Глава 36
Джонни переходил с одного уровня сознания на другой так, словно его протаскивали через дыру в стене. Только что Айна улыбалась в отблеске огней, и вдруг она оказалась над ним, только шрамы исчезли. Она смотрела теми же темными глазами, но губы изменились. Из-за ее спины выглядывало утреннее небо.
– Где я?
Она отвела взгляд и крикнула кому-то вниз:
– Он очнулся.
Джонни попробовал подняться, но оказалось, что он пристегнут к гамаку ремнями.
– Что?..
– Ты бо́льшую часть ночи метался. Я подумала, вдруг свалишься.
– Меня сейчас стошнит.
– Тогда давай. Не стесняйся.
– Ты ведь Кри, верно?
– Не говори так, будто мы друзья.
Она скользнула в сторону, пропав из вида, и Джонни попытался собраться с мыслями. Он был на своем дереве, в своем гамаке.
Значит, Айна давно умерла.
И Мэрион тоже…
Джонни снова ощутил спазм в желудке, и его чуть не вырвало. Он коснулся лица, потом дотронулся до дерева.
– Джек! Ты там?
– Я тут!
Конечно, он тут.
Джек.
Старый добрый Джек.
Джонни замер, вспоминая сон.
Айзек…
Изогнувшись в гамаке, Джонни сжался в клубок от внезапной боли, вызванной воспоминаниями об Айзеке.
Айзек…
Джон не находил слов.
Всё в порядке…
Нет…
Ради вашей жены, сказал Айзек. Ради матери вашего ребенка и ради вас…
Перед лицом такой доброты, такой жертвы Джон Мерримон зарыдал…
– Эй, чувак, ты спускаешься?
Джонни знал, что внизу его ждут какие-то неприятности. Он чувствовал их в своем друге, в Пустоши, ощущал копов, движение, гнев. И отогнал это от себя, чтобы снова подумать о той жизни, которую не прожил. Вердина предупреждала его об опасности снов. Жизнь может поблекнуть, говорила она. Эта жизнь, твоя.
– Джонни, ну давай, чувак. Мне не терпится убраться отсюда.
– Да ладно, Джек. Штаны подтяни.
Расстегнув ремни, Джонни спустился и увидел Джека и Кри, грязных и явно не выспавшихся.
– Вот. Спасибо. – Он протянул ремни.
– Ты в норме? – спросил Джек. – У тебя кровь идет.
– Что?
Джек показал, и Джонни потрогал горло, вымазав пальцы в крови.
– Это всего лишь царапина, – сказала Кри.
Но Джонни видел, что она лжет. Порез на горле был ровный и тонкий, как от бритвы.
– Какого черта?
– Я говорю, это всего лишь царапина.
– Что происходит, Джек?
– Ладно, слушай…
Джек говорил, как адвокат, излагающий факты по делу, по порядку и предельно ясно: пещера, копы, тела. Джонни впитывал информацию как губка. Не поддавался эмоциям, гнал мысли о том, что на этой любимой им земле убито столько людей.
– А как насчет тебя? – Он пристально посмотрел на Кри. – Какое тебе до всего этого дело?
– Не у одного тебя вопросы.
Джонни отметил про себя, что девушка недоговаривает. Она старалась выглядеть равнодушной, но не могла спрятать недоверие, неприязнь и почти звериную настороженность. Она выглядела как Айна; в ней текла кровь Айны. По спине Джонни пробежали мурашки.
– Зачем ты залезла на дерево? – спросил он.
– Кто-то должен был за тобой присматривать.
Джонни потрогал порез на горле.
– Какой сегодня день?
– Ты что, шутишь?
Джонни не шутил. Он мог проспать в гамаке дня два, даже три. Все тело ныло. Он умирал от голода и жажды.
– Погодите минуту.
Джонни отвернулся; нужно было подумать. В Пустоши копы, а шериф Клайн убит. Кри, похоже, в курсе здешних дел или, по крайней мере, что-то чувствует.
– Говоришь, в пещере нашли кого-то живым?
– Думаю, он в реанимации.
Джонни посмотрел вдаль, на болото. Ему хотелось вернуть свою жизнь, свой дом. Но тут заговорил Джек.
– Нам нужно уходить, – сказал он. – Сейчас же.
– И куда? – спросил Джонни.
– Туда, где тебя не найдут.
– Я ничего плохого не сделал. Здесь мой дом.
– Верь мне, Джей-мэн, как своему другу и адвокату. Тебе не следует там появляться, пока все не уляжется.
