Книга: Американский таблоид
Назад: 8. (Майами, 11 декабря 1958 года)
Дальше: 10. (Лос-Анджелес, 14 декабря 1958 года)

9.
(Чикаго, 11 декабря 1958 года)

Кандидат в информаторы «еврейчик Ленни» за работой: собирает прибыль музыкальных автоматов.
Литтел следил за ним. За час они успели побывать в шести питейных заведениях Гайд-парка — Ленни работал быстро.
Ленни болтал с игроками. Острил. Раздавал миниатюрные бутылочки виски «Джонни ред лейбл». Травил байки про Ком Сан Чина, китайского членососа, — и за семь минут собрал всю мелочь с автоматов.
Лени явно нуждался в персональном следаке. Даже по меркам программы по борьбе с оргпреступностью это была личность уникальная: комик, сборщик денег на нужды кубинских политиков, своего рода талисман мафии.
Ленни притормозил возле заведения Тиллермана. Литтел припарковался и ровно через полминуты вошел в помещение вслед за ним.
В заведении было неимоверно жарко. В зеркале за барной стойкой он увидел свое отражение: куртка лесоруба, брюки из хлопчатобумажного твила и тяжелые рабочие ботинки.
Он все еще походил на преподавателя колледжа.
Стены были украшены символикой профсоюза водителей грузовиков. Среди всего этого выделялась глянцевая фотография в рамке: Джимми Хоффа и Фрэнк Синатра держат только что пойманную рыбу.
Шоферская братия стояла в очереди в буфет, где подавали горячее. Ленни уселся за столик у задней стены — в компании с коренастым мужчиной, уписывающим солонину.
Литтел опознал его: Джейкоб Рубенштейн, также известный как Джек Руби.
Ленни принес ему мешки с монетой. Руби принес с собой чемодан. Должно быть, обмен наличности.
Рядом с ними не было ни одного пустого столика.
Мужчины стояли у барной стойки и пили «жидкий обед» — стопка виски и кружка пива. Литтел знаками попросил того же — никто не засмеялся.
Бармен принес требуемое и взял деньги. Он выпил «обед» залпом — точно так же, как его братья — водители грузовиков.
От виски он мгновенно вспотел; а от пива — покрылся гусиной кожей. «Обед» укрепил его нервы.
Раз он уже побывал на собрании участников программы по борьбе с оргпреступностью. Прочих, казалось, его появление возмутило — еще бы, мистер Гувер его протолкнул. Агент по имени Курт Мид отнесся к нему доброжелательно — остальные же сухо кивнули и вяло пожали ему руку.
Уже три дня он — агент программы. За это время он отработал три смены на посту прослушивания, изучая голоса представителей чикагского преступного мира.
Мимо проплыл бармен. Литтел поднял вверх два пальца — точно так же, как просили добавки прочие посетители.
Сэндс и Руби продолжали беседу. Все соседние столики были по-прежнему заняты — а со своего места ему ничего не было слышно.
Он выпил и заплатил. Алкоголь немедленно ударил ему в голову.
Употребление спиртных напитков при исполнении служебных обязанностей было запрещено уставом Бюро. Не так, чтобы строго — точно так же, как и установка «жучков» на сексодромах, чтобы поймать за яйца какого-нибудь политикана.
Агент, который работал на посту прослушивания у дома Шофтел, по-видимому, зря терял время — пока что ничего путного на кассетах не было. Ненависть мистера Гувера к семейству Кеннеди была явно направлена не на того из ее представителей.
