Глава 14

В должности прокурора округа Рейвен Бонни Басби состояла семь лет. До этого она двадцать лет была помощницей окружного прокурора. Аккуратная, подтянутая в свои пятьдесят, Бонни работала по семьдесят часов в неделю за небольшие деньги или вообще за спасибо. Тем не менее она любила то, что делала, и это чувство не имело отношения ни к политике, ни к власти, ни к удовольствию от борьбы. Эффективное использование этой власти во имя укрепления безопасности добропорядочных жителей округа Рейвен – с ударением на слове добропорядочных – вот что приносило ей удовлетворение. Будь на то ее воля, каждый убийца, насильник, пьяный водитель, грязный политикан, продажный коп, грабитель, бандит, вуайерист, поджигатель, каждый пешеход, перешедший улицу на красный свет или бросивший бумажку мимо урны, получал бы полную меру определенного законом наказания. Но об этом оставалось только мечтать. В распоряжении окружного прокурора были шесть помощников, семь юрисконсультов и бюджет.

Еще одной проблемой было время.

Звонок шерифа застиг ее в вестибюле Верховного суда во время последнего перерыва перед заключительными слушаниями по делу об оставлении ребенка в опасности: мать высадила четырехлетнюю дочку из машины за то, что та слишком много разговаривала в салоне, и в наказание оставила на обочине дороги – одну, босую и ревущую в три ручья. К счастью, какой-то ехавший на работу бармен остановился и позвонил в полицию. Девочка могла погибнуть, пропасть без вести, и Бонни не намеревалась терпеть такое безобразие.

Завершающие слушания заняли час. Еще полчаса потребовалось присяжным.

– Позвоните шерифу. – Прокурор поправила папки и посмотрела вслед судебным приставам, уводившим из зала мать девочки. – Скажите, что я буду через пять минут.

За стенами суда ее никто и не заметил бы, пока не столкнулся нос к носу. А столкнувшись, увидел бы только глаза и полнейшую сосредоточенность. При росте чуть больше пяти футов, она шла по коридору с целеустремленностью, которой хватило бы на шестерых окружных прокуроров, следовавших за ней. Перед ней расступались. Знавшие ее уважительно кивали.

В двух кварталах от здания суда Бонни свернула к служебному входу в другое здание, где помещались служба шерифа и окружная тюрьма. Открыть первую дверь ей помогла карточка-ключ. Потом она прошла металлодетектор и расписалась в журнале.

– Где шериф?

Помощник шерифа открыл для нее следующую дверь и повел по коридору вглубь лабиринта. Прокурор знала суть дела и знала Клайда Ханта. Детектив был у нее на хорошем счету. За десять шагов до кабинета шерифа она придала лицу самое жесткое выражение – и не только в расчете на Клайна. Мало того что на руках у нее был мертвый миллиардер – это само по себе не давало повода для радости, – дело осложнялось еще и причастностью к нему Джонни Мерримона. Десять лет прошло с тех пор, как благодаря ему округ Рейвен, фигурально выражаясь, проявился на карте страны, но ее коллеги до сих воспринимали те события так, словно все произошло вчера: дикий индеец, воин, маленький вождь. Не считая стычки с Уильямом Бойдом – эпизода прискорбного, но понятного, – Джонни держался незаметно, и она уважала такое его поведение. Но при этом он все еще оставался своего рода «сомнительной знаменитостью», привлекавшей широкое внимание. Бонни не хотела, чтобы ее городок снова попал на страницы журналов, книг и газет, чтобы его показывали по телевизору и разбирали по косточкам в новостях. Такое внимание она терпеть не могла. Оно только все усложняло.

– Уиллард. – Бонни вошла в кабинет шерифа точно так же, как входила в любой другой, и Клайн вскочил на ноги, словно кукла, которую дернули за веревочку.

– Бонни. Спасибо, что нашла время. Моего заместителя, капитана Ли, ты знаешь.

В службе шерифа Том Ли занимался тяжкими преступлениями. Поднявшись со стула, он радушно улыбнулся и протянул руку. Бонни пожала ее, но от обмена любезностями воздержалась и села по другую сторону стола.

– Мне сказали, здесь Клайд Хант. Он к нам присоединится?

Шериф сел. Капитан Ли тоже.

– Присутствие детектива Ханта было бы неуместным.

– Что ж, справедливо. Введите меня в курс дела.

Шериф изложил события так, как представлял их сам: в линейной последовательности, просто и ясно.

– Он просто не мог наткнуться на тело, учитывая размеры болота – тысячи акров.

– Земля принадлежит ему. Естественно предположить, он хорошо ее знает.

