ПЕРВАЯ ЧАСТЬ САМЫЙ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ

Помидоры сияли на солнце. Горели, как стоп — сигналы, собранные в большую горсть. Они лежали в сумке, сплетенной из капроновой лески, и вместе с ней качались над немощеной дорогой деревянной улицы. Сумку несла пожилая особа с прямой спиной. Она держала сумку в левой руке, а в правой — крепкую трость с узловатыми гладкими суставами.

Особу украшала сверху белая кружевная кепочка, а костюм ее состоял из похожей на мешочный куль кофты и узких клетчатых брюк.

Судя по трости и походке, характер у пожилой дамы был твердый.

За хозяйкой помидоров следовал в десяти шагах герой нашей книги — московский пятиклассник Ваня. Точнее — шестиклассник, поскольку с пятым классом он покончил счеты три недели назад.

В начале июня Ваня приехал сюда на каникулы и теперь не спеша, с осторожным любопытством, знакомился с неведомым раньше городом…

А за решительной дамой Ваня шел просто так, без особых причин. Нравилось Ване смотреть на помидоры, от которых будто бы разлетались алые бабочки. Так ему казалось сначала. А сравнение со стоп — сигналами пришло во вторую очередь, но тоже было интересным…

«Конечно, помидоры — нездешние, — в такт шагам думалось Ване. — Южные какие — то. В этих краях для «томатного урожая» время придет еще не скоро…»

Стояло позднее июньское утро — жаркое и безоблачное. Нагретая дорожная пыль была тонкой, как серая пудра. Она припорашивала плетеные Ванины башмаки и успевшие подзагореть щиколотки. Извилистая улица тянулась среди утонувших в кленовых зарослях заборов, кривых домиков и сараев. Она была почти пуста (если не считать дамы с помидорами, Вани, рыжего кота в развилке столетнего тополя и кудлатого пса, разморенно дрыхнувшего на обочине). Потом сзади послышались лихие вскрики и шуршанье колес, появились трое на велосипедах.

Помидорные стоп — сигналы были наездникам не указ. Парни не сбавили скорость. Они со свистом пронеслись справа от Вани, а затем — слева от дамы с тростью. Тот, что впереди, крепко задел Ваню локтем, а задний зацепил педалью капроновую сетку. Сетка порвалась. Помидоры, как сбежавшие от бабки красные колобки, запрыгали в пыли.

Велосипедисты умчались вперед и весело затормозили у древних, украшенных остатками деревянного орнамента ворот. Коротко оглянулись, хохотнули. Заговорили между собой — крикливо и неразборчиво. «Ковбои недострелянные…» — мелькнуло у Вани (задетое твердым локтем плечо побаливало).

Хозяйка помидоров резко нагнулась, потом снова выпрямилась и вскинула подбородок. Теперь она стояла к Ване боком. Поза у женщины была надменная, и все же Ваня сразу увидел, что никакая она не «особа», а растерявшаяся интеллигентная бабушка.

— Хулиганы, — сказала бабушка, но не со злостью, а как — то вопросительно. Подумала и добавила: — Просто шпана какая — то… — И посмотрела на Ваню. Наверно, в первый момент решила, что он из той же компании. Но не стоило труда, чтобы понять: явно не из той. Потому что поменьше и без «колес» и вообще не «хулиган» и не «шпана», а обычный мальчишка — вроде тех, что сейчас гоняют мячи на ближней спортплощадке у студенческого общежития.

Конечно, не было у мальчика никаких «столичных признаков», да и быть не могло, поскольку большинство пацанят такого возраста выглядят нынче одинаково на всем белом свете. Слегка растрепанный и непричесанный, но в общем — то «приличный ребенок» — в аккуратных плетенках на босу ногу, в похожей на футбольную форму одежонке из синей хлопковой ткани (недавний подарок бабушки Ларисы Олеговны, маминой мамы). Малость испуганный, но больше — раздосадованный.

Таким Ваня увидел себя как бы со стороны, глазами стоявшей неподалеку старой незнакомки.

Если бы в самом деле существовала футбольная команда с такой вот формой, называлась бы она, скорее всего, «Рыцарь» или «Айвенго». Потому что на рубашке была разноцветная, размером с кулак эмблема — голова в шлеме с поднятым забралом и надпись готическими буквами: «Ivanhoe».

Надо сказать, что этот вышитый знак в какой — то мере влиял на Ванино ощущение жизни. Не сильно влиял, почти незаметно, и все — таки… Посудите сами — одно дело, когда над карманом какой — нибудь Винни Пух или Микки — Маус, а другое — когда такой вот рыцарь. Как говорится, без страха и упрека… И Ваня остался на месте, хотя первое желание было удалиться независимой походкой: я, мол, ни при чем и ввязываться не обязан.