Роберт Кеннеди показался ему героем. Доброта Бобби к Роланду Кирпаски ПРЕДСТАВЛЯЛАСЬ вполне искренней и неподдельной.
Тут освободился один из столиков. Литтел прошел мимо обедающих и занял его. Ленни и Рубенштейн-Руби были всего в нескольких метрах от него.
Говорил Руби. Его «слюнявчик» был весь заляпан едой.
— Хеши вечно думает, что у него рак или еще какая-нибудь бяка. Стоит у Хеши прыщику вскочить, как он начинает кричать, что у него злокачественная опухоль.
Ленни откусил маленький кусочек сэндвича:
— Хеши — молодец. Когда в пятьдесят четвертом я выступал в ресторане отеля «Звездная пыль», он приходил каждый вечер. Хеши всегда предпочитал смотреть на тех, кто выступает в маленьких ресторанчиках при отелях, нежели посещать большие залы. Да пусть сам Иисус Христос вместе с двенадцатью апостолами выступает на большой сцене в «Дюнах», а Хеши все равно придет в какой-нибудь игровой клуб, чтобы послушать никому не известного итальяшку-певца, потому что его кузен — мафиози.
Руби сказал:
— Хеши прется от минета. Он всегда заказывает только минет, потому что думает, что он полезен для предстательной железы. Он рассказывал мне, что перестал совать свой шницель в телку еще в тридцатых, когда был с «пурпурными» и какая-то баба решила повесить на него отцовство своего ребенка. Хеши сказал, что ему уже десять тысяч раз отсасывали. Во время этого дела он любит смотреть «Шоу Лоренса Уэлка». Он нанял человек девять врачей, чтоб те лечили его от придуманных им себе болячек, и все медсестры у него отсасывают. Оттого он и думает, что это полезно для здоровья.
«Хеши», скорее всего, был Хершелом Майером Рюскиндом, который «занимается торговлей героином на территории побережья Мексиканского залива».
Ленни сказал:
— Джек, чертовски не хотелось нагружать тебя монетой, но у меня совершенно не было времени, чтобы сходить в банк. А Сэм дал мне четкие указания. Он сказал, что ты тоже совершаешь обходы и запас времени у тебя крайне ограничен. Хотя я рад, что у нас было время перекусить. Смотреть, как ты ешь, — сущее удовольствие.
Руби вытер «слюнявчик» салфеткой.
— Чем лучше кормят, тем сильней я могу заляпаться. Вот в Далласе есть кулинария — это да. Что тут — несколько пятен. А вот там у меня каждый раз вся манишка такая, как из баллончика покрасили.
— Для кого деньги?
— Для Батисты и Бороды. Санто и Сэм вдруг заинтересовались политикой. На неделе я туда вылетаю.
Ленни отставил тарелку:
— У меня тут новый номер — мол, Кастро эмигрировал в Америку и заделался поэтом-битником. Курит марихуану и говорит как черномазый.
— Твоему таланту место на большой сцене, Ленни. Я всегда это говорил.
— Скажи это еще раз, Джек. Чем чаще ты будешь это повторять, тем больше шансов, что тебя услышат.
Руби встал:
— Вообще, никогда не знаешь…
— Тоже верно. Шалом, Джек. Обожаю смотреть, как ты ешь.
Руби вышел с чемоданом в руке. Еврейчик Ленни закурил сигарету и закатил глаза — мол, о Господи.
Комические номера. Минеты. Водка с пивом на обед.
С легкой головой Литтел пошел к машине.

