9

Трюк с мочой у Игнатьева не получился. Медсестра оказалась проворной стервой. Увидев мужика с банкой, она стала орать и яростно отбиваться сумкой. Похоже, решила, что Игнатьев собрался окатить её кислотой. В итоге часть мочи пролилась на асфальт, а остальное попало Игнатьеву на штаны и футболку. Он взбесился и хотел врезать этой бабе «с вертушки», но её крики привлекли слишком много внимания. Из здания больницы выбежал охранник. Довольно молодой и крепкий парень. К тому же наверняка с «тревожной кнопкой» в кармане униформы. Пора было сваливать. Крикнув медсестре, что она, сука, будет кровавыми слезами плакать, Игнатьев залез в машину и сорвался с места. Через квартал он немного сбросил скорость. От него воняло мочой. В груди клокотало от злости и адреналина. Будто проглотил живую птичку и она рвалась наружу. Хотелось быстрого и убедительного реванша. Он представил, как сжимает медсестре горло и размеренно бьёт кулаком в ухо. Где деньги, сука? Где деньги? Игнатьев решил, что так и сделает. Позже. Она уже наверняка позвонила ментам. Никакого толку от этого не будет. Но лучше переждать несколько дней. Пусть успокоится. Потом снова «сделать ей рандеву». Уже не с мочой. Можно и кислотой. Не в лицо, конечно, а на ноги – самое то.

Игнатьев заехал на заправку. Залил в бак десять литров. Потом позвонил знакомой проститутке по имени Кристина. Она была индивидуалкой, принимала клиентов на съемной квартире. Игнатьев её крышевал, а плату в основном брал натурой. Кристина была старовата. На животе появились растяжки после родов. Зато она многое умела и позволяла делать с собой всё что угодно.

– Ты дома? – спросил Игнатьев.

– Я работаю, – ответила Кристина.

Это означало, что она дома, но не одна.

– До скольки? Я хочу заехать.

– Ещё два часа, но я потом к массажисту записана. И вечером работа.

Игнатьев нажал отбой. И опять стал злиться. Кристина хорошо снимала стресс. Особенно когда он стегал её ремнём, прикованную к батарее. А бывало, и она его. День не задался. Да и жизнь, если подумать. Когда-то Игнатьев мечтал служить в ФСБ. Но провалил психологический тест. Ему удалось устроиться в ОМОН. Всё равно что мечтать быть летчиком, а стать таксистом. Однажды на стрельбищах Игнатьев чуть не застрелил комбата. Забыл проверить патрон в стволе. Комбат сломал ему нос. Пришлось делать операцию, вправлять перегородку. Пока был на больничном, отряд уехал в Чечню. Вернулся без потерь, зато с наградами и премиями. А он стал похож на неумелого боксёра со своим перебитым носом. Да и отношение к Игнатьеву стало каким-то снисходительным. Будто он специально откосил от командировки. За восемь лет дослужился лишь до звания старшего сержанта. Из-за постоянных пьянок заработал выговор и проблемы с печенью. Потом провалил аттестацию, и злопамятный комбат слил его, как воду из бачка унитаза. Игнатьев попробовал устроиться в центр по борьбе с экстремизмом, но опять завалил тест. Он прикидывал варианты: что дальше? Пойти работать в ЧОП? Покончить с собой? Изнасиловать бабу ночью в парке? В итоге понемногу попробовал всё. Полгода поработал охранником ТЦ. Пытался повеситься на старом шарфе, но тот растянулся так, что Игнатьев достал ногами до пола. Избил пьяную девицу на ночном пустыре. Насиловать не решился. Было слишком холодно. Вскоре после этого он познакомился с Германом. И к чему это привело? Вот он стоит на душной автозаправке, облитый собственной мочой и отвергнутый стареющей проституткой.

«Я какой-то лузер», – подумал Игнатьев и достал сигареты. Чиркнул зажигалкой. К нему тут же подбежал работник в комбинезоне, смуглый и тощий, как ветка.

– Нельзя курить, нельзя, друг, – сказал он с сильным акцентом и замахал руками.

Игнатьев убрал сигареты, пнул этого чурку в мошонку и забрался в машину. Проехав пару кварталов, он достал смартфон и набрал номер Германа.

– Как прошло? – спросил тот.

– Плохо. Я ранен. Эта сука как кобра отбивалась.

– Но ты всё сделал?

– Сделал. Но не доделал. Надо пожёстче ею заняться.

– Ну, займись, – сказал Герман равнодушно.

– И мне нужна прибавка.

– Ладно, слушай, потом обсудим. Я сейчас занят немного.

– Потом ты забудешь.

– Хорошо. Разберёшься с этой бабой, получишь процент больше обычного.

– А ещё этот задрот, с мёртвой женой.

– Что с ним-то такое? – спросил Герман.

– Я сейчас поеду к нему. Какой смысл нам ждать? Надо его расшевелить. Ты сам сказал, он плохо отдупляет ситуацию.

– Ладно, смотри сам.

– Я его расшевелю, – сказал Игнатьев.

– Хорошо, хорошо. Отзвонись потом.

Они отключились одновременно. Герман бросил смартфон на кровать и погладил по голове сопящую Кристину.

– Ладно, всё, вставай, поворачивайся.

Она встала и повернулась.

Игнатьев притормозил у обочины и стал искать в смартфоне адрес Бобровского. Оказалось, он живёт рядом.

