Глава 31
Джонни знал, что Джек приближается; он чувствовал его уже целый час, но девушку не заметил, пока она не появилась в долине. Уже во второй раз он не сумел засечь ее.
Нет, думал он.
Во второй раз, про который он знает наверняка.
Джонни все это не нравилось. Невидимая девушка. Сны Джона Мерримона. Месяц назад его заботы сводились к подготовке к зиме. А сейчас дрова лежали неколотые, ветви деревьев в саду гнулись под тяжестью плодов. Он наблюдал, как Джек пытается позвонить ему, и хотел было выйти из-за деревьев, как в старые добрые времена. Они откупорили бы бутылку чего-нибудь. Насчет девушки Джонни засомневался бы, но и ей плеснул бы в стакан. Он вел бы себя, как культурный человек; быть может, узнал бы что-то из прошлого этих мест. Он не забыл приличных манер. Джонни умел поддержать разговор, когда хотел. Но что-то в девушке заставило его насторожиться. Ему вдруг захотелось, чтобы она убралась, исчезла с его земли.
Отвернувшись, Джонни углубился в холмы и остановился у дерева, на котором часто спал. Поднявшись повыше, он смотрел сквозь ветви на Пустошь и чувствовал, что Джек возвращается назад, к старому поселку. Их разделяли мили болота и неудобий, но Джек был самым старым его другом, и Джонни чувствовал его, в какой бы точке Пустоши он ни находился. Девушка оставалась невидимой, но сейчас Джонни волновали вопросы поважнее. После многих дней бессонницы и размышлений он пришел к следующему. Вердина предупредила его о прошлом. Она проявила настойчивость, и он пережил достаточно, чтобы понять всю его опасность. Та жизнь казалась не менее реальной, чем эта, и там, наряду с тьмой, присутствовала и красота. Жена. Ребенок. Даже сейчас его тянуло туда, и Джонни задавал себе вопрос: а смог бы он жить во всей этой роскоши? Это было прошлое, прошлое его семьи, и, возможно, именно там нашлись бы ответы.
Вытянувшись в гамаке, Джонни смотрел сквозь листву в то самое небо, которое видела Мэрион. Быть может, она умерла, чтобы выжил ребенок. Быть может, Джон вырезал ребенка. Эти вопросы касались совсем другой, минувшей эпохи, но Джонни больше ни о чем не мог думать. Мэрион и ребенок, и та жизнь, которую прожил не он. Устроившись поудобней, Джонни достал из кармана одну из сигарет от Вердины.
Он долго смотрел на нее.
А потом закурил.
* * *
Джон Мерримон бредил от усталости и горя, но тем не менее не сомневался, что слух о повешении распространится быстро.
Его надсмотрщика повесят. Белого человека.
Джону было все равно.
Стоя на коленях у изголовья Мэрион, он разглаживал ее мокрые волосы. Глаза у нее были открыты, но не видели.
– Доктор уже здесь?
– С реки прислали весточку. Он у брода. Лошадь упирается. – Айзек маячил у двери, бессильно опустив большие руки.
– Ради бога, посылай другую лошадь! Тащи его, если придется.
Айзек ушел выполнять распоряжение. Вернувшись, кивнул.
– Послал. Вашу самую быструю лошадь.
– А стряпчий?
– Внизу. Ему это не нравится.
Джон опустил голову. Кому такое понравится?
– Подай ему обед и бутылку. Он не уйдет, пока я не скажу.
– Нам надо спешить, – напомнил Айзек. – Люди этого не одобрят – белого человека повесили вместе с рабами.
– Где они сейчас?
– Надсмотрщик в подвале, связанный, с кляпом во рту. Рабы на улице под охраной.
– Каковы настроения?
– Люди мрачны. Напуганы.
Дело было плохо, и оба понимали это. Имена не назывались, словно от этого происходящее становилось менее реальным. Говорили просто «надсмотрщик», «рабы».
– Что насчет девушки? Она разобралась с картой?
– Она хочет болото и северные холмы, самые труднодоступные ваши владения.
Там насчитывалось шесть тысяч акров, но Джону было плевать. Он коснулся лица жены, а когда поднял взгляд, глаза его горели.
– Это убийство, Айзек.
– Она говорит, они насиловали ее, били…
– Ты ей веришь?
– Разве это важно?
* * *
Когда прибыл доктор, Джон встретил его на лестнице.
– Мне надо знать, можете ли вы спасти ее. – Он потащил доктора наверх и подтолкнул к кровати. – Мне надо знать, будет она жить или умрет.
– Успокойтесь, пожалуйста.
– Проклятие, доктор! Скажите мне!
– Очень хорошо. – В голосе доктора слышалось сильное недовольство, но он проверил температуру и пульс, откинул халат и послушал ребенка. Когда же выпрямился, все читалось на его лице. – От такой горячки почти любая уже умерла бы.
