Глава 26
В дверь позвонили ранним утром. Джек не знал, который час. Шесть? Половина седьмого? Поднимаясь с дивана, он натянул штаны поверх шортов, пригладил спутанные волосы. Джек давно не выходил из квартиры. Рисунки висели на стене, валялись на полу.
– Кто там?
– Лесли.
Джек заколебался. Лесли четырежды звонила, прислала три сообщения. Она злилась. Джек ее понимал.
– Рано еще.
– Мне плевать.
Вздохнув, Джек обвел взглядом квартиру. Мало того, что повсюду рисунки. Здесь же коробки из-под пиццы, пивные бутылки, холодные китайские закуски.
– Мы можем поговорить позже?
– Ты пропустил встречу у Римера. Тебя четыре дня никто не видел.
– Что тебе нужно, Лесли?
– Ты мне все еще должен.
Он снова вздохнул.
– Впусти меня, Джек. Я серьезно.
«Надо бы по-быстрому навести порядок», – подумал он. Но вместо этого нажал на кнопку, впустил. Приоткрыв дверь, слушал, как по ступенькам стучат высокие каблуки. Лесли появилась из-за угла, и, преодолевая последние четыре ступеньки, разглядывала его.
– Дерьмово выглядишь.
Джек поскреб щетину. Трое суток он почти не спал. Когда закрывал глаза, видел рисунки как черно-белые вспышки. Он не смог бы объяснить ту власть, которую они возымели над ним, но то, что Джек узнал о пропавших и умерших, вызывало ощущение опустошенности и страха.
– Где ты был? – спросила Лесли.
– Не в себе.
– Да, похоже на то. – Переступив порог, она огляделась. – Господи, Джек… – Осторожно переступила через бутылки и рисунки. Наброски покрывали все стены, не оставив пустого места. Она взяла один, тут же бросила. – Что все это значит?
– Что-то типа проекта.
– Ну и вонища тут… – Открыв окно, Лесли посмотрела на Джека недовольно и озабоченно. – Ты ведь понимаешь концепцию большой юридической фирмы? «ТекСтоун» – это большое дело. Ни один серьезный партнер не позволит себе вот так исчезнуть, как ты. Какого черта, что за проект? – Она наткнулась на записи по Хаш Арбор, но Джек отобрал страницы прежде, чем Лесли успела прочитать об убийствах и исчезновениях.
– Слушай. – Положив бумаги на стол лицом вниз, он развернул гостью к двери. – Извини, что забил на Римера и «ТекСтоун». Извини за все, но время сейчас не самое лучшее.
– Не самое лучшее? Ты рехнулся? Про тебя говорят. Партнеры, Джек. Люди, которые тебя наняли. Что бы все это ни значило, чем бы ты здесь ни занимался, – она обвела рукой стены, холодильник, шкафы, – тебя вышвырнут.
– Вообще-то, мне наплевать.
– Тогда я определенно приняла тебя не за того человека. Ты мог стать у нас самым молодым партнером за всю историю. Я разглядела в тебе что-то.
– Это «что-то» изменилось. Прости.
– За тобой еще должок.
– Ага. Бизнес.
– Не делай такое лицо. Я тебя с самого начала предупредила, что это всего лишь секс. – Лесли достала из кармана карточку. – Хочу, чтобы ты позвонил этому человеку. Он редактор в Нью-Йорке. Жаждет поговорить с Джонни Мерримоном.
– И зачем мне это?
– Ради денег. Возможно, больших.
– Для Джонни?
– Конечно.
– А у тебя какой интерес?
– Быть может, мне когда-нибудь захочется написать книгу. Заручиться поддержкой редактора никогда не вредно.
– Шутишь, да?
– Слушай, в моей жизни есть не только секс, право и деньги.
– Ладно, сколько?
– Полагаю, много. Похоже, они задумали что-то грандиозное. Цветные фотографии. Специальное издание в твердой обложке. Криминальная история, основанная на реальных событиях. Книга станет бестселлером, какого у них еще не было. Планируют отправить Джонни в поездку с автором. Ток-шоу. Все такое. Они уже несколько месяцев пытаются связаться с ним. А ты его просто попроси.
– Он никогда на это не согласится. – Джек бросил визитку на стол и подтолкнул Лесли к выходу.
