24

У входа в ТЦ Бобровского ждал капитан Митин. На его чёрной футболке был изображён ревущий медведь с окровавленной пастью. Под рисунком было написано «Welcome to Russia».

– Опаздываете, – сказал Митин.

Бобровский посмотрел на часы.

– Девять двадцать восемь. Ещё две минуты в запасе.

– Ладно, ладно. Идёмте, тут кафе рядом со стоянкой.

– Значит, это вы мои проблемы можете решить? – спросил Бобровский.

– А кто же ещё? – ответил Митин. – Во внеслужебное время я много чего делаю. Помогаю людям вроде вас, например.

– Странно, прошлый раз мне коллектор тоже здесь назначил встречу.

– Тут такое место. Все друг с другом встречаются. За стоянкой, скажем, встречаются гомики, а потом идут в туалет ТЦ и сосут друг у друга.

– Надо же.

– Вы сказали, у вас что-то случилось.

– Да, утром. Мне позвонили…

– Сейчас всё расскажете, – перебил Митин.

Они зашли в кофейню. Капитан заказал большую чашку кофе с миндальным сиропом и кусок шоколадного торта. Бобровский попросил стакан воды. Сели за столик у окна. Отсюда открывался вид на автостоянку. Машин было мало. ТЦ открывался в десять.

– Прежде чем перейти к делу, обговорим условия, – глядя на свой торт, сказал Митин.

– Давайте, – ответил Бобровский.

– Напомните, сколько вам заломили.

– Сто пятьдесят.

– Без процентов?

– Про проценты я ничего не слышал, – сказал Бобровский.

– Ещё услышите. Как только вы отдадите им сто пятьдесят, они загрузят вас процентами. Думаю, это ещё сто пятьдесят штук. Или больше. Какой вкусный торт. В общем, они с вас не слезут, пока не выдрочат без остатка.

– Что сделают?

– Выдоят. Разденут вас до трусов. А если трусы хорошие, то их тоже заберут. Я это точно знаю. И кофе хороший. Мои условия такие. Я беру сто тысяч. Цена фиксированная. Никаких доплат, ничего. Платите мне и живёте, в ус не дуете. Этих пидоров я скручиваю в бараний рог. В принципе, можно сделать так, чтобы они даже извинились перед вами. Посмотрим по ходу дела.

Бобровский помалкивал. Остатки мелочи, что дал Никита, он потратил, чтобы приехать сюда. Больше денег не было. А ещё предстояло как-то добраться до кладбища.

– Обдумываете? – спросил Митин. – Между прочим, я вам, когда записывал номер телефона, сказал, чтобы вы очень хорошо подумали заранее.

– Да, я подумал.

– Оно и видно. Деньги можете перевести на карточку.

Бобровский поднял стакан и выпил воду. Потом сказал:

– У меня вообще нет денег.

Митин отодвинул тарелку с таким выражением на лице, будто внутри торта обнаружился запечённый таракан.

– Ага. Нет денег?

– Нет.

– А для чего вы тогда мне позвонили? Я вам записал номер телефона. Но я разве подписался «Робин Гуд»? Или «мать Тереза»? Ну-ка, скажите.

– Нет, – сказал Бобровский. – Я даже не знал, что это окажетесь вы.

– Но кто бы ни был. Вы думали, тут благотворительное общество?

– Не знаю. Я в беде. Хватаюсь за любую соломинку. А это была последняя.

– В беде, в беде, – задумчиво повторил Митин. – Помните, у Петросяна была такая шутка? Друг познается в бидэ?

– Нет, не помню. А вы не помните анекдот про трёхлапого пса без хвоста?

– Не слышал такой анекдот. У нас в прошлом месяце дознаватель изнасиловал свидетеля. Прямо в кабинете. Вот это покруче любого анекдота.

Митин запихал в рот большой кусок торта и, жуя, уставился на Бобровского.

– Что вы сидите? Идите и решайте свои проблемы сами. По большому счёту, любой мужик должен уметь это делать.

– Согласен, – сказал Бобровский. – Прощайте.

Он обошёл здание ТЦ и у входа увидел Риту. Она курила сигарету, дожидаясь, когда откроют двери. Рита его заметила и помахала рукой. Он подошёл.

– Привет, – сказала Рита. – Ты чего тут? В гости решил зайти?

– А, нет. Встречался кое с кем. Извини за звонок. Глупо было. К тому же поздно ночью.

Рита посмотрела на него.

– Так это ты звонил, что ли? А я спросонок решила, что это просто какой-то пьяный мудак из бывших. Некоторые иногда звонят. Не часто, но случается.

– Нет. Это я был. Поговорить хотелось.

– Напился?

– Трезвый был.

– А что случилось? Слушай, я про долг помню. Верну на следующей неделе, обещаю.

Бобровский махнул рукой.

– Это особо не бери в голову.

– Блин, неудобно, – сказала Рита. – Ты бы позвонил вечерком, пораньше, поболтали бы.

– Ну, может, позвоню. Мне сейчас надо идти уже. Слушай, у тебя не найдётся сотки?