Джонни решил не возражать. Нужно было поесть. И подумать. Про сон и про Кри. И про то, что все это значит.
– Ладно, – согласился он. – Я знаю такое место.
* * *
Закусочная Леона в такую рань пустовала, но сам Леон был на месте. Джонни увидел его, когда они пересекли поле за вымоиной. Хозяин переворачивал мясо на гигантской плите в глубине просторного бара. Знакомый наклон головы, массивные плечи. Еще до того, как Леон повернулся, Джонни знал, что сейчас увидит.
Он выглядел, как Айзек. То же широкое лицо, глубоко посаженные глаза, спокойствие, легкая улыбка. Джонни видел, как она скользнула по лицу и тут же исчезла. Леон смотрел на Джека и Кри. Потом закрыл крышку плиты и вытер руки о фартук.
– И что все это значит?
– Доброе утро, Леон.
– Джонни. – Он перевел взгляд на Джека, но остановился на Кри. – Юная леди.
– Как твоя грудь? – небрежно спросила Кри.
Леон не отреагировал.
– Вы знаете друг друга? – удивился Джонни.
– Встречались, – ответила Кри, после чего наступила неловкая пауза. Кри молчала, Леон старался не встретиться с ней взглядом.
– Наверное, хотите позавтракать?
– Да, пожалуйста.
– Садитесь где угодно. Буду через минуту.
Джонни направился внутрь заведения, и они заняли столик с видом на мост.
– Как ты познакомилась с Леоном?
– Ты же знаешь, как бывает в этих местах, – сказала Кри. – Люди возвращаются. Все взаимосвязано.
– Это не ответ.
– А я должна тебе отвечать? В самом деле? Именно тебе, из всех людей?
На этот раз Кри явно разозлилась, и не требовалось особой сообразительности, чтобы Джонни уловил подтекст.
Твоя семья владела всем этим…
Всеми нами…
До этого они встречались один раз, и сейчас Джонни почувствовал что-то новенькое. Ему показалось, он понимает.
– Имя Вердина тебе о чем-нибудь говорит? – Она отвела взгляд, сжала губы. Джонни наклонился ближе. – А как насчет Айны?
– Айны? – возмущенно бросила Кри. – Ты спрашиваешь меня про Айну? Ты?
– Да, спрашиваю.
Ее пальцы нашли нож, лежавший на столе.
– Заказывай свой завтрак, вот что я скажу. Заказывай белые яйца и белые тосты и не прикидывайся, будто знаешь меня.
Но Джонни думал, что, быть может, знает.
– Хочу позвонить Клайду, – сказал он. – Джек, можно воспользоваться твоим телефоном?
– Сигнала нет.
– Тогда пойду, подышу воздухом.
Джонни вышел на первое, покрытое козырьком крыльцо. Шагнув подальше от окна, опустился на корточки и позволил себе на минуту перевести дух. Слишком много всего навалилось сразу: сон и пробуждение от него, тела в Пустоши и эти его ощущения по отношению к Кри.
Она хотела убить его.
И в ответ ему захотелось убить ее.
Все возвращалось на круги своя. Узнавание. Эмоции. Айна и Джон Мерримон.
– Господи Иисусе…
Он потер ладонями лицо. Они были шершавые, настоящие. Что еще реально? А что – безумие?
За спиной скрипнула дверь-ширма. Айзек вышел с чашкой кофе.
– Тебе, похоже, это не помешает. – Он протянул чашку, ткнул большим пальцем в сторону двери. – Яичница с беконом. А тебе что?
– Подбрось блинчиков и овсянки.
– О господи, парень… Сильно проголодался?
Джонни не улыбнулся в ответ. На свету Леон уже не так походил на Айзека. Лицо вроде то же, но не такое широкое. И глаза светлее.
– С тобой всё в порядке, дружище?
Джонни посмотрел в сторону. Айзек. Леон. Кого он обманывает? Они выглядят одинаково.
– Я поем снаружи, Леон. Спасибо.
– А твои друзья?
– Извинись за меня, хорошо?
Леон вернулся внутрь и позже принес завтрак. Джонни уселся за ближайший столик и в одиночку принялся за еду. С востока ярко светило солнце, но было еще прохладно. Пока Джонни поглощал бекон, яйца и блинчики, многое изменилось.
Солнце поднялось выше.
На мост въехала полицейская машина.