– Но?
– Никаких «но». Пульс слабый, дыхание настолько поверхностное, что его почти нет.
– А ребенок?
– Пока жив, хотя, по-моему, это чудо. После моего недавнего визита произошли какие-то изменения?
Джон подумал про девушку, про то, как она коснулась его жены, и та открыла глаза, произнесла его имя.
– Нет, – солгал он. – Никаких.
– Я еще могу спасти ребенка…
– Не говорите так!
– Мистер Мерримон. Джон… – Он положил руку на плечо молодого человека. Они не были близки, но девятнадцать лет назад доктор принимал Джона из утробы матери. Он находился возле постели его отца, когда тот испустил дух. – Я призываю вас взглянуть на этот вопрос шире.
– Нет, если это убьет мою жену.
Доктор со вздохом кивнул.
– Могу я, по крайней мере, осмотреть вас?
– Я в порядке.
– Нет, мистер Мерримон. Не в порядке.
Джон знал, что это правда. Он не ел шесть дней. Не спал, не мылся, не отходил от жены.
– Есть хоть какие-то основания надеяться?
– Вы верующий человек?
– Был когда-то.
– Тогда помолитесь о чуде.
Когда доктор ушел, незаметно, будто ниоткуда, появилась девушка.
– Ты знаешь, какую землю я хочу? – Она остановилась в десяти футах от него, и Джон вдруг понял, насколько она умна. Потребуй она все поместье, и округ возмутился бы. Ей хочется темных мест, заброшенных земель. – И еще мне нужны люди. И инструменты для строительства.
Девушка использовала смесь из английского и своего родного языка. Джон посмотрел на Айзека, который переводил.
– Люди? – спросил Джон.
– Мой народ, люди из Африки.
– Только исцели мою жену.
– Есть место, куда твои рабы ходят молиться. Сначала мы отправимся туда.
– Такого места нет.
– Он знает.
Айна указала на Айзека и заговорила на своем языке. Тот, выглядевший пристыженным, объяснил:
– Некоторые из нас втайне молятся. Она говорит, что это единственное место, где она согласна принять у вас… плату.
– Ты знаешь это место?
– На болоте, – сказал Айзек. – Я его знаю.
* * *
Она хотела, чтобы рабы видели, поэтому их вели позади. Джон оглянулся на шаркающую колонну, на приговоренных в телеге, дребезжащей и гремящей по сужающейся дороге.
– Далеко еще? – спросил он.
Айзек ехал рядом.
– Недалеко. – По мере приближения к болоту воздух сгущался; когда село солнце, они зажгли факелы. – Вот это место.
Оказалось, это росчисть в лесу, пустое место, пропахшее грязью и стоячей водой.
– Здесь ничего нет, – сказал Джон.
– В этом весь смысл.
Джон соскочил с коня, посмотрел в глаза Айзеку.
– Ради Мэрион, – сказал он.
– Ради вашей жены.
– Скажи ей, чтобы начинала.
Но девушка уже приступила к делу. Она распорола и сбросила одежду с белого мужчины, потом проделала то же самое с рабами. Они цепенели при движении лезвия, но девушка еще не закончила – принялась показывать ножом и говорить по-своему.
– Айзек? – прошептал Джон.
– Она рассказывает всем, что хочет сделать. Она издевается над ними.
Девушка коснулась ножом пениса, потом века, а затем и губ белого мужчины.
– Мы не можем ее остановить, – сказал Айзек.
Джон знал, что не может, даже если бы хотел. Сбившиеся в кучу рабы были в ее полной власти. Они смотрели на надсмотрщика, на еще двух человек, таких же, как они. Никто даже не двинулся, чтобы им помочь; они не смели.
– Что она теперь говорит?
– Перечисляет их преступления.
Джон глядел на надсмотрщика и видел свою жену. Девушка выпрямилась и указала на большое дерево, высившееся на поляне.
– Она хочет, чтобы их подвесили за щиколотки.
Джон понимал, что произойдет, он видел это по его лицу.
– Выполняйте.
Мужчины пронзительно кричали, когда их подвешивали, и Джон знал, что его душа проклята. Умрет Мэрион или нет, в жизни не будет радости. Когда мужчины повисли вниз головами, девушка заговорила с Айзеком, но глядела на Джона.
– Она говорит, что сделка еще не закончена.
– О боже, Айзек…
– Будет одно последнее условие, но вы должны согласиться.
– Мы всё оговорили! Всё!
– Она говорит, что это мелочь, пустяк.
Джон провел пальцами по волосам. Посмотрел в ночное небо, и Айзек произнес фразу, которая уже сложилась у Джона в голове:
– У нас есть выбор?
В глубине души Джон уже знал ответ.
– Выбора нет, – сказал он. – У меня нет никакого выбора.