– Сотки?

– Да, рублей сто. На проезд. Я должен съездить в одно место, но денег нет ни копейки.

– Конечно, сейчас.

Рита порылась в сумочке. Достала зелёную банкноту – двести рублей.

– Спасибо. – Бобровский сунул деньги в карман.

– Лёш, ты позвони, когда захочется, – сказала Рита. – Но только не совсем ночью.

25

Автобус ехал долго, со всеми остановками и задержками у светофора, когда горел красный свет. В салоне стояла жара, открытые окна и люки не спасали. Бобровского укачало, и он задремал. Приснился короткий сон, будто он поселился жить в лифте. Кабина была тесна. Бобровский кое-как устроился в углу, поджал ноги. То и дело заходили люди, чтобы подняться или спуститься. Они брезгливо, с недоверием смотрели на Бобровского. Потом вдруг зашёл его заводской приятель Марченко, повесившийся десять лет назад. Посмотрел сверху вниз и сказал:

– Что эта моча тут делает?

Бобровский проснулся и увидел перед собой кондуктора, костлявого, седого и сутулого старика.

– Проездной? – спросил тот.

Бобровский протянул двухсотрублевую банкноту. Старик проверил её на свет, потёр пальцами и начал отсчитывать сдачу. Начислил пачку сотенных.

– Это много, – сказал Бобровский. – Я вам дал двести, а не две тысячи.

– А? Что? – Старик посмотрел на банкноту. – Точно, етить! И правда. Спасибо, дорогой.

Потом Бобровский снова задремал. На этот раз без сновидений. Проснулся от голосов. Рядом болтали два пожилых дядьки. Оба поддатые.

– Государству невыгодно, чтобы ты болел, – говорил один. – Ты нужен государству здоровым. Чтобы пахать, пока не сдохнешь.

– А где пахать? – отвечал второй. – Где, Семён? Всё производство стоит. Наш шарикоподшипниковый закрылся в девяносто четвертом, я с тех пор только в охране работал.

Семён махнул рукой, достал ноль двадцать пять. Они выпили по глотку и расцеловались.

– Возьму ружьё и в лес уйду, – сказал Семён.

Бобровский уставился в окно. Задремать в третий раз у него не получилось. «Какой сегодня день?» – подумал он.

Автобус остановился у кладбищенских ворот. Бобровский вышел из салона. Кондуктор помахал ему. Кладбище было большое и потихоньку расширялось. Настю похоронили на другом конце, рядом с забором. Почти впритык. Бобровский подумал, что через год-другой забор перенесут дальше и положат кого-то ещё в новую землю. Может быть, его? Но это вряд ли. Скорей всего, его кинут в безымянную могилу, рядом с другими бездомными.

Бобровский вдруг вспомнил, как сидел на ящике из-под патронов рядом с обрушенной стеной дома. Из-под груды кирпичей торчала грязная, обнажённая ступня. Неподалёку тарахтел БПМ. На броне сидел механик-водитель и разглядывал свой дырявый кирзовый сапог. Его собственная голая ступня болталась над разъезженной траками землёй. Подошёл небритый рыжеватый парень, почесал щетину и сказал:

– Ну чего, пошли подвалы проверим?

Бобровский поднялся, закинул на плечо автомат и показал на торчавшую ступню.

– Смотри.

– Чего? – сказал парень, Витя Телегин.

– Нога.

– Ну нога.

– Надо бы откопать.

– А что там откапывать? Идём, без нас откопают.

Что было дальше, он плохо помнил. Всё как во сне – обрывочно, смутно и не реально. Кто-то плакал, кто-то ругался. Кого-то они выносили на руках. Бабку с самоваром? Через несколько дней Бобровского самого точно так же несли на руках, и он слышал голоса издалека:

– А сапог где?

– Хуй его знает, сорвало сапог.

– Стой, головой его разверни.

– Ай, да какая разница!

Его засунули в транспорт вперёд ногами и захлопнули дверь. Всё происходило будто бы в гигантском облаке ваты.

Бобровского стало мутить от воспоминаний.

Он прошёл через кладбище по главной аллее, потом свернул на дорожку между участками. В ветвях тополя прокаркала ворона. «Наверно, таскает еду с могил», – подумал Бобровский. Через сотню метров он увидел Настину могилу. Крест стоял на месте, целый и невредимый. Под ним лежали дешёвые пластиковые венки. Бобровский стал задыхаться. Он услышал тонкий писк и не сразу сообразил, что этот звук сам издаёт горлом. Вместо могилы теперь была яма глубиной метра полтора. Гроб лежал на дне, он был пуст. Внутрь насыпали горку земли, и Бобровский заметил на ней след от ботинка. Он несколько раз обошёл вокруг ямы. Посмотрел вверх и по сторонам. Вокруг ни души. По пути Бобровскому встретились лишь два человека – поддатый землекоп с тележкой, загруженной лопатами, и маленькая морщинистая старушка в белом платочке, прибиравшаяся у могилы.

Он оступился и чуть не рухнул в яму.