Полуденный выстрел
1
Любовь Петровна еще раз сказала «заходи в гости», притворила за Ваней дверь, и он стал спускаться по ступеням. Неторопливо и без всякого желания.
Но полпути ему встретилась девочка лет десяти. Тощенькая, в светлом платьице с матросским галстучком, ничем не приметная. В лестничном полумраке лица и не разглядишь. Ваня заметил только вздернутый нос и очень светлые реденькие волосы, расчесанные на пробор. Посторонился, прижавшись поясницей к перилам. Надо было бы, наверно, сказать «привет» или «здрасте» (небось, внучка Любови Петровны), но он постеснялся. Так, молча и разошлись…
После темной лестницы двор показался очень ярким. Ваня сошел с крыльца и затоптался. Надо было пойти к калитке и выглянуть: нет ли поблизости неприятелей. Но… не хотелось. Может, лучше сразу в дальний край двора, а там — на поленницу, на забор и в переулок, где его, Ваню, вовсе не ждут?
Он не успел принять решение.
— Подожди! — долетел с крыльца голосок.
Это была девочка. Та самая. Смотрела, тревожно мигая белыми ресницами.
— Ты — Ваня?
— Д… да, — съеженно сказал он и тоже мигнул.
— Вот… Ты забыл у бабушки шнурок. Она велела вернуть…
Девочка держала синий шнурок от футбольной рубашки двумя пальчиками.
— А… да… Спасибо… — Ваня начал неловко продергивать завязку с пластмассовыми кончиками в отверстия на ткани. Старательно так продергивал и смотрел вниз. И разглядел, что на девочке такие же плетенки, как у него. Тоже на босу ногу. Только размером поменьше… Она вся была «поменьше». Где — то на год помладше Вани и ростом ему до уха. Щуплая такая, с колючими поцарапанными локотками.
Ваня продернул шнурок и стал его старательно завязывать. Идти через двор к забору на глазах у девочки было неловко (вдруг догадается о его страхах!). А соваться к калитке — немалый риск.
«Чего она торчит тут, не уходит!..»
Девочка потрогала на виске белобрысую прядку (Ваня заметил, что прядка не совсем белая, а с чуть желтоватым отсветом). Девочка сказала:
— А еще…
— Что? — бормотнул Ваня, завязывая шнурок на третий узел.
— Бабушка попросила… чтобы я тебе показала безопасную дорогу. Потому что тебя на улице караулят хулиганы. Она разглядела в окно…
Когда Любовь Петровна успела это разглядеть и рассказать все внучке? Впрочем, какая разница! У Вани от неловкости зачесались уши. Но… изображать бесстрашного героя было глупо. Во — первых, девчонка все равно все понимала, а во — вторых… если поймают — накостыляют так, что век не забудешь. А могут и мобильник отобрать…
Ваня посопел и небрежно спросил, глядя на девчонкины плетенки:
— Что за дорога — то?
— Пойдем… — Она спрыгнула со ступеньки, оглянулась и зашагала по тропинке среди подорожников. Ване что делать? Пошел следом (петух на лестнице проводил его насмешливым взглядом).
Девочка шла туда, куда собирался и Ваня — к дальнему забору с поленницей. Но карабкаться на поленницу они не стали, а пролезли в тесный промежуток между дровяным штабелем и досками (девочка — впереди, смущенный и послушный Ваня — следом). Виновато смотрел на ее тонкую шею с белым пушком. Шея была открыта, потому что волосы разделялись на две короткие косички. Девочка отодвинула на заборе доску, скользнула в щель, оглянулась:
— Пролезешь?
Ваня пролез без труда, только слегка зацепился карманом с мобильником.
За щелью открылся длинный проход: слева глухая кирпичная стена, справа — забор. Было видно, что шагов через двадцать проход поворачивает влево. А что дальше — непонятно.
— Дальше — еще одни двор, с огородом, — словно в ответ Ване сказала внучка Любови Петровны. — Его надо проскочить незаметно… А потом будет в кустах тропинка, она приведет на край лога. А там дорожка, между логом и спортплощадкой… Квакер туда не пойдет, не догадается.
— Кто не пойдет?
— Квакер. Тот, кто тебя ищет… Это не имя, а прозвище. Потому что такой вот… лягушачий портрет. Видел, как он улыбается?