– С ним хотят всего лишь поговорить…
– До свидания, Лесли.
Джек вывел ее на лестничную площадку и захлопнул дверь. Вернувшись в квартиру, остановился в центре и, поворачиваясь по кругу, просмотрел рисунки, как кадры кинофильма. В набросках, передававших ощущение злобы и изломанности, присутствовала некая последовательность, нарушенная и потому трудноуловимая. Работы Берти Шоуолтер определенно не выглядели случайными. Это была головоломка, обломки тусклого серого сланца.
Убрав один рисунок, он заменил его другим, потом передвинул еще пару. Отступив назад, оценил композицию свежим взглядом. В Пустоши что-то двигалось. Это ощущение порождалось всей совокупностью набросков. Оно угадывалось на пустых участках и в полосах черного, в сплошной штриховке, нанесенной угольным карандашом так яростно и густо, что бумага местами отдавала глянцем. Что бы это ни было и по какой бы причине ни пропало и ни погибло столько людей, Джонни находился в самом центре происходящего. И в этом узорчатом полотне насилия и обмана в чем ответственность Джека перед другом, не желающим никакой помощи? Каков он на самом деле, долг одного друга перед другим? Чем Джек обязан Джонни?
Всем.
Джек снял один ряд рисунков, передвинул еще три.
Он обязан Джонни всем.
* * *
К следующему утру Джеку пришлось признать, что он дрейфует в опасном направлении. Карьера разваливалась. Джонни на звонки не отвечал.
Может быть, попробовать так…
Очистив одну из стен, он прикрепил рисунки с пещерой и разбросанными костями. В девять позвонила Лесли, но Джек мог думать только о Джонни, Пустоши и своих предчувствиях. В полдень он выпил пива, но решить проблему это не помогло.
Он зарылся в рисунки.
Ему было страшно.
* * *
Вскоре после полудня Джек понял, что пора выбираться. Трещины ширились. Ему были нужны ответы.
Сбежав по лестнице, он, щурясь, ступил на тротуар. В булочной к прилавку выстроилась очередь, и некоторые смотрели на него сквозь стекло. Свернув за угол, Джек скользнул в машину и взял курс на Пустошь. Проехав два квартала, остановился у обочины и прижал ладони к глазам.
– Проклятие…
Расправив скомканный листок, Джек уставился на рисунок с замерзшим водопадом и расколотым деревом. Он знал, что нужно делать, но вместо этого уперся лбом в лобовое стекло.
Пустошь была домом Джонни.
Джонни не хотел его помощи.
Глянув в зеркало, Джек увидел воспаленные глаза и нездорового цвета лицо.
– Ты не должен этого делать, – произнес он, а потом попробовал еще раз.
Ты не должен делать это сейчас…
Собственный взгляд Джек выдержал секунд десять, потом отвел глаза и повернул зеркало вверх. Ненавидя себя даже сильнее, чем в детстве, позвонил в офис и нашел сотрудника, согласившегося помочь.
– Выдвижной ящик стола, – сказал Джек. – Файл Джонни Мерримона. – Он подождал, пока коллега найдет адрес Луаны Фримантл в Шарлотт.
Девяносто миль на машине.
Пустошь может подождать.
* * *
Шарлотт в Северной Каролине – один из множества старых, со временем разбогатевших городов. Жилые башни вздымались, как зубцы короны, изо всех щелей сочилось благополучие. Шикарные рестораны. Стильные окраины. Бедные постепенно сосредоточились в очагах субсидируемого жилья, и Луана Фримантл жила в одном из худших. Навигатор привел Джека к выцветшей башне с растрескавшимся тротуаром и пустой парковкой. Он остановил машину на улице, между запертой церковью и офисным зданием поручителя по имени Большой Крис. Служащие расходились после работы, но не сразу: многие, прислонившись к автомобилям, открывали бутылки, доставали сигареты. Джек пересек улицу, прошел через внутренний дворик и шагнул в лифт, пропахший мочой и блевотиной. На двадцать третьем этаже над массивной дверью со множеством замков он увидел нужный номер. Дважды постучав, принялся ждать. В коридоре рассыпали мусор, и мальчишка на трехколесном велосипеде маневрировал между кучками, как настоящий профессионал. Скосив взгляд влево, он пронесся мимо и исчез за углом. Наконец защелкали замки, и приоткрылась дверь, схваченная на цепочку. В щели появился глаз молодой женщины.