 

Ленни вышел двадцать минут спустя. Литтел поехал за ним — тот повернул на север по Лейк-Шор-драйв.
Ветровое стекло покрылось брызгами пены — сильный ветер вспенил волны озера. Литтел врубил печку — в салоне, где прежде было слишком холодно, стало чересчур жарко. От алкоголя у него пересохло во рту и немного закружилась голова. Дорога перед ним слегка подпрыгивала — но только слегка.
Ленни просигналил «поворот». Литтел съехал на другую полосу и, сбавив скорость, последовал за ним. Они повернули на Голд-Коуст — слишком шикарное место для игровых клубов.
Ленни повернул на Раш-стрит. Литтел увидел ряд коктейль-баров: фасады небольших домов из бурого кирпича и мягкий свет неоновых вывесок.
Ленни припарковался перед «Убежищем Эрнандо». Литтел очень медленно подъехал к заведению.
Дверь резко отворилась. Он увидел двух целующихся мужчин — всего пару секунд, но и этого было достаточно.
Литтел поставил машину совсем рядом с авто Ленни и переоделся: сменил куртку лесоруба на синий блейзер. Правда, остался в прежних брюках и ботинках.
И вошел, закрываясь от ветра. Внутри царили полумрак и дневное затишье. Отделка была сдержанной: всюду полированное дерево и оливковая кожа.
Отгороженные веревкой, стояли обтянутые кожей диванчики-банкетки. В баре за стойкой, на разных концах ее, сидели две парочки: двое мужчин постарше и Ленни с каким-то парнишкой из колледжа.
Литтел пристроился посередине. Бармен не обратил на него ни малейшего внимания.
Ленни говорил. Модуляции его голоса изменились — куда-то делся тягучий выговор и еврейский говорок.
— Ларри, видел бы ты, как ест этот несчастный.
Подошел бармен. Литтел сказал: «Виски и пива».
Посетители удивленно обернулись на него.
Бармен налил ему порцию виски. Литтел залпом опрокинул ее — и закашлялся. Бармен заметил:
— Ого, как мы хотели пить!
Литтел полез за кошельком. Доставая его, он зацепил корочки удостоверения, и оно шлепнулось на барную стойку — жетоном вверх.
Он схватил его и кинул на стойку горсть монет. Бармен сказал:
— А что, пива мы не будем?

 

Литтел вернулся в офис и напечатал рапорт о слежке. Ему пришлось сжевать пару мятных леденцов, чтобы не пахло спиртным.
Он умолчал о том, что пил, и об осечке, которая вышла в «Убежище Эрнандо». Зато подчеркнул суть: по всей видимости, Ленни Сэндс ведет тайную гомосексуальную жизнь. Этим можно будет воспользоваться при попытке завербовать его как доносчика: наверняка он скрывает эту часть своей жизни от сообщников-гангстеров.
Ленни его так и не заметил. Пока что его «хвост» ничем себя не скомпрометировал.
Курт Мид постучал в стекло его кабинки:
— Тебя вызывают по межгороду, Уорд. Какой-то Бойд из Майами.
Вторая линия.
Литтел взял трубку:
— Привет, Кемпер. Что ты снова делаешь во Флориде?
— Работаю на Бобби и на Эдгара Гувера — только никому не говори.
— И как результаты?
— Ну, у меня продолжают появляться свидетели, а у Бобби — исчезать; так что я назвал бы это ничьей. Уорд…
— Ты хочешь попросить об услуге.
— Вообще-то даже о двух.
Литтел откинулся в кресле:
— Выкладывай.
Бойд начал:
— Сегодня Хелен прилетает в Чикаго. Рейс 84 авиакомпании «Юнайтед», из Нового Орлеана в аэропорт Мидуэй, время прибытия — 17.10. Встретишь ее и отвезешь в отель, ладно?
— Конечно. И накормлю ужином. Господи, как хорошо — правда, в последний момент, но здорово!
— Да, это наша Хелен, порывистая и непостоянная путешественница. Помнишь того парня, Роланда Кирпаски?
— Кемпер, я видел его всего три дня назад.
— Ну да, ну да. В любом случае, он сейчас вроде как во Флориде, но что-то я не могу его нигде найти. Он должен был позвонить Бобби и проинформировать его о планах мистера Хоффы касательно Солнечной долины, да так и не позвонил. В отеле мне сказали, что он ушел вчера вечером, но не вернулся.
— И теперь ты хочешь, чтобы я съездил к нему домой и поговорил с его супругой?
— Именно, если тебе нетрудно. Если узнаешь чего путное, оставь сообщение на столе информации в местном офисе. Я пока что не нашел себе тут отеля, но потом осведомлюсь у них, звонил ты или нет.
— Адрес говори.
— Саут Уобош, дом 818. Скорее всего, наш Роланд загулял с какой-нибудь красоткой, но узнать, звонил ли он домой, не помешает. И, Уорд…
— Знаю. Я помню, на кого ты работаешь, и постараюсь, чтобы все произошло как можно формальней.
— Спасибо.
— Да не за что. Кстати — сегодня я видел человека, который перевоплощался так же здорово, как и ты.
Кемпер сказал:
— Быть того не может.

