно буйной растительностью. Мне не было нужды спрашивать, зачем он это сделал. Ямы смерти — это низины, в которых постепенно скапливаются ядовитые газы тяжелее воздуха, что струятся с вулканов.
Туша стокилограммового клыкача лежала возле самого края ямы: его носу не хватило какого-то метра до чистого воздуха, который мог бы спасти зверя. Земля вокруг была усыпана массой других останков: вороны-падальщики, якуны и какие-то другие мелкие зверьки, которых я не знаю, оказались заманены джунглями в смертельную ловушку призрачным обещанием легкой добычи.
Я сказал что-то подобное вслух. Ник засмеялся и назвал меня балавайским дураком.
«Никакого призрачного обещания не было, — сказал он. — Вообще не было обещания. Джунгли не обещают. Они существуют. Живут. И все. То, что убило этих маленьких рускакков, не было ловушкой. Это было естественным ходом вещей».
Ник сказал, что персонифицировать джунгли, придавать им метафорический образ некоего разумного существа — это по-балавайски. Одна из причин, по которой балаваи гибнут в джунглях. Метафора затуманивает ход твоих мыслей. Начни говорить о джунглях как о разумном существе и начнешь относиться к ним как к разумному существу. Ты начнешь думать, что способен перехитрить джунгли или довериться им, подавить их мощью или стать им другом, обмануть или откупиться от них.
А потом ты умрешь.
«Не потому, что джунгли убьют тебя. Понимаешь? Просто потому, что все здесь такое, какое есть, — объяснял Ник. — Джунгли ничего не делают. Это просто место. Место, в котором много чего живет… И все это умирает. Фантазировать на тему джунглей, считать их чем-то, чем они не являются, смертельно. Это твой сегодняшний бесплатный урок выживания, — сказал он мне. — Помни о нем».
Я буду помнить.
Мне кажется, что этот урок относится и к войне. Но как же мне воспринимать эту войну в истинном свете? Ведь я до сих пор не знаю, что такое настоящая война.
Пока что у меня одни лишь впечатления…
Необъятные. Непознанные и непознаваемые. Живая тьма. Смертельная, словно эти самые джунгли.
И я не могу доверять своим проводникам.
День.
Мейс стоял посреди вселенной дождя.
Казалось, что деревья, кусты и цветы на глазах вырастают у подножия стремительного водопада. Дождь прорывался сквозь ветви и листву с таким ревом, что приходилось не говорить, а кричать. Тут не спасла бы никакая водонепроницаемая одежда: меньше чем за минуту Винду промок насквозь. Он отреагировал на это, как настоящий корун: просто проигнорировал. Одежда высохнет, как и он сам. Гораздо больше его заботили собственные глаза: приходилось прикрывать их обеими руками, чтобы просто иметь возможность смотреть. Однако дальше пары метров все равно не было видно ни зги.
Но и этого вполне хватило, чтобы он смог увидеть трупы.
Их подвесили за ноги. Из-за связанных за спинами рук их локти были согнуты под неестественным углом. Живые хватолисты, обернутые вокруг лодыжек, удерживали их в шести метрах над землей — достаточно низко для того, чтобы лозовая кошка, вроде той, что вспугнул один из акков, когда Мейс и Ник подъехали к деревьям, без проблем могла допрыгнуть до их голов.
Джедай насчитал семь тел.
Кроме лозовых кошек, над ними поработали птицы и насекомые. Видимо, они висели здесь уже не первый день. В иссушающей жаре, сменяемой ревущими ливнями. А местные грибки и плесень питались не только металлами. Несмотря на то что одежда, от которой остались лишь бесцветные обрывки ткани, теперь ничего не прикрывала, определить пол мертвецов не представлялось возможным. Мейс даже не был до конца уверен, что они принадлежали к человеческой расе.
Он застыл перед ними, смотря в пустые глазницы тех двоих, чьи головы пока еще остались на своих местах.
— Ты это почувствовал? — проорал Ник сквозь нескончаемый поток дождя. Его траводав потянулся за хватолистом, что удерживал тела, и молодому коруну пришлось немедля ударить по передним конечностям зверя хлыстом из медной лозы. Траводав передумал и решил подкрепиться стеклянным папоротником неподалеку. Животное никогда не переставало жевать.
Мейс кивнул. Отзвуки этих смертей кружили в Силе вокруг него. Он почувствовал их с расстояния в несколько сотен метров.
Это место буквально сочилось темной стороной.
— Ну вот, теперь ты все увидел сам. Нам здесь делать нечего. Поехали, забирайся!
Трупы невидяще смотрели на Винду сверху вниз, словно задавая немой вопрос: «И как ты поступишь с нами?»
— Это… — Голос Мейса сорвался. Он откашлялся, чтобы прочистить горло, и ему в рот тут же затекло столько воды, что он еще несколько секунд кашлял уже по-настоящему. — Это были балаваи?
— Откуда мне знать?
Джедай отошел от тел и уставился на Ника. Вспышка молнии над кронами на мгновение озарила золотом темные волосы молодого коруна.