* * *
Леон готовил бисквиты, когда внутрь влетел Джонни и, закрыв дверь, прошептал:
– Всем пригнуться, тихо.
Джек и Кри онемели, Леон вышел в зал.
– Копы, – сказал Джонни.
– И что?
– Нас здесь нет, понятно? Ты нас не видел.
У Леона хватало проблем с законом, чтобы соврать о ком угодно, когда доходило до копов.
– Уберите со стола. Идите на кухню.
Они сделали, как он сказал, а Леон вышел из заведения со скалкой и руками по локоть в муке. Помощник шерифа встретился с ним под навесом второго крыльца.
– Леон, – приветствовал он.
– Помощник Грейсон.
– Я кое-кого ищу. Подумай, может, ты его видел.
– Не видел.
– Я тебе еще имени не назвал.
– Это неважно. Я здесь с половины шестого. Вы первый человек, который попался мне на глаза.
Грейсон нахмурился, помолчал.
– Он живет в той стороне. Джонни Мерримон. Слыхал о нем?
– Почти все слыхали.
– Он сюда заходит?
– Почему вы спрашиваете?
– Мы думаем, что он убил шерифа Клайна.
– Я должен сожалеть об этой потере?
Леону не было жалко шерифа. Некогда Клайн поймал его на организации кулачных боев в старом амбаре, в пяти милях ниже по дороге. Денежные ставки, рукоприкладство, нелегальная торговля спиртным. Он грозил этими обвинениями десять долгих минут, а потом подмигнул, кивнул и ушел. Как оказалось, шериф был любитель поесть и выпить, в основном на дармовщинку. И за девчонками любил приударить – за работницами с ферм, официантками, в общем, чем беднее, тем лучше.
– Ты помнишь, Леон, шериф всегда питал к тебе слабость. – Грейсон поднялся на крыльцо, заглянул в окна. – Он знал, что ты время от времени преступаешь закон, но предпочитал этого не замечать. Ты должен уважить его память. Должен выручить меня.
– Ваш шериф больше брал, чем давал.
– Может быть. А может, ты несправедлив.
Опершись о столб, Леон сложил руки на груди. Скалка в его огромной ладони смотрелась, как детская игрушка.
– Вы говорите, питал слабость. Прекрасно. Может, и питал. А может, вынуждал меня совать ему в лапу из-за грязных полов и ржавой крыши, из-за маринованой свиной рульки, положенной на стойку. Может, ему нравилось попить-поесть задаром, и молодки тоже нравились. Может, он был белым человеком, который наслаждается тем, что он белый. Может, он вообще не был мне другом.
– Могло быть и так, – сказал помощник. – С такой же легкостью может оказаться, что он был простой человек, живущий в сложном мире, что ему нравились твои ребрышки и виски, и думалось ему, что ты со своими боями и ставками, выпивкой и контрабандными сигаретами не причиняешь настоящего вреда. А может, он говорил со мною о тебе раз или два. Может, рассказывал, что у тебя он может расслабиться, как нигде в городе, что красота в простоте, а дороги с покрытием не всегда хорошая вещь. Может, он считал, что тебе и таким, как ты, не сильно повезло в жизни и вы заслуживаете малость сочувствия. Сейчас, – в руке помощника шерифа появилась карточка, и он положил ее на стол, – все полицейские округа находятся в радиусе нескольких миль отсюда, и ни один из нас не уйдет, пока Джонни Мерримона не пристрелят или не наденут на него наручники, поэтому окажи нам всем услугу. Если увидишь его, звякни.
Он пристукнул по карточке пальцем, потом прошел по грязной парковке и уселся в «Крузер» с номерами округа. Когда полицейский проехал через мост и пропал из вида, Леон вывел Джонни и его друзей из кухни.
– Это правда – про убийство шерифа?
– Правда, – сказал Джек.
Леон не сводил глаз с Джонни.
– Ты его убил?
– Нет.
– Почему убегаешь?
– Кто сказал, что я убегаю?
– Но ты же здесь, разве нет? Копы тебя ищут.
Джонни, едва заметно улыбаясь, облокотился о стол.
– Ни один из живущих копов не сможет найти меня в этом болоте. И даже тысяча копов за тысячу лет. Даже ты не сможешь меня найти.
– В тебе говорит гордыня.
– Может быть.
– Что насчет тебя? – спросил Леон у Кри. – Тебе сколько? Восемнадцать? Зачем ты ввязалась в эту ерунду?
Она пожала плечами, и он перевел взгляд на Джека.