10

Бобровский зашёл в аптеку. От борща у него началась изжога. Он купил несколько пакетиков фосфалюгеля, один тут же надорвал, выдавил в рот и, морщась, проглотил. Захотелось пить. Бобровский наклонился к аптечному окошку и попросил стакан воды.

– Простите, у нас нет, – ответила фармацевт, симпатичная девушка, и натянуто улыбнулась.

– Ладно, – сказал Бобровский. И пробормотал: – Вы тут, наверно, от жажды умираете.

– Стойте! – окликнула девушка. – Мужчина!

– Да? Что?

– У вас сзади брюки порваны.

Бобровский заглянул через плечо, но ничего не смог увидеть. Он вышел на улицу. Духота стала совсем невыносимой. Мимо медленно прошла женщина с пустой детской коляской. Она покачивала коляску и что-то напевала. Бобровский достал мобильник и набрал номер тестя. Тот ответил после первого гудка. Голос был встревоженный.

– Да, Алексей, слушаю тебя, здравствуй.

– Добрый день, – сказал Бобровский. – У меня к вам небольшое дело.

– Да, что-то случилось? – Тесть затаил дыхание.

– Вы что-нибудь знаете про Настин кредит?

– Какой такой кредит, Алексей? Ты о чём?

– Мне вчера звонили коллекторы. Сегодня я встречался с одним из них. Настя взяла в банке кредит. Я про это был не в курсе.

Тесть молчал. Бобровскому почудилось, что старик с кем-то перешёптывается. С кем-то? С тёщей, конечно. А может, он просто сопел.

– Вы что-то знаете? – спросил Бобровский.

– Нет, – ответил тесть. – Нет, Алексей. Первый раз слышу. Уж если ты ничего не знал, то мы и подавно. Настя, Царство небесное, ничего не говорила.

– Ясно, – сказал Бобровский.

Женщина с коляской свернула за угол.

– Алексей, – позвал тесть.

– Да?

– Это жульё! Жульё тебе звонит. Вот что я думаю. Настя никогда не брала никакие кредиты. Она даже у нас деньги не брала.

– А вы давали?

– Ну, конечно! О чём ты? Постоянно. Ты в милицию обратись, – сказал тесть. – Это мошенники. Легко сказать, брала кредит, а где доказательства? У мёртвого-то не спросишь.

– Мне показали договор.

– Подделка, – сказал тесть. – Они что угодно на своих ксероксах напечатают, не отличишь.

– Понятно. Вы ничего не знаете. А кто может знать точно?

– Так если она тебе не сказала ничего. И нам не сказала. То уж вряд ли кому-то сказала. Алексей, напиши в милицию заявление. Вот что я думаю.

– Ладно, – сказал Бобровский.

– Как у тебя дела вообще? – спросил Валерий Кузьмич. Его, конечно, интересовало одно – не передумал ли зять освобождать квартиру по-хорошему.

– Изжога, – ответил Бобровский. – Все дела.

– Соды выпей, – успел сказать тесть.

Бобровский нажал кнопку отбоя, сунул телефон в карман и поплёлся по улице.

Валерий Кузьмич ещё некоторое время держал трубку у уха. Потом положил телефон на стол между тарелок. Они с женой как раз обедали. Ели гороховый суп с копчёностями на первое, рис с курицей на второе и чай с бубликами на третье.

– Чего он? – спросила Лариса Ивановна.

– Спрашивал про Настин кредит, – сказал Валерий Кузьмич.

– А ты?

– Ну ты же слышала. Откуда мне знать? Говорю же, жульё какое-то.

– Ты ему не говорил, что Настя у нас просила в долг?

– Нет. Да я и думать забыл про это.

– А квартира? – спросила Лариса Ивановна, жуя копчёности.

– Что квартира?

– Он ничего не сказал? Собирается съезжать?

– Ну мы же договорились. В конце недели съедет.

– Ох, не нравится мне это всё! Не к добру! Что-то он воду мутит. Вот сдаст сейчас квартиру чёрным каким-нибудь на год и свалит потихоньку с деньгами. А ты их выгони потом.

– Ну вряд ли, – сказал Валерий Кузьмич, глядя в тарелку. – Он-то? Он же лапоть. Тетёха. Кому он там сдаст? Нет, сомневаюсь.

– Надо было сразу гнать его, с милицией, – сказала Лариса Ивановна. – Чего мусолить.

– Не по-людски так сразу гнать, – ответил Валерий Кузьмич. – Всё-таки жена умерла. И он бездомный.

– Ай! – махнула рукой Лариса Ивановна.

– Чего ай?

– Они с Настей уже и не жили путём. Разошлись бы не сегодня-завтра. А квартира наша. Мы покупали.

– Мы покупали, – кивнул Валерий Кузьмич. – Помнишь, я Титову писал?

– Какому Титову?

– Космонавту Герману Титову.

– Да какому Герману Титову! Ты Леонову писал. Забыл, что ли?

– Разве?

– Ну. Вот маразматик-то!

– Я не маразматик, – ответил Валерий Кузьмич и отодвинул тарелку. – Упомнишь их всех.

– Ты знаешь что? – сказала Лариса Ивановна. – Позвони Никите. Пусть он поедет туда и проверит всё.

Никита был их сын. Брат Насти.

– Ладно, – сказал Валерий Кузьмич. – Правильно. Квартира ему достанется, а морочимся мы. Пусть поедет. А когда позвонить?

– Ну поешь и позвони, – ответила Лариса Ивановна.

Валерий Кузьмич подвинул тарелку.