 

Мэри Кирпаски быстро впустила его в дом. Который был перегружен мебелью и слишком жарко натоплен.
Литтел снял пальто. Женщина практически впихнула его в кухню.
— Обычно Роланд каждый вечер звонит домой. Он сказал, что если в этот раз он не позвонит, то я должна связаться с властями и показать им его записную книжку.
Литтел почувствовал запах капусты и вареного мяса.
— Я — не из Маклеллановского комитета, миссис Кирпаски. И с вашим мужем я не работал вообще.
— Но вы знаете мистера Бойда и мистера Кеннеди.
— Мистера Бойда я знаю. Это он попросил меня зайти к вам.
Она обгрызла ногти до мяса. Помада на губах была наложена неровно.
— Вчера вечером Роланд не позвонил. Он вел записную книжку, где записывал все дела мистера Хоффы, но в Вашингтон ее брать не стал — прежде, чем согласиться давать показания, он хотел встретиться с мистером Кеннеди.
— Какую записную книжку?
— Список чикагских телефонных звонков мистера Хоффы, с датами и всем прочим. Роланд говорил, что украл телефонные счета нескольких друзей мистера Хоффы, потому что сам мистер Хоффа боялся звонить по межгороду из своего отеля — опасался «жучков»…
— Миссис Кирпаски…
Она схватила со столика записную книжку в кожаном переплете.
— Роланд очень рассердится, если я не покажу это властям.
Литтел открыл книжку. На первой странице были записанные в аккуратные столбики имена и номера телефонов.
Мэри Кирпаски придвинулась ближе:
— Роланд звонил в телефонные компании разных городов и выяснял, кому принадлежат номера телефонов. По-моему, он представлялся полицейским или кем-то в этом роде.
Литтел принялся листать страницы — от начала до конца. Роланд Кирпаски писал печатными буквами, аккуратно и разборчиво.
Несколько имен «входящих абонентов» показались знакомыми: Сэм Джианкана, Карлос Марчелло, Энтони Ианноне, Санто Траффиканте-мл. Одно имя было не только знакомым, но и наводило страх: Питер Бондюран, дом 949 по Мэпплтон-драйв, Лос-Анджелес.
Хоффа трижды звонил Большому Питу: 25.11.58, 1.12.58, 2.12.58.
Бондюран — который способен ломать браслеты наручников голыми руками. Который, по слухам, убивал людей за десять тысяч баксов и оплату перелета. Мэри Кирпаски перебирала бусины четок. От нее пахло влажными салфетками и сигаретами.
— Мэм, разрешите воспользоваться телефоном?
Она показала на столик с телефоном у стены. Литтел протянул шнур до самого угла кухни.
Она оставила его одного. Литтел услышал, как в соседней комнате щелкнуло радио.
Он набрал оператора междугородней связи. Она соединила его со службой безопасности лос-анджелесского международного аэропорта.
Трубку снял мужчина.
— Сержант Дональдсон. Чем могу помочь?
— Это специальный агент Литтел, чикагское отделение ФБР. Мне нужна информация о ранее бронированных билетах.
— Да, сэр. Скажите мне, что именно вам нужно.
