В нашем Петровском храме более двадцати лет служил старостой Петр Иванович Белов. Когда он в очередной раз заболел простудой, не обратил на это внимания, но болезнь сама не проходила, и скоро он слег. Его состояние быстро ухудшалось, и он впал в бессознательное состояние. В таком положении он пробыл четыре часа. Потом он неожиданно очнулся и спросил:
– Где икона «Знамения» Божией Матери?
Его жена, перекрестив больного, сказала:
– Петр Иванович, что с тобой?
Помолчав немного, он ответил:
– Послушайте, что я вам расскажу. – И, перекрестившись, начал говорить: – Я еще жив! Слава Тебе, Господи, что я еще жив! Я видел, как мое грешное тело перенесли в гробу в нашу Преображенскую церковь и отпели. Потом из церкви меня понесли на городское кладбище. Когда стали подходить к могиле, ко мне навстречу вышли покойные родители и наши умершие дети. Они закричали: «Папенька! Мы здесь давно вас ждем!» Когда же мой гроб хотели опустить в могилу, вдруг появился какой-то монах и сказал: «Остановитесь! Он должен умереть через десять дней, 14 ноября, на праздник Космы и Дамиана, в четыре часа дня». Как только он закончил свою речь, я увидел над собой икону Божией Матери «Знамение» с распростертыми надо мной руками. Я хотел поцеловать образ и вдруг ожил.
Рассказ больного поразил многих, все хотели узнать, сбудутся ли слова монаха. На следующий день больной причастился и пособоровался. Через пять дней он во второй раз причастился. За день до его кончины родные, не спросив больного, хотели пригласить священника, но Петр Иванович умолял отложить это до утра. Так и сделали. После ранней литургии он в день своей кончины в третий раз был удостоен причащения Святых Тайн, причем над ним прочитали и отходную молитву. Затем больной благословил детей, попрощался с родными и мирно отошел ко Господу в час, предсказанный ему в видении.
«В восьмидесятых годах прошлого века я был в числе братии Троице-Сергиевой лавры. Вместе со мной здесь же жил и смиренный, неграмотный монах Смарагд, из крестьян Рязанской губернии. Он проходил послушание при свечном ящике Троицкого собора. Единственным его собеседником был иеромонах Григорий, по просьбе Смарагда писавший иногда письма его родному брату, крестьянину. Смарагд помогал своему брату чем мог и считал это своей обязанностью. Однажды отец Смарагд в течение нескольких дней не показывался в церкви. Когда я спросил, почему его так долго не видно, мне ответили, что он мирно предал свой дух Господу, напутствованный Таинствами Святой Церкви.
Отца Смарагда похоронили на лаврском братском кладбище и понемногу стали забывать о нем. Прошло уже более сорока дней после его кончины. Однажды, в холодный зимний вечер, после вечернего богослужения, мы сидели вдвоем с отцом Григорием в его теплой, уютной келье, разбирая только что полученные им журналы и беседуя о помещенных в них статьях. В одиннадцать часов вечера я пожелал ему спокойной ночи и удалился в свою келью.
Утром отец Григорий сказал мне:
– А я вчера ночью чуть было не побежал к тебе, и только Господь укрепил меня в решимости остаться в своей келье.
– Почему? – спросил я.
– Когда ты ушел, – продолжал он, – я прилег отдохнуть, оставив в зале на столе горящую лампу. Вдруг инстинктивно почувствовал, что в комнате есть кто-то посторонний. Поднял глаза и увидел в дверях стоящего в мантии и клобуке покойного отца Смарагда. Он молчал, молчал и я, не чувствуя ни страха, ни смущения.
„А я к тебе, отец Григорий“, – сказал он.
„Ведь ты же, отец Смарагд, умер, каким же образом оказался здесь?“
„Умер я телом, – ответил он, – а душой, по милости Божией, жив“.
„Как ты себя чувствуешь там?“
„Слава Богу, хорошо. Потрудись, отец Григорий, написать брату о моей кончине, пусть помолится с домашними обо мне!“
„С радостью исполнил бы твое желание, отец, но письмо с адресом давно потерял“.
„Это письмо лежит в нижнем ящике твоего письменного стола, под бумагами. Найди его, пожалуйста!“
„Хорошо, обязательно найду, – пообещал я. – А видел ли ты кого-либо из святых Божиих?“
„Был я у святителя Димитрия Ростовского и получил его благословение“.
„А видел ли ты Бога?“
„Видел и поклонился Ему“.
„Умоляю тебя: скажи, есть Бог?“
Но, очевидно, мой вопрос был настолько дерзок, что отец Смарагд или не мог, или не хотел ответить на него. Приложив палец к устам, он безмолвствовал. И в этот момент он стал невидим.