Он не удалился, что и послужило причиной событий, без которых не было бы этой истории…

— Безобразники… — выговорила «помидорная бабушка» со слабеньким таким ожесточением. «Ковбои» хохотнули опять, а самый большой и тощий оглянулся. Сказал назидательно:

— Не надо ходить по дороге, сударыня. На то есть в нашем городе тротуары.

Тротуары и в самом деле были — хлипкие мостки в три доски, тянувшиеся вдоль заборов среди лебеды и сурепки. Ходить по ним — ноги ломать.

Ваня встретился с «сударыней» глазами. Виновато мигнул. Оставалось одно — сказать: «Давайте, я вам помогу…» Он так и сделал. Подобрал из пыли и пушистых одуванчиков сетку, расправил. Дыра оказалась большущая (все помидоры выкатились). Ванина рубашка была без пуговиц, со шнуровкой на груди. Он выдернул шнурок и крупными витками стянул края капроновой прорехи. Сел на корточки и стал складывать в сетку помидоры. Хозяйка их сказала с высоты роста:

— Спасибо, голубчик… Слава богу, в нашем городе есть еще нормальные дети…

Мальчик Ваня (который был не из «нашего города») застеснялся пуще прежнего, заспешил. Потерял равновесие и встал коленом на коварно подкатившийся помидор. Один их самых крупных. Бр — р, будто придавил медузу…

— Ой, простите, я нечаянно…

— Какие пустяки… Но смотри, ты испачкал ногу.

— Какие пустяки… — бормотнул Ваня. Получилось будто нарочно, в тон собеседнице, и он смутился снова. Быстро встал, протянул нагруженную сетку. — Вот… готово…

— Спасибо, мой хороший…

В этот момент «ковбои» у ворот громко загоготали. Ваня бросил на них короткий, как выстрел, взгляд. Нет, они смеялись, конечно, не над ним и не над хозяйкой помидоров. Они сидели на великах, обернувшись к мальчишке и бабке пестрыми спинами. Старший (который обмолвился про «тротуары») был ближе всех. Его оттопыренные уши розово светились на солнце, рыжеватая стрижка — ежик искрилась. А крепкая голая шея была… такая соблазнительно — беззащитная.

Внутри у Вани случилась «отключка». Так он называл моменты, когда словно исчезали тормоза. Это случалось редко: например, если боялся, боялся, а потом с размаха перелетел через высоченного «коня» в спортзале; или вдруг возненавидел себя за трусость и сиганул с самой верхотурной площадки в бассейн; или с маху въехал по щекастой роже семиклассника Гути, который измывался над пацаненком из третьего «А» (ух как брызнуло у того из носа! «Елена Аркадьевна, я не понимаю, что с вашим мальчиком! Всегда был такой сдержанный, покладистый и вдруг… Если такое повторится, может встать вопрос о его переводе из гимназии в школу по месту жительства…»).

Вот и теперь… исчезли все звуки, лишь тонко запищало в ушах. Раздавленный наполовину помидор лежал под ногами. Его уцелевший бок по — прежнему горел, как стоп — сигнал. Но не для Вани был этот «стоп», Ваня взял пострадавший «фрукт» на ладонь…

— Простите, а он вам тоже нужен?

— Ох, нет, конечно… А ты что? — услышал Ваня сквозь писк в ушах. — Решил его скушать? Не надо, он же грязный. Если хочешь, возьми целый…

Ваня не хотел его кушать. Он хотел другое и знал, что не промахнется: при «отключках» точность движений вырастала у него во много раз.

Послушный законам баллистики, алый снаряд описал длинную дугу и с чавканьем влепился в шею «ковбойского» предводителя.

Розовые уши дернулись, как осенние листья на ветру.

— И?.. — вопросительно сказал их хозяин. Потом изумленно пропел: — И — и–и…

Медленно развернулся вместе с велосипедом. Вмиг усмотрел виновника своего унижения. Толкаясь ногами о землю, стал подъезжать — неторопливо и неумолимо (а «отключка» у Вани сразу пропала и душа опустилась в холодный желудок). Дружки пострадавшего безмолвно двинулись следом. Драпать было бесполезно — все равно догонят на великах.

Все трое остановились в пяти шагах. Предводитель нагнул к плечу голову. Сказал почти сочувственно:

— Бзя недоразвитая… Ты хоть понимаешь, что с тобой будет?

Так Ваня впервые услышал здешнее словечко «бзя», означавшее всякую никчемность. А что с ним будет, Ваня понимал. Ох как понимал…

«Ковбой» — предводитель растянул в улыбке лягушачий рот. Округлил глаза. Уши его хищно зардели.