— Мне нужно, чтобы вы навели справки об авиакомпаниях, самолеты которых летают рейсами из Лос-Анджелеса в Майами и обратно. Билеты были забронированы на восьмое, девятое либо десятое декабря, ну и обратные соответственно. Мне нужно узнать, была ли бронь на имя Питера Бондюрана, пишется Б-О-Н-Д-Ю-Р-А-Н, или за счет «Хьюз тул компани», или «Хьюз эйркрафтс». Если что-либо из этого подтвердится и билеты были заказаны на мужское имя, мне понадобится описание внешности этого мужчины, — либо когда он забирал билет, либо когда поднимался на борт.
— Сэр, это последнее, что вы хотите… это же как иголку в стоге сена искать!
— Не думаю. Мой подозреваемый — белый мужчина, росту в нем метр девяносто пять, очень мощного телосложения. Если вы его хоть раз видели, то уже не забудете.
— Записал. Вам перезвонить?
— Нет, я подожду. Если через десять минут вы не вернетесь на линию, я скажу вам номер, и буду ждать вашего звонка.
— Да, сэр. Оставайтесь на линии.
Литтел стал ждать. Перед его мысленным взором предстала картина: распятый Большой Пит Бондюран. Сквозь нее проступили очертания кухни: душной и тесной, с висящим на стене церковным календарем с отмеченными красным днями святых.
Медленно проползли, одна за другой, восемь минут. Внезапно в трубке послышался возбужденный голос сержанта.
— Мистер Литтел?
— Да.
— Мы нашли. Не думали, что у нас что-то получится, но это так.
Литтел достал свою записную книжку:
— Говорите.
— Рейс 104 авиакомпании «Америкэн эйрлайнз» — из Лос-Анджелеса в Майами. Вылетел из Лос-Анджелеса в восемь ноль-ноль утра вчера, десятого декабря. Был забронирован билет на имя Томаса Петерсона, за счет компании «Хьюз эйркрафт». Я говорил с сотрудницей, которая выдавала билет, и она вспомнила человека, которого вы описали. Вы были правы, такое не…
— Обратный билет тоже заказан?
— Да, сэр. Рейс 55 авиакомпании «Америкэн». Прибывает завтра в семь утра.
У Литтела закружилась голова. Он приоткрыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуху.
— Сэр, вы здесь?
Литтел нажал «сброс» и затем набрал «О».
— Оператор.
— Мне нужен Вашингтон, округ Колумбия. Номер KL4–8801.
— Да, сэр. Подождите минутку.
Соединили быстро. Голос ответил:
— Отдел информации. Специальный агент Рейнолдс.
— Это специальный агент Литтел, чикагское отделение. Мне нужно передать сообщение специальному агенту Кемперу Бойду, в Майами.
— Он — из отделения в Майами?
— Нет, он находится там в служебной командировке. Мне нужно, чтобы вы передали это сообщение директору чикагского отделения и попросили его определить местонахождение спецагента Бойда. Скорее всего, речь идет о банальной проверке гостиниц, и если бы это было не так срочно, я бы проверил это сам.
— Обычно мы этим не занимаемся, но не вижу причин, почему нет. Давайте ваше сообщение.
Литтел говорил медленно:
— Имеются косвенные и гипотетические — эти два слова подчеркнуть — доказательства того, что Д. X. нанял нашего французского приятеля П. Б., чтобы устранить свидетеля комитета Р.К. Наш приятель улетает из Майами сегодня поздно вечером. Рейс 55 авиакомпании «Америкэн». Звони мне в Чикаго для уточнения деталей. Срочно сообщи Роберту К. Подпись: У. Дж. Л.
Агент повторил. Литтел услышал, как прямо за дверью всхлипывает Мэри Кирпаски.