Только теперь я почувствовал сильный страх. Был момент, когда я чуть не побежал в твою келью, но, устыдившись своего малодушия и осенив себя крестным знамением, остался у себя. Желая проверить слова отца Смарагда о письме, я заглянул в ящик стола и действительно нашел там письмо: оно спокойно лежало под бумагами, давно мной забытое…»
«На Светлой неделе я заболела дифтеритом и была отправлена в городскую больницу. На следующий день, когда я лежала в постели и стала засыпать, ко мне неожиданно явился покойный отец. Он подошел, взял меня за руку и повел за собой. Очень скоро мы оказались на кладбище. Отец сказал мне:
– Ты скоро умрешь, дочка!
– Я не хочу умирать! – ответила я.
– Почему?
– Я еще молодая, хочу жить.
– Хорошо, я возьму дедушку, если на это будет воля Господня.
– А скоро дедушку возьмешь? – спросила я.
– Я тебе потом скажу.
– Но скоро ли? – опять спросила я.
– Нет, не скоро. – После этого отец с любовью посмотрел на меня и сказал: – Хорошо ты делаешь, Анюта, что зажигаешь лампаду перед святыми иконами. А вот о моей могиле никто из вас не позаботился, хотя бы ячмень на ней посеяли…
– Я скажу маме, и мы обязательно посеем!
После этого отец взял меня за руку, и мы с ним пошли вперед. Сначала дорога была каменистая, потом началась тропинка, покрытая красным блестящим песком. Скоро мы оказались перед большими, высокими воротами, на них было много икон, а сбоку стояли два монаха. Я вошла вместе с отцом в эти ворота. Тут нас встретило очень много детей, среди них я увидела своих братьев и сестер, умерших в разное время. Все они поцеловались со мной. Мы пришли к большой белой церкви. Иконостас блестел, в нем было много икон, Царские врата были раскрыты. На клиросах стояло много Ангелов. Все пели „Христос воскресе из мертвых“. Кроме Ангелов и монахов, в храме никого не было. Я стала молиться перед иконой Божией Матери. Потом отец взял меня за руку, и мы вышли из церкви. Тут я увидела яркий свет, не похожий на солнечный. В это время отец велел мне поклониться. Я поклонилась.
– Почему мне велели поклониться?
– Тебя Господь благословил, – ответил отец.
Тут нас опять встретили дети, и мы пошли дальше. Деревьев вокруг было очень много. Дети срывали с них плоды и давали мне.
Я спросила их:
– Что вы здесь делаете?
– Богу молимся, в церковь ходим, поем, звоним на колокольне.
– А за кого вы молитесь? – спросила я.
– За тех, кто за нас молится.
– Чем вы здесь питаетесь?
– Молитвами, когда нас поминают.
– Какими молитвами?
– Какие бывают на проскомидии.
– А когда вас не поминают, тогда чем питаетесь?
– Когда ты придешь к нам, тогда все узнаешь.
Тут все дети стали просить меня, чтобы я осталась у них, но я не хотела оставаться.
Отец позвал меня:
– Пойдем!
Я стала прощаться с детьми, брала их за руки, а они меня целовали.
Когда мы пошли дальше, я стала расспрашивать папу:
– А вы спите здесь?
– Зачем нам сон? Спит наше тело, а душа-то не спит!
– Разве ночей здесь не бывает?
– У нас всегда светло.
– А холодно бывает?
– Здесь нет ни холода, ни жары.
Через какое-то время мы вышли на мрачную каменистую дорогу. Чем дальше мы шли, тем темнее становилось, вокруг было сыро и холодно, нас окружал смрад. Тут я увидела много людей. Некоторые из них сидели за какими-то перегородками, и все они плакали. У многих женщин, склонивших головы, одежда была мокрая от слез. Я узнала некоторых знакомых и свою крестную мать, умершую два года тому назад. Увидев меня, она хотела подойти ко мне, но кто-то невидимо удержал ее и не пускал. Она опять села и заплакала. Я спросила:
– О чем ты плачешь?
– О том, что обо мне никто не молится! – Хорошо ли тебе здесь?
– Нет, – ответила она.
Я хотела еще с ней поговорить, но папа повел меня дальше. Мы шли как будто под гору, все время вниз. Там было темно, и вдруг я увидела впереди огонь, выходивший откуда-то снизу, и сильно испугалась. Отец сказал мне:
– Ничего не бойся!
Я спросила его:
– Что это за люди внизу?
– Грешники, – ответил он.
Вдруг я очнулась… Я лежала в постели, около меня никого не было».