«Квакеры — это вроде бы секта была такая в Америке», — вспомнил Ваня. Но не стал уточнять, хмыкнул:
— Прямо партизанская война с этим Квакером… — Было все — таки стыдно, что приходится убегать и прятаться с помощью девчонки.
— Конечно, война, — согласилась девочка. — Но мы его перехитрим. От спортплощадки всего квартал до твоего дома. Ты не бойся…
«Я и не боюсь», — хотел ответить Ваня и понял, какое это будет глупое вранье. Спросил насупленно:
— А откуда ты знаешь, где мой дом?
— Бабушка сказала. И еще сказала, что с твоим дедушкой училась в школе…
«Когда она успела? — подумал Ваня. — И про адрес, и про деда, и как меня зовут… Видать, я долго топтался на крыльце…» — И вспомнился петух с насмешливым взглядом.
Девочка не спешила. Остановилась и будто прислушивалась. Наконец позвала:
— Ну, идем…
Середина прохода заросла темной травой с узорчатыми листьями, вроде как у полыни. Ростом выше колен. А вдоль забора тянулась неширокая тропинка. Девочка шагнула на нее. Ване надоело быть все время позади, он решил пойти рядом с девочкой — прямо через травяную чащу. Девочка быстро оглянулась, уперлась ему в грудь ладошками.
— Что ты! Не ходи там!
— Почему?
— Это же татарская крапива! У вас в Москве такой, наверно, нет. Она в сто раз кусачее обыкновенной…
Ваня глянул недоверчиво. Трава казалась безобидной, совсем не похожей на крапиву. Но… спасительницам полагается верить. И он послушно пошел следом, в затылок девочке. Однако любопытство было сильнее страха. Ваня не утерпел, тыльной стороной ладони мазнул по макушке растения… «Ма — амочка моя!» Хорошо, что не вляпался ногами, а то плясал бы теперь, как на костре!
Девочка опять оглянулась.
— Зацепил все — таки?
— Чуть — чуть…
От этого «чуть — чуть» ядовитые иглы прошивали руку аж до локтя.
— Потом обмакнешь в холодную воду. Через часик пройдет…
«Ничего себе — через часик!..» Ваня на ходу лизал руку, как обжегший лапу кот.
Проход сделал поворот, и оказалось, что он упирается в крепкий, в два ребячьих роста, плетень — из толстых прутьев и березовых жердей. Девочка приложила палец к губам, раздвинула прутья.
— Ох… ну, так и есть. Пасется среди грядок…
— Кто?
— Парамоныч. Хозяин огорода. Если увидит нас, будет скандал.
Ваня тоже глянул сквозь плетень. Грузный дядька среди помидорной ботвы был старый и, кажется, хромой. Ваня азартно шепнул:
— Если рванем напрямик, он не догонит… — Хотелось показать девочке хоть какую — то смелость.
Но девочка мотнула косичками.
— Он меня знает. Сразу пойдет ябедничать бабушке.
— И что? Ты ей объяснишь, что спасала меня… Или все равно попадет?
— Да ничуть не попадет. Но он станет мучить ее разговорами про современную молодежь и клянчить взаймы. На четвертинку… Давай подождем немножко…
— Давай… — Ваня снова стал лизать руку.
В кармане опять затрепыхался, запиликал мобильник.
— Ванечка, ты далеко?
— Да недалеко, недалеко! Приду уже скоро! Не волнуйтесь вы, пожалуйста!..
— Я волнуюсь, потому что ты можешь не успеть. Если начнет сильно хлестать, спрячься под навесом на автобусной остановке или в каком — нибудь магазине…
— Что хлестать?
— Да ты разве не видишь? Посмотри на небо!
В самом деле как потемнело! Ваня глянул вверх. Над кромкой кирпичной стены клубилась белесая кайма лиловой тучи. Елки — палки! А он и не обращал внимания на небо во время своего малодушного бегства от Квакера!
У здешней погоды такое свойство: среди жаркого ясного дня вдруг откуда ни возьмись вырастает грозовое облако — треск, ливень, сломанные ветки тополей! А через полчаса опять солнце и благодать…
— Сейчас польет, — деловито сообщила девочка. — Но это даже хорошо. Парамоныч уберется, а мы бегом под дождем… Не размокнем, да?
— Да… — озабоченно сказал Ваня. — Только я боюсь, что намокнет мобильник. У меня уже было так в мае, в Москве. Попал под ливень, и телефон отказал. Его починили, но он с той поры крякает… как простуженный селезень. Я даже не жалею, что забыл его дома. А этот — дедушкин…
— Если дедушкин, то конечно… Тогда надо отсидеться. — Девочка сказала это с такой серьезностью, что на миг почудилась усмешка.
