Глава 40
Отбиваясь и крича, Джонни поднялся с пола.
– Уходите! Убирайтесь ко всем чертям! – На ногах он стоял, как боец, только что получивший на ринге сотрясение мозга. – Господи… проклятый…
– Джонни…
– Нет. Отойди. – Нащупав рукой стену, он прижался к дереву лицом, увидел капельки пота на кончике носа. – Что вообще происходит?
– Не знаю. Это ты мне скажи.
Джек вытер кровь с носа, промокнул ее платком. У Леона зияла царапина на щеке, распухла губа. Кри стояла, прижав руку к груди, и только Вердина казалась спокойной.
– Что ты видел? Рассказывай, быстро.
– Ничего…
– Не лги.
– Я ничего не видел. Я был в земле и…
– Не был.
– Был. У меня на языке ее вкус.
– Нет! – Старуха с такой силой ударила палкой о половицу, что получился звук наподобие выстрела. – Ты не можешь видеть этот сон! Он – порождение боли Айны, ее страдания! – Она взглянула на Кри. – Что ты скажешь об этом?
– Я…
– Говори, дитя!
– Я хотела, чтобы он почувствовал то, что чувствовала я, что чувствовала Айна. Хотела, чтобы он страдал.
– Почему? – спросил Джонни.
– Потому что Джон Мерримон был одним из тех, кто закапывал ее заживо.
– Но не я.
– Однако ж я вижу вас во сне. Вижу вас обоих.
Вердина покачала головой.
– Это невозможно. Мы видим во сне свой народ. Он видит свой.
– Да пошли бы вы все, – махнул рукой Джонни.
– Подожди!
Но Джонни уже отодвинул Джека плечом и вышел из дома. После сна, в котором он задыхался, болела грудь. Все остальное ныло после схватки с Леоном и Джеком. Ни один из них не проявил снисходительности. Помяли крепко, наградив и синяками, и ссадинами. Возле ручья Джонни опустился на колени, плеснул в лицо водой, продышался. Тело ныло и болело, но в действительности ничего не изменилось.
Он хотел получить ответы.
И это значило, что придется рисковать еще раз.
* * *
На этот раз Джонни сделал по-другому.
– Хочу, чтобы все вышли.
Он уже вернулся от ручья, но, хотя прошло десять минут, все оставались на своих местах как вкопанные.
– Да перестань, Джонни.
– И тебя, Джек, это тоже касается. – Он повернулся к Кри. – Если очнусь в могиле, винить буду тебя.
– Постараюсь думать о приятном.
– Просто выйди. – Джонни подождал, потом повернулся к Вердине. – Было бы лучше, если б я знал, куда попаду.
Старуха выпрямилась над палкой, но от этого стала как будто даже меньше.
– Предвидение может повлиять на видение.
– Неважно.
– Самое главное – местонахождение могилы Айны.
– Почему?
– Неужели непонятно? В самом деле? Ты же знаешь, что она чувствует.
– То есть чувствовала. Прошедшее время. – Она промолчала, и Джонни нахмурился. – Почему вы так уверены, что я смогу ее найти?
– Джон Мерримон выстрелил в Айну дважды и похоронил ее на болоте. С ним там никого не было. Воспоминания принадлежат только ему.
– Предположим, вы правы, и я найду могилу. Мне-то что с того?
– Я отвечу на любые оставшиеся вопросы насчет того места, которое ты называешь домом. Я устрою так, что Хаш Арбор будет только твоим во всех отношениях, со всеми его секретами и историей. Сделаешь это для меня, и я дам тебе все, чего ты всегда желал.
Она торговалась и не скупилась на обещания, и все равно Джонни не доверял ей.
– Я никого не убивал, – обратился он к Кри. – Джон Мерримон – может быть, но не я.
– Просто найди ее.
– Ты тоже этого хочешь? Того же, что она?
– Да.
– Тогда держи свои мысли при себе. Не толкай меня в ту же могилу.
* * *
Он еще долго не мог уснуть.
Слышал, как они шепчутся за дверью.
Закрыл глаза и ощутил во рту вкус земли.
В конце концов сон все же пришел, мягко, как румянец. Нахлынул незаметно. Потом, уже во сне, пришло видение. И оно началось с Айзека.
* * *
Его лицо блестело; стояла ночь, и за окном горели факелы.
– Пришли, – сказал он.