– Я туда, куда и Джонни.
Леон рассматривал лицо Джонни. Это был единственный городской парень, единственное белое лицо, которое ему нравилось.
– Хотите, я вывезу вас отсюда? – спросил он.
– Куда мы направимся?
– К моей бабушке, – ответил Леон. – Она тебя знает. Знает Кри. Кроме того, ни один коп к ней не пойдет.
– Это точно? – спросил Джек.
– Черт, да. – Леон встал и добавил: – Даже шериф не беспокоил Вердину.
* * *
Джонни не отрывал глаз от Кри, когда они втроем забирались в ржавый, заляпанный грязью кузов пикапа. Леон велел им опуститься на дно и натянул брезент.
– Не поднимайтесь и ведите себя тихо, – сказал он. – Здесь недалеко, но помощник Грейсон не единственный коп на проселочных дорогах.
– Кажется, это уже слишком, – отозвался Джек.
– И все же у меня нет причин вам врать.
Он заправил брезент вдоль бортов, прижал края кусками шлакоблока. Под брезентом было сине и тускло, пахло бензином и старой смазкой. Кри свернулась на боку под окошком кабины. Она следила за лицом Джонни и не выдавала эмоций. С другим бы это сработало, но Джонни был настороже и точно знал две вещи: что в Кри побеждает гнев и что на самом деле у Леона имеются причины врать. Мысли Леона были словно затянуты облаком, но когда он думал, что за ним не наблюдают, в этом облаке появлялся просвет. Однако Джонни следил за ним даже тогда, когда стоял спиной, даже с закрытыми глазами. Из-под брезента он видел Леона насквозь.
Грузовичок перевалил через мост.
Ложь Леона растревожила Джонни.
– Откуда ты знаешь Вердину? – спросила Кри.
– Она про все знает, – сказал Джонни. – Я ее разыскал.
– Что она знает?
– Историю твоей семьи.
– Это не твое дело.
– И историю моей тоже. – Джонни заметил, как в ее лице шевельнулась неприязнь. Если б эмоции выражались цветом, то лицо Кри стало бы черно-багровым, с прожилками красного. – Расскажи мне про Айну, – попросил он.
– Пошел ты.
Она отвернулась, но Джонни угадал в ней внутреннюю борьбу.
Вспышка оранжевого, подумал он.
Костер в ночи.
* * *
Леон ехал медленно. За пикапом поднималась пыль, жаловались старые рессоры, по днищу щелкал гравий. Вердина занималась вещами, в которых он видел мало смысла. Он потакал старухе, потому что из родни у него в мире осталась только она и потому что Вердина была более-менее безвредная. Следи за болотом, твердила она. Следи за Джонни Мерримоном. Он и не ожидал встретиться с Джонни Мерримоном. Это было просто имя, а сам Джонни – просто парень.
Леон повел правым плечом, ощутив швы на том месте, куда рикошетом угодила пуля. Порвав грудную мышцу, она отскочила от ребра. Даже сейчас он не понимал, зачем они сунулись в тот крысятник в городе, похожем на крысоловку.
Шесть лет.
Столько тянулась их странная дружба. Джонни был белый. Его приемный отец служил копом. А Леона всегда возмущали порядки в белом обществе. Вердина постоянно растравляла его, раздувала пламя.
Смотри, что есть у них.
Смотри, что есть у нас.
Неприятно смотреть правде в глаза, но в сердце у этой женщины зияла дыра, которая за сто лет жизни так ничем и не заполнилась. Такая маленькая, она всегда была голодная.
Приведи его ко мне, твердила она.
При первой возможности.
Леон посмотрел на брезент в зеркало заднего вида. На прошлое Рождество Джонни подарил ему пару перчаток из кожи оленя, которые сшил сам. А перед этим – чехол для ружья. А еще раньше – кабана; мало того, что полностью освежеванного, так еще притащил его с холмов на своих плечах. Леон почти пятьдесят лет охотился в глухих лесах и знал, как тяжело нести две сотни фунтов мяса по пересеченной местности. Это кровь, пот и по-настоящему трудная работа. Чего старухе надо от такого человека? Леон вел машину и ворочал в голове этот вопрос. «Она сумасшедшая, – решил он. – Просто сумасшедшая старуха».
Но он думал и про ее голод тоже.
Свернув на повороте, грузовик пересек речушку, затем поднялся по берегу. Вердина была на крыльце – стояла, наблюдала.
Будто знала, что они приедут.
Будто ждала.