— Где тут сидеть — то? — буркнул Ваня. Сверху уже падали капли.
— Вон там… — Девочка потянула его за локоть назад, к повороту. В кирпичной толще стены у самой земли виднелась квадратная ниша. Высотой и шириной около метра и чуть поменьше в глубину. Ваня мельком подумал, что, наверно, стена была когда — то противопожарной защитой. Называется «брандмауэр». А в нише в ту пору стояла бочка с запасом воды…
2
В убежище влетели с разбега, завозились, устраиваясь. Девочка угодила Ване коленом в бок, он зашипел. Наконец уселись рядышком.
Сверху хлынуло. Ливень падал отвесно, стена не заслоняла от него землю. Но в углубление струи не попадали, только редкие брызги покусывали ноги. Ваня втянул их поглубже, согнул посильнее, охнул.
— Что? Руку жжет? — посочувствовала девочка.
— Бок… Ты мне врезала коленкой между ребер, она у тебя как деревяшка, — слегка дурашливо объяснил Ваня.
— Да, я костлявая, — печально призналась девочка. Ваня ощутил себя виноватым. Неловко утешил:
— Не костлявая, а… худощавая.
— Нет, костлявая… Всегда натыкаюсь суставами на что попало. Вот и на тебя… Ой! — Это сильно сверкнуло снаружи. И сразу грохнуло так, будто стена раскололась сверху донизу. Девочка вздрогнула и притиснулась к Ване — щуплым своим плечиком к его плечу (рядом с которым была эмблема «Айвенго»). Он высвободил из — под себя руку, обнял девочку за спину, пальцами обхватил другое ее плечо. Без всякого стесненья. До сих пор он был «тем, кого спасала она», а теперь спасал он. Стал смелее и уверенней и как бы отдавал девочке долг.
— Не бойся.
— Ага, «не бойся»… — Она не стала освобождаться из — под руки. — Я грома и молний боюсь пуще всего на свете… Пуще пауков и мокриц…
Ваня тоже побаивался грозы, но в меру. И сейчас деловито объяснил:
— Сюда молния не влетит. Ей ведь нужно для разгона расстояние, а здесь тесно. А гром — это просто звуковой эффект…
«Звуковой эффект» грянул так, что девочкино плечо под Ваниными пальцами затрепетало, будто подбитое крылышко.
— Да не бойся ты. Здесь безопасно. Даже… хорошо.
Было и правда неплохо. Кто — то расстелил здесь сухую траву, а на нее бросил старый мешок.
— Видать, это обжитое местечко, — сказал Ваня, чтобы отвлечь девочку от страха.
— Ага… Раньше здесь жил беспризорный пес Каштан. А год назад его забрал себе Квакер…
— Значит, Квакер знает это место! — сразу встревожился Ваня.
— Его многие знают. Но Квакер же не знает, что это место знаешь ты, — обстоятельно рассудила девочка. — И не будет искать тебя здесь… Тем более сейчас…
Подтверждая это «сейчас», гроза ударила снова. Правда, уже не так страшно. Шум ливня стал ровнее, хотя и оставался сильным. Лариса Олеговна при таком дожде обязательно говорила: «Разверзлись хляби небесные…» И заводила разговор о капризах нынешней погоды, о всеобщем потеплении климата, которое на деле оборачивается похолоданием, о бестолковых прогнозах синоптиков, о своей знакомой, которая работала на местной метеостанции и уволилась, потому что поругалась с начальником: он велел объявить, что на выходные ожидается прекрасная погода, хотя по всем данным следовало ждать снежных зарядов… А так же о муже этой знакомой, которому недавно сделали безболезненную операцию на почках, и о его сестре, купившей у какого — то проходимца кольцо с бриллиантом, оказавшимся простой стекляшкой…
Лишь бы не вздумала позвонить сейчас. Пришлось бы тянуться к карману за телефоном, беспокоить девочку.
Она словно угадала Ванину мысль, шевельнулась, будто хотела освободить плечо из — под ладони, но тут гром ударил с новой силой, и она опять прижалась. Надо было успокаивать снова.
— Послушай… Ты про меня столько знаешь: и откуда я, и где живу, и как зовут… А тебя как звать?