— Ты хочешь сказать, что это могут быть и коруннаи?
— Конечно! К чему ты клонишь? — Парень казался озадаченным тем, что для Мейса имело какое-то значение, кто конкретно висел перед ними.
Винду, впрочем, тоже не очень понимал, почему это имеет для него значение. И имеет ли. Ведь живые есть живые. Мертвецы есть мертвецы.
Даже если подобное случилось с врагом, это было неправильно.
— Мы должны похоронить их.
— Мы должны убираться отсюда!
— Что?
— Залезай в седло! Мы уезжаем.
— Если мы не можем их похоронить, то можем хотя бы снять их. Сжечь. Хоть что-то. — Мейс схватился за веревку для подъема, словно мог удержать своими жалкими человеческими силами двухтонного траводава.
— Ага, конечно, сжечь. — Ник сплюнул дождевую воду. — Снова джедайское чувство юмора…
— Мы не можем просто оставить их падальщикам!
— Конечно можем. И оставим. — Росту наклонился вперед, и на его лице отразилось нечто, что могло бы сойти за жалость. Жалость к Мейсу. К трупам он, похоже, не испытывал вообще ничего.
— Если это коруннаи, — грубо прокричал Ник, — любые достойные похороны станут отличной светящейся вывеской «МЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ» для очередной группы наемных войск или патруля ополчения. И даже подскажут, когда именно были… Если же это балаваи…
Парень взглянул на трупы. На его лице не осталось ничего человеческого.
Он понизил голос, но джедай все прочел по губам.
— Если это балаваи, — пробормотал Росту, — они уже получили больше, чем заслуживали.
* * *
Ночь.
Мейс очнулся от жутких кошмаров, но глаз не открыл.
Он был не один.
Чтобы понять это, вовсе не обязательно было прибегать к помощи Силы. Он чувствовал запах. Резкий запах пота. И сырого тисселя.
Леш.
Тише шепота:
— Почему сюда, Винду? Пришел сюда почему ты?
В палатке царила непроглядная тьма. Пока Лешу не следовало знать, что Мейс уже не спал.
— Что хочешь здесь ты? Пришел забрать ее от нас ты? Сказала, придешь, она. — Из-за наркотика его слова звучали нечетко, голос переполняла плаксивая озадаченность ребенка, считающего, что Мейс сломал его любимую игрушку.
— Леш… — Джедай заставил собственный голос звучать ровно. Спокойно. Уверенно, как у отца. — Ты должен выйти из моей палатки, Леш. Мы поговорим об этом утром.
— Думаешь, сможешь ты? А? Думаешь, сможешь ты? — Его голос истончился: крик, задушенный до шепота. И Мейс почувствовал запах машинного масла и смолы портаака.
Леш был вооружен.
— Не понял до сих пор ты. Но поймешь, поймешь ты…
Винду потянулся сквозь Силу: он почувствовал возле своих ног Леша, сидящего на корточках. Спальник Мейса был придавлен к земле ботинками.
Мягко говоря, не идеальная для боя позиция.
— Леш… — Джедай увеличил воздействие своего голоса Силой. — Ты хочешь уйти. Прямо сейчас. Мы поговорим на рассвете.
— На рассвете? Рассвете в твоей жизни? Рассвете в моей жизни?
Винду был уверен, что Леш говорил вовсе не о простом восходе солнца.
В отравленном тисселем разуме коруна по-прежнему было нечто, способное противостоять подкрепленным Силой просьбам Мейса.
— Ничего не знаешь ты. — Голос парня стал тише, прерывистее, словно он вообще перестал дышать. — Но научит тебя Кар. Что делаешь ты, знает он. Научат тебя акки. Жди ты. Жди, и увидишь.
Кар? В некоторых отчетах Депы фигурировал Кар Вэстор. Он упоминался как талантливый лидер независимого или полунезависимого отряда коммандос — Мейс не был уверен, что до конца разобрался со структурой ОФВ. Но Леш выдохнул это имя с каким-то почти сверхъестественным благоговением…
И что он сказал? Акки? Или яки?
— Леш, тебе следует уйти. Немедленно. — Винду не был дураком и не собирался препираться с объевшимся корой коруном.
— Думаешь, ее знаешь ты. Думаешь, твоя она. Научат тебя. Наверное. Проживешь ли достаточно долго, чтобы научиться, ты? Может, нет.
Во фразе было достаточно угрозы для того, чтобы всплеск Силы вложил световой меч в руку джедая. Шипящий луч лезвия осветил палатку фиолетовыми тонами. Но Леш не нападал.
Он даже не шелохнулся. Его ружье лежало у него на коленях.
По его лицу струились слезы.
Вот откуда нечеткость голоса. И легкое придыхание.
Он плакал. Очень тихо.
— Леш, — Мейс был поражен, — в чем де… — Он прервал себя, так как Леш все же был одурманен корой, а сам Мейс и правда не был дураком. Вместо того чтобы начать беседу, он вынул из дорожной сумки платок и протянул его гостю. — Держи. Вытри лицо.