 

Рейс Хелен задерживался. Литтел ждал в коктейль-баре у выхода.
Он снова пересмотрел записи Кирпаски. Инстинкт с самого начала подсказывал ему: Кирпаски убил Пит Бондюран.
Кемпер упомянул о погибшем свидетеле по имени Гретцлер. Если удастся связать этого человека с Бондюраном, можно будет предъявить тому обвинения в ДВУХ убийствах.
Литтел прихлебывал водку и пиво. Попутно поглядывал в зеркало на задней стене, чтобы полюбоваться на свой внешний вид.
Рабочая одежда абсолютно ему не шла. Она никак не гармонировала с его очками и редеющими волосами.
Водка обжигала, пиво щекотало. К нему подошли двое и схватили его.
Его рывком поставили на ноги. Ухватили под локти и затащили ближайшую закрытую телефонную будку.
Быстро и верно — никто из охранников в гражданском ничего не заметил.
Те двое завели ему руки за спину. Из тени вышел и вырос над ним Чик Лиги.
Литтел почувствовал, что у него подкосились колени. Те двое удержали его, и он остался на ногах.
Лиги сказал:
— Твое сообщение Кемперу Бойду было перехвачено. Своей внезапностью ты мог повредить его прикрытию. Мистер Гувер не желает, чтобы Бобби Кеннеди оказывали содействие, а Питер Бондюран — ценный помощник Говарда Хьюза, большого друга мистера Гувера и Бюро. Вы знаете, что такое полностью закодированное послание, мистер Литтел?
Литтел заморгал. С него упали очки. Все расплылось.
Лиги сильно ткнул его пальцем в грудь:
— Вы больше не участвуете в программе по борьбе с оргпреступностью; вы возвращаетесь в отдел по борьбе с красной пропагандой. Возражения не принимаются.
Один из его помощников выхватил у Литтела из рук записную книжку. Второй заметил:
— От вас несет спиртным.
Оттолкнув его локтями в сторону, они вышли вон. Вся операция заняла ровно полминуты.
Руки болели. Стекла очков были все в царапинах и выбоинах. Он толком не мог ни дышать, ни стоять на ногах.
Качаясь, он кое-как добрался до своего столика. Судорожно выхлебнул остатки водки с пивом, и дрожь его оставила.
Оправа очков погнулась, и они сидели косо. Он снова посмотрел в зеркало — оттуда на него смотрел самый неубедительный рабочий в мире.
Из динамиков интеркома донеслось: «Произвел посадку самолет, следовавший рейсом 84 из Нового Орлеана».
Литтел залпом прикончил напитки и сжевал мятную конфету. Он прошел к выходу и, пробираясь сквозь строй пассажиров, вышел к самолету.
Хелен заметила его и уронила чемоданы. Ее объятья едва не сбили его с ног.
Вокруг них толпились люди. Литтел сказал:
— Привет! Дай-ка я на тебя посмотрю.
Она превратилась в высокую девушку — ее затылок касался его подбородка.
— Потрясающе выглядишь!
— Румяна «Макс Фактор № 4». Просто чудо, что они делают с моими шрамами.
— Какими шрамами?
— Очень смешно. А ты теперь что — дровосек?
— Был недавно.
— Сьюзен говорила, мистер Гувер наконец-то разрешил тебе гоняться за гангстерами.
Какой-то мужчина споткнулся о чемодан Хелен и злобно воззрился на них. Литтел сказал:
— Пошли, накормлю тебя ужином.

 