— Лариса, — быстро сказала она.
— Как мою бабушку… Но ты же не бабушка. Есть имя покороче?
— Да. Иногда зовут Лора. Или даже Лорка. Это не обидно, мне нравится.
— Конечно, чего обидного… Наоборот, красиво даже. Был такой испанский поэт, Федерико Гарсия Лорка. Его фашисты расстреляли. Очень известный поэт…
— Ты его читал? — шепотом спросила Лорка.
— Нет, — признался Ваня. — Мне мама рассказывала. Она готовила выставку иллюстраций к его стихам. В Обществе российско — испанской дружбы… Я спросил: а что по — испански значит «Лорка». А она говорит: не знаю, посмотри в словаре. Я полез в словарь, но там такого слова нет. Есть только похожее, «лоро»…
— А это что такое?
— Это значит «золотистый». Только не ко всякому существительному относится, а к полю, к хлебам. Например, «золотистая рожь»… Или… — Он запнулся, но сразу храбро сказал: — «Золотистая Лорка».
— А… что это значит?
Он сказал еще храбрее:
— Не ясно разве? Золотистая ты.
Лорка засмеялась — не очень весело, но звонко:
— Разве я золотистая? Вся белобрысая. В классе даже дразнятся иногда: седая…
Ваня не стал говорить, что дразнятся дураки: это было бы слишком просто. Он разъяснил с ученой ноткой:
— Они плохо смотрели. Все зависит от угла зрения. Я вот сегодня глянул на тебя на крыльце и увидел в волосах золотые искорки.
Лорка помолчала и шепнула:
— Правда, что ли?
— Ну подумай, зачем мне врать?
— Никогда не замечала.
— Потому что не смотрела на себя в зеркало при ярком солнце. Ты попробуй…
Лорка ничего не ответила. Повозилась, освободилась из — под Ваниной руки, попыталась натянуть на коленки подол, не сумела, уперлась в них подбородком.
— Ваня, послушай. Дождь потише стал, да?
— Потише…
Гроза кончилась так же стремительно, как началась. Вмиг ослабел и через минуту прекратился ливень. Гром прощально порокотал где — то в отдалении. Солнце окрасило желтизной край уходящей тучи.
— Кажется, отбой, — сообщил Ваня и бодро завозил ногами. — Подождем еще или будем выбираться?
— Будем, — решила Лорка. — Парамоныч спрятался от дождя, и надо успеть, пока не появился снова.
3
Они успели.
Воздух был сырой, плетень, сквозь который они продрались на огород, — тоже. Широколистная трава, что росла рядом с грядами, цапала ноги мокрыми ладонями (Лорка даже повизгивала). Зато огород миновали за несколько секунд. С натугой раздвинули прутья — палки в другом плетне и выбрались на дощатый тротуарчик — он тянулся по краю лога, огибал могучие кривые тополя. Пахло дождем, тополиной листвою, влажными травами. Миллионы капель в зарослях лога сияли радужными искрами. Ваня хотел постоять, подышать. Но Лорка потянула его за руку:
— Идем скорее… — Кажется, она не до конца доверяла этой прохладной благодати.
И… правильно не доверяла. Когда они свернули с тротуарчика и оказались на тропинке рядом с сетчатой изгородью спортплощадки, навстречу им вышли из — за трансформаторной будки Квакер и его дружки. «Пешком». Велосипеды держали за рули…
Перехитрили, гады! Переждали где — то грозу, вычислили путь беглецов, перекрыли дорогу. Для них, видать, это была очень важная охота. Интерес, азарт! «Смысл жизни», как выразился при первой встрече Квакер. Сейчас он с откровенной радостью улыбался лягушачьим ртом. Его дружки тоже улыбались, но как — то невыразительно. Лица их были туповато — одинаковые.
— Какая встреча! — Квакер широко развел руки, словно готов был обнять Ваню и Лорку. — Впрочем, ожидаемая. Девочка думала, что она умнее всех, но Квакер тоже не дурак, знает каждую тропинку. И тропинки сошлись…
«Владеет речью, гад…» — опять подумал Ваня.
— Чего надо, Квакер? Большие, крутые, да? — сказала Лорка без боязни, но и без надежды, что все кончится хорошо.