– Вы кто?
– Меня зовут Джек Кросс. Я ищу Луану Фримантл.
– Зачем?
– Я адвокат и…
– Мы закончили с адвокатами.
Женщина хотела закрыть дверь, но Джек успел выпалить:
– Прошу вас. Я могу заплатить.
– За что?
– За информацию.
– Сколько?
– Ста долларов хватит?
– Идите дальше, мистер.
– Пятьсот.
Глаз прищурился.
– Что за информация?
– Я хочу узнать про Хаш Арбор. Округ Рейвен. Вы его знаете?
– Я жила там четыре года.
– Господи… Отлично. Я провожу расследование…
– Вы сказали, пятьсот долларов.
– О да. – Джек вытащил бумажник. Открыл и смутился. – У меня пятьдесят семь долларов. – Дверь опять стала закрываться, и Джек запаниковал. – Пожалуйста, – взмолился он. – Мне нужно знать, почему там умирали люди.
– Что?
– Не сейчас. Про сейчас я знаю. Я имею в виду прошлое, историю. Мне нужны старые рассказы.
– Эти рассказы не для вас.
– Тысяча, – сказал он. – Если вам есть что рассказать, я заплачу тысячу долларов.
– У вас их нет.
– Я могу их получить. Погодите. – Джек просунул в щель карточку. – Адрес офиса и телефон спереди, личный на обороте. Прошу вас, не закрывайте дверь.
Она с сомнением рассматривала карточку.
– Какое вам дело до Хаш Арбор?
Джек подумывал соврать, но решил этого не делать.
– Джонни Мерримон… мой друг. Я беспокоюсь за него.
– Правильно делаете.
– Погодите, что это значит?
– Ничего. – Она говорила тихо. – Это ничего не значит.
– Погодите, погодите. Еще одно. – Джек достал измятый рисунок и показал ей: замерзший водопад, дерево с развилкой. – Вы знаете это место?
Девушка замерла.
– Где вы это взяли?
Джек просунул рисунок в щель, она его взяла.
– Вы это когда-нибудь видели?
Она перевела взгляд с листка на лицо Джека, и когда заговорила, в ее голосе звучала ложь.
– Нет, – сказала она. – Я никогда не видела это место.
– Вы уверены?
– Уверена, – ответила она и захлопнула дверь.
* * *
Потом Кри долго стояла и смотрела на рисунок, а адвокат стучал в дверь, и с той стороны слабо слышался его голос: «Простите… Послушайте…»
В конце концов он ушел, но Кри все стояла, вспоминая детство, бабушку и зимний день. Небо затянули тяжелые облака, падали первые хлопья снега. Кри ушла гулять, а это не разрешалось. Ей было пять лет…
* * *
– Привет, детка.
Кри замерла, держась за изгиб ствола. Она стояла в зарослях ежевики, там, где тропинка сворачивает налево. Было холодно, и из носа у нее текло, но пальцы в варежках, связанных двоюродной бабушкой, не мерзли. Она никогда не уходила из деревни одна и, как все дети, понимала, что за скупой сдержанной улыбкой бабушки таится недовольство.
– Ты на меня сердишься? – спросила Кри.
– Да, немного. – Бабушка вышла из-за дерева. – Совсем чуть-чуть. Я тоже уходила бродить, когда была маленькая.
– Мне жаль, – сказала Кри.
– Жаль, что нарушила правила, или жаль, что попалась?
– И то и другое, бабушка.
– Назови мне правила для маленьких девочек.
– В деревне безопасно, а в лесу нет.
– Когда ты можешь уходить из деревни?
– Только когда ты разрешишь.
Бабушка опустилась на коленки и посмотрела так, как смотрят старые люди.
– Когда повзрослеешь, все изменится.
– А когда я повзрослею?
– Когда узнаешь достаточно, чтобы остаться в живых. Когда станешь сильней.
Именно улыбка бабушки подтолкнула Кри к прогулке в одиночку. Терпеливая, но веселая, добрая и одновременно не очень.