— Хорошо — то как. У меня снова появился смысл жизни. Это — ты. Я не изничтожу тебя сразу, а буду делать это постепенно, при каждой встрече. Медленно и с удовольствием. И ты поймешь, ненаглядная лапочка, что такое вечный страх жизни…

«Владеет речью, паразит. Неокончательно тупой, — мелькнуло у Вани. — Но гад окончательный…» — Жидко — зеленые глаза врага подтверждали Ванино суждение. Они были безжалостны, несмотря на улыбку. А два других «ковбоя» были «никакие». Безмолвно лупали веками.

Их предводитель потрогал шею, облизал ладонь и еще на метр катнулся вперед. Наверно, чтобы начать программу «изничтожения».

Но «помидорная бабушка» повела себя совершенно неожиданно. Опустила сумку к ногам, левую ладонь положила на Ванино плечо, а трость мушкетерским жестом выставила перед собой. Сообщила молодым голосом:

— Не советую проявлять агрессивность, молодой человек. Вы получили по заслугам и ступайте своей дорогой. Имейте в виду, что в молодые годы я занималась фехтованием…

«Получивший по заслугам» ухмыльнулся, но спорить не стал. Приложил ко лбу ладонь (так отдают честь американские военные), развернулся с велосипедом и тихо поехал прочь. Дружки — за ним. Такой исход ничуть не успокоил Ваню. Потому что его новый недруг оглянулся, и в болотных глазах было обещание.

«Черт меня дернул связываться…» — нарастала у Вани здравая и тоскливая мысль. И все же воспоминание о метком чавкающем ударе оставляло в душе некоторое удовольствие. И на миг представилось даже, что вышитый рыцарь на рубашке улыбается из — под забрала.

— Я тебе очень благодарна, мальчик, — сказала «фехтовальная бабушка» уже не юным, а обычным голосом. — А не мог бы ты оказать мне еще одну услугу?

Чтобы не казаться совсем струсившим, Ваня слабо пошутил:

— Еще в кого — нибудь вляпать помидором?

— Нет, что ты! Просто помоги мне донести сумку до дома… К тому же, тебе все равно надо взять обратно шнурок.

— Да, конечно! — В том смысле, что «конечно, помогу» и «конечно, надо взять». А в общем — то оба понимали, что смысл в другом: лучше держаться вместе, пока враги на велосипедах неподалеку…

Пошли рядом, по краю дороги. Выросшие между дощатым тротуаром и обочиной лопухи шуршали по сумке с помидорами. С другой стороны тротуара, у заборов, подымались травянистые кусты. Высокие, больше Вани. С цветами разных тонов — от бедно — розовых до темно — вишневых. Формой цветы напоминали крупные головки «львиного зева». Их было много на здешних улицах, и Ване они нравились. В Москве ничего похожего не встречалось. «Орхидеи да и только…»

Ваня однажды спросил у бабушки Ларисы Олеговны, как по — настоящему называются эти «орхидеи». Та не знала. «В прежние времена их не было, они стали появляться несколько лет назад, все разрастаются и разрастаются. Прямо… марсианские посланцы какие — то…»

«Марсианские посланцы» — это само по себе было привлекательно. Таинственно даже. И Ваня тогда впервые подумал, что город Турень, куда его «сослали», не столь уж плох…

Было в городе что — то такое… От сказок Андерсена или от мушкетерской поры, или от том — сойеровского Сент — Питерсборо. Деревянная старина перепутывалась с новыми, но тоже похожими на старинные, кварталами. Белая колокольня древней церкви подымалась в облака вместе с башнями и шпилями университетских корпусов. На шпилях красовались узорные железные флаги и корабли. Подождать немного, присмотреться — и появится среди них Карлсон с пропеллером или растрепанная тетка на метле…

Через дворы и улицы тянулся глубоченный заросший овраг (некоторые утверждали, что это бывший крепостной ров). В нем тоже цвели «марсианские посланцы». Таинственно журчала внизу невидимая речка Туренка. Овраг назывался «лог». От лога, мимо покосившихся домов с деревянной резьбой, чугунных решеток и длинных факультетских зданий с полукруглыми окнами уходили к реке широкие мостовые. Река была ничуть не уже, чем в столице. И обрывы над ней напоминали Воробьевы горы…

Конечно, не вся Турень была такая. В современных районах, куда бабушка Лариса Олеговна возила внука покупать летнюю одежку и обувь, все напоминало Москву. Но потому Ваня и смотрел там вокруг без интереса. Что он, не видал проспектов, супермаркетов с эскалаторами, многоэтажек и площадей с фонтанами?..