— Ага… — Квакер улыбнулся еще шире. — Ты, девочка, иди домой, там волнуются… А мы поговорим с мальчиком. Нам интересно, откуда он такой. Видно, что не здешний…
— Лорка, иди… — шепотом попросил Ваня. Если бы она ушла, он рванулся бы назад — и головой в заросли лога. Плевать на сырость, ветки — колючки и всякую там татарскую крапиву, это не смертельно. И «ковбои», небось, не стали бы догонять, с великами — то… Но Лорка никуда не пошла. Стояла бок о бок с Ваней и даже чуть впереди. Мало того, она подняла с тропинки обломленный грозою тополиный сук. Сказала тонко:
— Лучше не подходите.
Квакер и его дружки посмеялись. Не сердито, сочувственно даже. «Ненормальная», — жалобно подумал Ваня. Но сказать: «Уходи, я от них сбегу», — было теперь стыдно. Кстати, большого страха он не чувствовал, только опять жгуче зачесалась ужаленная рука да малость ослабели ноги.
Квакер отдал руль своего велосипеда приятелю, перестал улыбаться и сделал шаг вперед…
В этот момент грохнуло!
Нет, не гром, а что — то вроде взрыва. Тугой и короткий, без раскатистости, удар.
Квакер замер. У него округло приоткрылся широкий рот.
Лорка дернула плечами и шепотом спросила:
— Ваня, какое нынче число?
Более дурацкого вопроса задать не могла!
Но он так же быстро ответил:
— Двадцать второе… А что?
— Ага… — выговорила она с тихо — торжественной ноткой. И смотрела теперь в упор на Квакера. — Ну, что, Квакер? Будешь продолжать охоту? Забыл закон, да? Может, уже волосы растут между пальчиками? — Она вдруг стряхнула со ступни плетенку и пошевелила над лужицей голыми пальцами. Ехидно так.
Рот у Квакера медленно закрывался. И проступала на лице явная досада.
— Ваше счастье, головастики… — выговорил он.
Один из его дружков сунулся вперед (пухлощекий такой, с розовым следом отлетевшей болячки на подбородке):
— Да чё такого! Давай хоть отвесим пендаля по ж… и башкой в репейники…
— Цыц, — угрюмо сказал Квакер. Он опять перехватил руль, двинул свой велик назад и в сторону и заставил сделать это своих дружков. Освободил проход по тропинке. Хмыкнул.
— Идите, пока я добрый… — И добавил, глядя на Ваню: — Считай, милый мальчик, что судьба подарила тебе еще полсуток жизни.
Лорка отбросила палку, подняла с земли плетенку, взяла Ваню за локоть и храбро повела его мимо «ковбоев». Ваня ничего не понимал. Однако он чувствовал: сейчас его не тронут. Правда, один из приятелей Квакера (не тот, что с пятном от болячки, а другой, похожий на гусака) слегка замахнулся, но у Вани хватило характера не вздрогнуть.
Тропинка вывела их к белому зданию университетского общежития. Лишь тогда Ваня оглянулся: без боязни, а так, из любопытства. Но «ковбоев» уже не было видно, остались за утлом.
— Сегодня уже не тронут, — успокоила его Лорка.
— Я понял… Но почему не тронут? Лорка, что это за закон? — Ване было почему — то неловко.
— Ты же слышал выстрел. Это самодельная пушка, у здешних мальчишек. Они стреляют из нее раз в году, в самый длинный день лета, называется «солнцестояние». В полдень стреляют. Это обычай такой. После выстрела и до заката нельзя затевать драк и кого — нибудь обижать… В общем, такое правило в здешних местах…
Вот это правило! Ни о чем подобном Ваня раньше не слыхал.
— И его все выполняют?
— Ну… не все, конечно. Для всяких отморозков оно не указ. Например, для Рубика или для Репы. Но Квакер… он, конечно, балда и хулиган, только все же помнит про закон… Это как в книжке про Маугли. Читал?
— Читал. Только давно, плохо помню… — признался Ваня. — При чем там… волосы какие — то…
Лорка засмеялась:
— Там разные были звери. Волки, с которыми жил Маугли, знали законы джунглей. Они не нападали ради крови, не были слишком жестокими. А их враги, дикие собаки, никаких законов не признавали. И у них между пальцами на лапах росли волосы. У волков их не было, а у собак были. И Маугли дразнил их за это. Прыгнет на дерево и вот так… — Лорка приподняла ступню и опять пошевелила пальцами (она все еще была без плетенки на левой ноге).
Ваня засмеялся. И Лорка засмеялась, стряхнула вторую сандалетку.