– Хочешь выучить первый урок? – спросила бабушка, и Кри, внезапно испугавшись, кивнула. – Возьми меня за руку. – Они свернули от деревни и пошли по тропинке, плутавшей между деревьев. – Ты счастлива здесь?
– Да, мэм.
– Благонамеренная ложь. Это тоже нормально. Скажи мне, чего тебе больше всего не хватает? Матери? – Кри смотрела вниз, стыдясь признаться, что сильно скучает по игрушкам, своей кроватке и маленькой девочке, жившей по соседству. Бабушка распознала затруднение и сжала ее ладошку. – Что тебе больше нравится в Хаш Арбор?
– Животные.
– Как насчет людей? – Кри пожала плечами. Людей здесь жило мало, детей не было. Время она проводила с бабушкой в ее домике. – Все нормально, – сказала бабушка. – Ты заставляешь их нервничать. Вот и всё. Я их тоже нервирую.
– Почему?
– Они думают, что мы кое в чем разбираемся.
– А мы разбираемся?
– Кое в чем – да. А еще они боятся.
– Чего?
– Некоторые боятся внешнего мира. Он такой большой и непохожий… Им известна только такая жизнь. Другие боятся того, что живет в болоте. Третьи – того, что погребено под ним.
– А что под ним? – спросила Кри.
– Тоже узнаешь, когда подрастешь.
Кри размышляла над тем, что услышала. Кроме старухи в деревне жили еще двенадцать человек. Когда-то было больше. Кри видела пустые дома, старые амбары. Как раз на прошлой неделе уехал молодой мужчина – сказал, куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Отъезд сопровождался воплями и рыданиями, и Кри тоже чего-то испугалась. Однако на следующий день о молодом человеке никто не вспоминал. Люди работали на огородах, потом резали свинью; бабушка один раз грустно улыбнулась и подмигнула Кри.
Пока они шли, снегопад усилился. Хлопья цеплялись за ресницы Кри и таяли на носу.
– Ты боишься, как остальные? – спросила она.
– Нет, – ответила бабушка. – Давно не боюсь.
– Это ты оберегаешь поселок?
– Отчасти. Есть еще моя мать. Ты хотела бы когда-нибудь нам помочь?
– Да, мэм.
Тропинка закончилась у поляны; бабушка снова опустилась на колени, притянула Кри поближе и указала на открывшуюся поляну.
– Итак, твой первый урок. Ты никогда не должна ходить туда. Не ближе вот этого самого места. Даже когда подрастешь. Ты понимаешь?
Кри торжественно кивнула.
– Я никогда туда не пойду.
– Обещай мне.
– Обещаю.
– Хорошая девочка. – Костлявые пальцы стиснули ее ладонь. – Скоро стемнеет. Хочешь теплого молока?
– Да, мэм.
– Ладно. Значит, ты, я и теплое молоко у огня. Возможно, даже немного шоколада.
– Мне нравится шоколад.
– Всем маленьким девочкам нравится.
Бабушка встала и снова взяла Кри за руку. Они повернули к деревне, но перед этим Кри в последний раз взглянула на поляну. Красиво, подумала она.
Водопад на сером утесе.
Забавное дерево наверху.
* * *
Все это воскресил в памяти рисунок. Как точно он передал безысходность, которой веяло от этого места зимой… Давящее небо. Пустота пространства. То ли от усталости, то ли из-за воспоминаний Кри заплакала, усевшись на низенький диван, покрытый пятнами и подпалинами от сигарет. После того дня с бабушкой жизнь стала как-то богаче. Между ними возникли узы, связь, выражавшаяся в улыбках, понимающих взглядах и ожиданиях. «В этом мире есть тайны, – намекала ей бабушка, – и мы рождены, чтобы хранить их».
А на что похожа жизнь Кри теперь?
Сколько она потеряла, когда бабушка в конце концов умерла?
Разглаживая рисунок на коленях, Кри чувствовала худобу своих ног. Руки у нее тоже стали тонкими. Не было ни аппетита, ни сил. Сколько еще она может не спать? Какой сон ей приснится, если она уснет?
Бабушка…
Прижав рисунок к груди, Кри свернулась на диване.
Если б только бабушка была жива.
Если б только Кри могла просто поспать.