Толпа уже спускалась по подъездной дорожке к большому крыльцу. Человек пятьдесят. Может быть, больше.
– Сколько у нас возле главного входа?
– Четверо.
Несколько слуг, несмотря ни на что, остались верны хозяину. С ружьями в руках они охраняли переднюю дверь.
– Что с задним?
– Еще двое.
– Этого хватит.
– Я повесил белого.
– По моему приказу.
– Неважно. – Айзек покачал головой. – Для них я – следующий.
– Да, что ж…
Джон проверил, заряжен ли револьвер, который он всегда носил за поясом. Они собрались в его кабинете – Джон, Айзек и стряпчий. Айна стояла у другого окна и наблюдала за толпой. Стряпчий сел за стол.
– Готово.
– Рабы? – спросил Джон.
– Свободны.
– Земля?
Стряпчий мельком взглянул на молодую женщину у окна и, хотя она не обращала на них внимания, понизил голос.
– Как вы и просили, переведена на имя Айзека.
Джон открыл сейф и вынул стопку банкнот.
– Выходим через заднюю дверь. Так безопаснее.
Стряпчий взял деньги и надел шляпу.
– Не уверен, что вы это переживете. Не уверен, что это было бы справедливо.
Джон подумал, что стряпчий, возможно, прав, но сейчас ему было все равно.
– Иди с ним, Айзек. Выпусти через заднюю дверь. – Когда Айзек вернулся, он сунул ему в руки бумаги. – Шесть тысяч акров, друг мой. Для тебя и твоей семьи. За твою жертву.
– Она хотела не этого.
– Когда узнает, будет уже поздно.
– Почему вы это делаете?
– Может быть, это станет для тебя опорой в трудные времена. Может быть, тебе будет легче вынести это все. – Джон взял со стойки ружье и опустил ладонь на оставленную стряпчим стопку бумаг. – Это документы об освобождении – на каждого из наших людей. Если я не вернусь…
– Вы вернетесь.
Джон кивнул, но крики раздавались уже под самым окном, и ему пришлось повысить голос.
– Не все пожелают остаться с ней. Для тех, кто не захочет, я договорился о переезде на север… – Оконное стекло раскололось, и влетевший камень разбросал каминные принадлежности. – Что бы ни случилось, оставайся внутри.
– Вы уверены в том, что делаете?
– Ты спас мою жизнь. – Джон улыбнулся. – Свободу. Землю. Мою любовь и уважение. Как еще я могу отблагодарить тебя?
Оставив Айзека с девушкой, он вышел из комнаты и остановился у двери спальни. Жена улыбалась ему, держа ребенка у груди.
* * *
Даже во сне у Джонни перехватило дыхание.
Она была жива.
И назвала сына Спенсером – так звали ее отца.
Сон едва не оборвался, но вместо этого двинулся вперед. Держа в руке ружье, он смотрел на собравшуюся под окном толпу. Звезды бледнели в небе, но сон снова сошел с мертвой точки.
Он стоял на болоте.
И его сердце было разбито.
* * *
– Где она, Айзек?
– Джон, боже мой… Что вы здесь делаете? Столько времени прошло…
– Три месяца после нашего последнего разговора.
Еще восемь миновало с той ночи, когда под окнами бушевала толпа, но Айзек состарился, казалось, на дюжину лет. Горло его скрывала борода, почти полностью седая. Джон тоже выглядел не лучшим образом. Сапоги стоптались до дыр, запущенная борода висела клочьями. Чтобы удержать штаны, ему пришлось недавно пробить в ремне новые дырки. Когда он спал в последний раз? Джон и сам не знал. Лишь ярость жила в нем, потребность двигаться и убивать.
– Где мне найти ее?
– Она узнает вас за милю. Вы и подойти не сможете.
Джон повернулся. Ночь выдалась черная, беззвездная. За водой, между деревьями, где стояли домишки, поблескивали огоньки.
– Она и впрямь так могущественна?
– Ей подвластны жизнь и смерть. Немыслимое. – Айзек качнул большой головой. – Сам бог не смог бы объяснить то, что видел я.
Джон сглотнул разочарование и страх.
– Сколько людей осталось?
– Семеро детей родилось. Девятнадцать взрослых осталось.
– Они помогут мне?
– Они боятся и любят ее. И поклоняются ей.
– Тогда я должен попросить о последнем одолжении.