— Снимай и ты. А то промочишь, сейчас лужи кругом…
Ваня послушно сбросил плетенки. Стоять босыми ступнями на мокром гравии было непривычно и приятно. Он с удовольствием потоптался. И в это время опять проснулся мобильник.
— Ванечка, где ты? Я вся извелась! Такая гроза…
— Да все со мной в порядке! Мы переждали грозу в сухом укрытии!
— Ванечка, кто «мы»?
Он прямо посмотрел на Лорку, потом на телефон и без хитростей сообщил в трубку:
— Я познакомился с девочкой. Это внучка знакомой Константина Матвеевича. Сейчас я провожу ее и сразу приду.
— Ваня, я не поняла! Какая знакомая? Какая вну…
Телефон пискнул и замер. Кончились деньги.
Ваня покаянно сказал:
— Я дурак. И этот… э — го — ист… У тебя ведь нет мобильника, надо было дать тебе, чтобы позвонила бабушке, а то она, небось, вся испереживалась… А теперь он издох…
— Не — е, она не очень переживает. Она ведь не знает, как я боюсь грозы. Думает, что я вообще ничего не боюсь. И ничего со мной не случится…
— Ты и правда…
— Что? — глянула Лорка сбоку (они рядышком тихо брели вдоль белого корпуса, шлепали по лужицам).
— Ты… и правда героическая личность. Прямо Жанна д'Арк…
— Ага! Как обмирала там, в конуре…
— Ну и что такого! Даже самый героический человек чего — нибудь на свете боится… Петр Первый боялся тараканов…
Лорка опять глянула искоса. И вдруг спросила:
— А ты?
— Я?.. — Он вздохнул вроде бы и всерьез, и дурашливо. — Если все вспоминать… — И вспомнил один, не самый большой страх: — Боюсь, например, что опять заставят заниматься музыкой.
— А ты не хочешь? Тогда упрись!
— Ну, упрусь… А куда деваться — то? Со взрослыми много не поспоришь.
— А что? Могут отлупить, да? — понимающе сказала она.
— Да при чем тут это… — вздохнул мальчик Ваня, которого не лупили ни разу в жизни. — Просто… у меня характер не такой героический, как у тебя… — Это опять было то ли в шутку, то ли всерьез.
— Ну уж, не героический! Вон как вляпал помидором Квакеру!
— Это просто лопнуло что — то внутри. А потом сразу пожалел, да поздно…
— По — моему… ты не очень пожалел… — серьезно сказала она.
«По — моему, да. Иначе мы бы и не познакомились…» — Но выговорить это вслух он не решился.
Они обогнули общежитие и оказались в сквере недалеко от костела. До Ваниного шестиэтажного, с зеленой крышей дома было рукой подать. Впрочем, и до квартала с Лоркиным домом — недалеко.
Лорка тихо спросила:
— А ты… правда думал меня проводить?
— Если хочешь…
— Ага… пойдем… — вздохнула она.
И они пошлепали по мокрой асфальтовой дорожке. Похлопывали мокрыми сандалетками — подошва о подошву.
— Лорка… А откуда обычай такой? Ну, про выстрел, когда солнцестояние? И что за пушка?
— Ваня, я даже и не знаю точно. Это надо у мальчишек спрашивать…
— У Квакера, что ли? — насупился Ваня.
— Нет, конечно! Это надо у Трубачей. Такое общее прозвище из фамилий: Трубин и Чикишев. Федя и Андрюшка. Ты не бойся, они не такие, как Квакер, крутых из себя не строят… И пушка сейчас у них…
«Больно я нужен Трубачам с пушкой», — подумалось Ване. Но Лорка, словно угадав эту мысль, сказала:
— Тебе полезно с ними познакомиться. А то ведь у тебя пока нет здесь друзей, да?
— Кроме тебя, — выскочило у Вани. И лишь потом он смутился. Огрел себя мокрой подошвой по колену.
А Лорка не смутилась, понятливо кивнула:
— Да. Но я не смогу защищать тебя от Квакера. А Трубачи… они в драках натренированные. С прошлых лет…
Ваню не очень тянуло на знакомство с тренированными в драках пацанами. Но, с другой стороны, Лорка права. Невозможно все лето жить беззащитным.
Лорка решила:
— Ты проводи меня сейчас, потом иди домой, успокой свою бабушку, а после обеда приходи ко мне снова. Тогда и пойдем к Трубачам…