Здесь, в районе исторического центра, в который аккуратно вросли новые университетские кварталы, было совсем по — другому. Тоже порой шумели машины, однако слышался и стрекот кузнечиков. И густо летали над подорожниками и клевером коричневые бабочки…

Жаль только, что и в этих местах у Вани появились теперь недруги…

Ваня украдкой оглянулся: не движутся ли недруги следом? Те двигались, но в отдалении. Делали вид, что едут по своим делам. «Ага, по своим… Знаем мы эти дела…»

Идти молча было неловко. Ваня совсем уже решился поинтересоваться: не знает ли его спутница, как называются «марсианские» цветы у заборов? Но вместо этого вдруг спросил:

— Скажите, пожалуйста, вы правда занимались фехтованием?

Спутница откликнулась охотно:

— Что ты! Нет, конечно! Это я сказала так, для храбрости. Но я в школьные годы очень любила смотреть фильмы про рыцарей и мушкетеров. Эти кинокартины были тогда черно — белые, иностранные и назывались «трофейные». Попали к нам во время войны с Германией… Ужас, какие давние времена, да?.. А еще я не хуже мальчишек сражалась на палках, когда играли в пиратов и Робин Гуда… А как тебя зовут, юный рыцарь?

«Рыцарь…» Это она из — за вышивки на футболке или из — за того, что отомстил обидчику? (Ох, лучше бы этого не было!)

— Меня зовут Ваня, — сообщил он со вздохом.

— Замечательное имя! А меня Любовь Петровна… А во времена сражений на палках звали меня Люба или даже Любка. Или, бывало, Любка — Синяпка…

— Как? Простите, я не расслышал.

— Си — няп — ка… Потому что девичья фамилия была Грибова. А в ту пору все знали дразнилку — считалку: «Гри́бки — обабки, рыжики, синяпки…»

— Если правильно, то, наверно, синявки, — деликатно уточнил Ваня.

— Если правильно — да. Но кто из нас в те времена обращал внимание на грамматику! — Любовь Петровна шагала широко, постукивала палкой о дорогу и смотрела прямо перед собой. Похоже, что стремительно укатилась памятью в прошлое. Но через несколько шагов встряхнулась, — А ты, Ваня, откуда появился в этих местах? Раньше я тебя не встречала…

— Я из Москвы. На каникулах у бабушки… которую, кстати, раньше никогда не видел. Так получилось…

— Вот как! — почему — то обрадовалась Любовь Петровна. — Это, наверно, замечательно — жить в столице! А?

— М — м… не знаю. По — моему, обыкновенно. Да я подолгу нигде больше и не жил, сравнивать не с чем…

— Я в прежние годы нередко ездила в Москву, гостила там у друзей. Это было прекрасно… Впрочем, по — всякому… Ну вот, мы и пришли.

Ваня завертел головой (и при этом зацепил глазом притормозивших в отдалении недругов). Куда пришли — то? Рядом — бревенчатая стенка выходящего на улицу сарая, а дальше — очередной забор с торчащими над ним верхушками кленов… Ой, нет! В заборе была дощатая калитка с тяжелым железным кольцом. Любовь Петровна с натугой повернула кольцо, калитка отъехала внутрь.

— Входи, Ванечка. Здесь наша «тихая обитель»…

Двор был просторный, заросший, как и улица. По краям — какие — то будки и хибарки, а посреди двора — длинный кирпичный дом. Трехэтажный, но не высокий. С обвалившейся здесь и там штукатуркой. С крутой железной крышей, где торчала треугольная чердачная будка. К будке вела из лопухов приставная лестница. На ее ступеньках сохли плетеные половики. На самой нижней сидел пестрый петух гордо — обиженного вида.

— Строение столетней давности, — сообщила Любовь Петровна. — Бывший доходный дом купчихи Мелентьевой. Представь себе, памятник старины, хотя ничего знаменательного, кроме возраста, в нем нет. Городские власти там и тут сносят деревянные дома с уникальной резьбой и кружевной жестью, а этого монстра трогать запрещено. А поскольку запрещено, то и жильцов не расселяют. И обитают здесь люди в квартирах с ржавыми трубами и печками начала прошлого века…

— А зачем сносят — то? Деревянные… — осторожно спросил Ваня.

— Чтобы строить офисы и рестораны, разумеется. Во имя ее величества прибыли…

— В общем, как в Москве, — понимающе отозвался Ваня.

Впрочем, дом не произвел на него отталкивающего впечатления. Было в нем даже что — то… почти что приключенческое. Будто он из книжки «Кортик» про мальчишек — пионеров давнего времени. И печки там… Ване всегда мечталось о квартире с печью, в которой можно разводить живой огонь…

— Цыпа — цыпа… — тихонько сказал Ваня петуху. Тот глянул с ожиданием: что дальше? Но Ваня не знал, что дальше, и петух обиделся на жизнь еще сильнее.