– Говорите.
– Если ей суждено умереть, мне понадобится твоя помощь.
Айзек покорно склонил голову.
– Неужели ваша жизнь так ужасна, что вы готовы рискнуть ею?
– Дом сгорел. Скот либо забит, либо угнан. Люди жестоки и ничего не прощают. Мы живем в страхе.
– А ваш сын?
– Он растет сильным и крепким.
– Мэрион?..
– Такая же, какой была, когда мы разговаривали в последний раз.
– Мне жаль.
Джон отвел глаза. Он не мог говорить о жене, не мог думать о ней.
– Айна должна умереть, друг мой.
– А если умрете вы? Что будет с вашим сыном?
– Я нашел женщину, которая о нем позаботится.
– Джон, пожалуйста…
– Айна или я. Один из нас сегодня умрет.
* * *
На мгновение Джонни поднялся над видением. Он не знал, что не так с Мэрион. Знал только, что живут они бедно и что мальчик любит играть в утреннем свете: розовощекий малыш на узкой кровати, ухватившийся за палец матери.
Почему же так грустно?
Сон пошел быстрее, кусочками и фрагментами: гукающий малыш, мать рядом с ним. Джонни снова уловил ту же нотку грусти, а потом и понял остальное.
Ее рука лежала на кровати неподвижно.
Безжизненная, теплая, ничего не чувствующая.
* * *
Ночь сменилась рассветом, прежде чем Джон нашел место, описанное Айзеком: кипарис вдалеке от края воды, забытый великан с пустоткой между корнями, достаточно большой, чтобы в ней мог спрятаться человек. «Тихое местечко, – сказал Айзек. – В таком приятно делать детей. Рассвет – любимое время. Ни о чем другом она и не думает. Я отвлеку ее».
Джон лежал между корнями, когда пришел первый свет. Туман, мох, деревья за узкой росчистью – ничего больше он не видел. Лизнув палец, протер прицел. Узнает ли она его сердце, как того боялся Айзек? Почувствует ли его? Джон уже встречался дважды с Айзеком и знал кое-что об Айне. Она была добра к оставшимся, но невыдержанна, а когда впадала в ярость, страшна. Требовала преданности и любви, а от Айзека еще и детей. Всех, сколько можно. Их первой дочери было два месяца, а она уже хотела вторую. «Говорит, время между ночью и днем благословенно, так что мы придем в сером свете. Если солнце поднимется над деревьями, значит, у меня не получилось, и вы тогда уходите. Этим болотом владеет она. Владеет так, как вам и не понять».
Джон и не сомневался. Она давала жизнь, она и забирала…
Он погнал прочь мысли о том, что она забрала, и постарался сосредоточиться на прицеле и спусковом крючке.
Пусть только придет.
Господи, если только ты любишь меня…
Наверное, Господь любил его. Движение за деревьями, девичий смех, так мало вязавшийся с образом Айны в его памяти. Держа Айзека за руку, она шла с высоко поднятой головой, покачивая бедрами. Потом остановилась, привлекла к себе и поцеловала в губы. Поцелуй был долгий, многообещающий. Джон прижался щекой к ложу и прицелился. За ним тоже остались обещания.
За Спенсера.
За Мэрион.
Айна ступила на мох. Айзек отстал на полшага. Джон взвел курок. То ли услышав, то ли почувствовав, она вскинула голову и напряглась, а взгляд уже безошибочно метнулся к его укрытию. Айна открыла рот, но Джон, не медля и без колебаний, спустил курок. В тот же миг она отклонилась, так что прямо в сердце, как он хотел, пуля не попала, а угодила в руку. Женщину развернуло и бросило на мох, такой мягкий, что Джон не чувствовал его под ногами, пока бежал от кипариса. Добежав, остановился над ней, поднял руку с револьвером и прицелился. Даже с перебитой рукой, Айна перекатилась на спину. Ее черные глаза полыхали.
– Ради бога, Джон, стреляй!
Айзека трясло от страха. Джон чувствовал это, но злорадство, которое испытывал сам, было сильнее страха. Она солгала. Она украла.
– Джон!
Как много она забрала…
– Стреляй или умри сам!
Айзек был прав. Радости здесь было не место, только справедливости и ненависти. Айзек снова открыл рот, но Джон не хотел ничего слышать. Он перекрестился и выстрелил ей в грудь.