Они съели по бифштексу в «Стокъярд-инн». Хелен болтала без умолку и слегка опьянела от красного вина.
Из долговязой она сделалась высокой и стройной; в ее лице чувствовались сила и решительность. И бросила курить — сказала, что эта привычка — признак ложной искушенности.
Раньше она стягивала волосы в узел, чтобы выставить свои шрамы напоказ. Теперь же она их распустила — отчего шрамы не так бросались в глаза.
Официант катил мимо них тележку с десертом. Хелен заказала пирог с орехами пекан, Литтел — бренди.
— Уорд, почему все время говорю я?
— Я хотел резюмировать.
— Резюмировать что?
— Тебя в двадцать один год.
— Начинаю чувствовать себя зрелой, — простонала Хелен.
Литтел улыбнулся.
— Я собирался сказать, что ты стала уравновешенной — и не потому, что стала спокойней и сдержанней. Раньше, когда ты хотела сказать что-то важное, ты спотыкалась о слова. Теперь же ты думаешь, прежде чем что-то сказать.
— Теперь другие спотыкаются о мои чемоданы, когда я волнуюсь при встрече с мужчиной.
— Ты хочешь сказать — со старым другом, который помнит тебя еще маленькой?
Хелен тронула его руки:
— С мужчиной. У меня был в Тулейне один преподаватель, и он говорил, что, когда речь идет о студентах и профессорах или о старых друзьях, возраст не имеет значения — подумаешь, плюс-минус четверть века.
— Ты хочешь сказать, что он был на двадцать пять лет старше тебя?
Хелен рассмеялась.
— На двадцать шесть. Он всегда пытался приуменьшить нашу разницу в возрасте, чтобы не так шокировать народ.
— Неужели ты имеешь в виду, что у вас была связь?
— Ну да. И еще — что это была не просто жалкая похоть, которая имела место быть с сокурсниками, — они вечно думали, что раз у меня шрамы, то уломать меня будет совсем просто.
Литтел не удержался:
— Господи Иисусе.
Хелен махнула вилкой в его сторону:
— А вот теперь ты действительно расстроился; потому что где-то в глубине души ты все еще семинарист и произносишь имя Спасителя нашего всуе только тогда, когда и вправду нервничаешь.
Литтел глотнул бренди:
— Я собирался сказать: Господи Иисусе, неужто мы с Кемпером отбили у тебя охоту встречаться со сверстниками? Неужели ты всю свою молодость так и будешь гоняться за мужчинами средних лет?
— Слышал бы ты, как мы разговариваем между собой — Сьюзен, Клер и я.
— Хочешь сказать, моя дочь и ее лучшие подруги ругаются, как портовые грузчики?
— Нет, но мы уже не один год обсуждаем мужчин — мужчин вообще и вас с Кемпером в частности, — на случай, если у тебя хоть иногда горели уши.
— Ну, Кемпера я еще понимаю — он красивый и опасный.
— Ну да, и еще он — герой. Но жуткий бабник, и даже Клер это знает.
Хелен сжала его руки. Он почувствовал, как забилось его сердце. И тут ему пришла в голову безумная мысль… Господи Иисусе… твою мать!
Литтел снял очки.
— Не думаю, что Кемпер — такой уж герой. Я всегда считал, что герои — они по-настоящему добрые и щедрые.
— Звучит как эпиграмма.
— Эпиграмма и есть. Ее сочинил сенатор Джон Ф. Кеннеди.
— Значит, ты тоже в него влюбился? Говорят, он жуткий либерал.
— В кого я «влюбился», так это в его брата Роберта — вот кто настоящий герой.
Хелен ущипнула себя:
— В жизни не думала, что буду вести столь странные разговоры с другом семьи, который знал меня с тех пор, как погиб отец.
Эта мысль — Господи Иисусе.
— Я стану героем — для тебя.
Хелен сказала:
— Мы не можем позволить себе быть столь патетичными.

 

Он отвез ее в отель и поднял наверх ее чемоданы. На прощание Хелен поцеловала его в губы. Его очки зацепились за ее волосы и упали на пол.
Литтел приехал обратно в аэропорт Мидуэй и купил билет на рейс до Лос-Анджелеса и обратно; рейс отбывал в два часа ночи. Стюардесса обалдело воззрилась на его билет — обратный рейс отбывал через час после посадки.
Последняя порция бренди помогла уснуть. Он проснулся в жутком похмелье как раз тогда, когда самолет коснулся земли.
У него оставалось четырнадцать минут. Рейс 33 из Майами прибывал вовремя, к девятому выходу.
Литтел показал охраннику свой жетон и получил разрешение на проход на бетонированную площадку. Головная боль с похмелья начала усиливаться. Сновавшие вокруг грузчики с недоверием смотрели на него. Он и вправду походил на немолодого бродягу, который спал в одежде.
Самолет приземлился. Наземная команда подкатила трап.
Бондюран спускался из передней двери. Киллеры Джимми Хоффы летали первым классом.
Литтел подошел к нему. Сердце его бешено колотилось; ноги точно онемели. Голос его задрожал и сорвался на фальцет:
— Когда-нибудь я заставлю тебя заплатить. За Кирпаски и все остальное.
Назад: 8. (Майами, 11 декабря 1958 года)
Дальше: 10. (Лос-Анджелес, 14 декабря 1958 года)