Парень вытер следы от слез на щеках. Затем уставился на платок, сминая его в руке:
— Винду…
— Нет. — Джедай протянул руку за платком. — Мы поговорим об этом утром. Когда твой разум прояснится.
Леш покачал головой и шмыгнул, утирая нос кулаком. Он еще раз умоляюще глянул на Мейса и ушел.
Ночь, медленная и бессонная, продолжилась. Медитация дарила меньший отдых, чем сон, но зато протекала без сновидений.
Это его устраивало.
Утром, когда Мейс спросил Леша, хочет ли он еще поговорить, парень сделал вид, что не понимает, о чем речь. Винду смотрел на его удаляющуюся спину, и внезапное предвидение сквозь Силу потрясло его. Он понял: еще до захода солнца Леш умрет.
* * *
День.
Вой акков в Силе едва не причинял боль. Они выли так не первый раз, поэтому Мейс знал, что это значит.
Штурмовые корабли. Не один.
Джедай чувствовал, что Ник взволнован. В Силе от него исходило ледяное напряжение. Постепенно оно начинало распространяться и на Мейса: ощущения от этих волн скручивали желудок все туже и туже.
Воздушные патрули весь день были где-то поблизости. Постепенно сужающиеся круги и разделение территории на квадраты — основная манера перемещения при поисках. Было небезопасно считать, что они искали кого-то, кроме четырех коруннаев и Мейса.
Напряжение сдавливало желудок все больше. Как кто-то может жить, постоянно ощущая такое давление?
— Не повезло, — еле слышно пробормотал Ник. — Очень, очень не повезло.
Они пробирались через небольшое горное ущелье: много лет тому назад очередное землетрясение оставило здесь раскол. Насыпь поросшего кустарником щебня служила им дорогой к перевалу. Команде постоянно приходилось огибать лежащие тут и там булыжники в несколько десятков метров шириной. Акки бежали впереди и позади. По бокам возвышались стены ущелья, покрытые цветущими лозами и эпифитными деревьями, которые намертво вцепились в камни своими корнями. Вершина горы пряталась за низкими облаками. Всего в двух или трех сотнях метров склон постепенно уходил в темные джунгли. Группа могла бы добраться до деревьев до того, как их догнал бы воздушный патруль…
Но Ник придержал своего траводава: «Леш в беде».
Мейс не стал спрашивать, откуда Росту это узнал: связь между этими ребятами была почти столь же глубокой, как связь между ними и их акками.
Джедай вспомнил утреннюю вспышку в Силе. И скомандовал:
— Вперед.
Ник подстегнул траводава, и они рванули обратно по ущелью. Сидя в своем развернутом сиденье, Мейс увидел, как Мел, возвращаясь с позиции в голове колонны, постепенно обгоняет их с Ником общего траводава. Ее животное было самым быстрым из всех четырех и несло на себе лишь половину того веса, что нес зверь Росту.
Когда они взобрались на гребень ущелья, Мейс с помощью Силы поднялся в седле, положил руки на спину Ника и встал лицом по направлению движения, выглядывая из-за плеча молодого коруна.
В убегающем вниз кривом ущелье кто-то лежал. Акк нервно тыкался в лежащего носом. Леш. Его траводав стоял метрах в десяти и, наполняя свою вечно жующую пасть, объедал небольшие деревца. Беш добрался до цели первым, соскочил со своего зверя и бегом бросился к брату.
— Вставай! — заорал Ник. — Залезай в седло и поехали!
Росту сделал жест рукой, и Мейс почувствовал в Силе рывок, притянувший его взор к джунглям внизу: пара тусклых металлических точек неслась над пологом леса, оставляя за собой след из взметавшихся в воздух листьев.
Штурмовые корабли. Направляются прямо к ущелью.
— Пока могли и не заметить нас, — пробормотал Ник. — Может быть, просто проверяют перевал…
— Они заметили нас.
Парень через плечо посмотрел на джедая:
— Откуда ты знаешь?
— Потому что они всегда летают тройками.
Его слова потонули в гуле репульсоров и ревущих турбодвигателей еще одного бластбота, поднявшегося с другой стороны перевала. Мейс предполагал, что он тут же ринется в атаку на бреющем полете, но вместо этого машина зависла над землей на своих турбодвигателях.
— Что они делают?
Ник оглянулся на «Турбошторм»:
— Слышал выражение: «И тут стало жарко»?
— Да…
В днище корабля распахнулись люки, и из них под разными углами высунулись какие-то трубы, напоминающие сопла химических ракет. Они начали извергать пламя, которое обрушилось на землю и поползло вниз по склону, обтекая камни и заполняя провалы. Буквально за пару секунд весь перевал превратился в пылающую реку, столь жаркую, что Мейсу даже на таком расстоянии приходилось прикрывать лицо рукой. Машина ринулась на них, заливая ущелье огнем.
— В данном случае, — зловеще сказал Ник, — это даже не метафора.