– Если б вы побывали там, то знали бы, что кое-где прямая видимость не превышает двадцати шагов.

– Как насчет места происшествия?

– Тело лежало в траве по пояс высотой. Заметить его можно было, только если подойти едва ли не вплотную.

– Бойд нарушил границы владений?

– Он охотился. Как и в прошлый раз.

Черт. Бонни помнила, как все было в прошлый раз. Она сама выступала в качестве обвинителя.

– Итак, это ваша версия? Джонни уже пытался отпугнуть Бойда…

– Обстрел лагеря – факт, говорящий сам за себя.

– И вот Бойд появляется снова, и его убивают. Неплохая версия. Что со свидетелем?

– Джеймс Киркпатрик. Пока еще не заговорил.

– Он в ступоре?

– Так и есть.

– Врачи?

– Определенного мнения, когда придет в себя и придет ли вообще, нет. Считают, что проблема психологического свойства.

– Как так?

– Эмоциональная травма. Что-то там случилось.

Бонни снова нахмурилась. Свидетели подобны золоту, но только если в состоянии общаться. Если принять во внимание все обстоятельства дела… Она покачала головой.

– Как мотив для убийства, это неубедительно.

– Перестань, Бонни…

– Ты действительно думаешь, что он убил бы человека за вторжение на его землю?

– Со стороны Бойда это не первое вторжение. К тому же из-за него Джонни уже отсидел четыре месяца. – Шериф подался вперед и принялся загибать пальцы на руке. – Мотив, может, и слабый, но он есть. Это раз. Смерть случилась на земле Мерримона. Это возможность. Два. – Он согнул второй палец. – У Мерримона есть средства…

– Позволь тебя остановить. Причина смерти установлена?

– Тело сейчас у медэксперта. К завтрашнему дню должны получить предварительные выводы.

– К завтрашнему дню? – Прокурор даже не потрудилась скрыть сомнение, и оно явственно прозвучало в ее голосе. – Это все преждевременно.

– Бонни, послушай…

– Хочешь обвинить Мерримона, не имея заключения о причине смерти? Не смеши меня. Даже если ты ошибешься в сущей мелочи, это будет цирк.

– А ты знаешь, сколько звонков мы получили за последние два часа? Репортеры. Инвесторы. Мэр. – Разволновавшись, Клайн оттолкнулся от стола. – Десять минут назад приземлился частный самолет. Ясно, что прилетели менеджеры фонда, юристы и родственники – все, кто рассчитывает на удачу. Вот это цирк так цирк. А завтра будет еще хуже.

Несколько секунд Бонни смотрела на шерифа из-под полуопущенных век. Уилларда Клайна она знала очень давно. Умный мужчина, хороший шериф. Но сейчас он что-то скрывал.

– Я что-то пропустила?

Шериф взглянул на Тома Ли. Капитан пожал плечами.

– Ладно, Бонни. Думаю, Мерримон заговорит, если ты позволишь мне подержать его здесь.

– Объясни.

– Парень плохо переносит заключение. И это еще мягко сказано. Я не знаю никого, кто чувствовал бы себя за решеткой хуже, чем он. Лишение свободы действует на него и психологически, и физически, как абстиненция, но в тысячу раз сильнее. Чтобы понять, надо увидеть, но это сильно. Сорок восемь часов – и он расколется, как стекляшка.

– Мы говорим о сыне Клайда Ханта.

– О пасынке.

– Неважно. Клайд – один из нас.

– Об этом никто не забывает, но речь идет о мертвом миллиардере. Обычные правила здесь не действуют. – Шериф помолчал. – Люди будут спрашивать, почему Джонни Мерримону еще тогда, в первый раз, не предъявили обвинение в покушении на убийство.

– Бойд сам не хотел, чтобы мы предъявили такое обвинение, – рассердилась прокурор, сдвигаясь к краю стула. – И показания он давать отказался. Ты знаешь это не хуже меня.

– Да, знаю. Но жители округа Рейвен не знают. И уже завтра утром люди начнут задавать вопросы. Разве это нельзя было предотвратить? Разве ты не могла остановить убийцу?

– Черт бы тебя побрал, Уиллард…

– Ты сама понимаешь, что так оно и есть. Когда парнишка расстрелял лагерь Бойда, ты поступила правильно. Пострадавший не захотел давать показания, не хотел суда. Будь Бойд на пляже в Монако, никто не усомнился бы в правильности твоего суждения. Но он не на пляже. Он на столе в морге с объеденным наполовину лицом.

Бонни села поудобнее. Увы, шериф прав. Где деньги, там давление, внимание, ожидания. Разложив «за» и «против», она пришла к выводу, что в любом случае будет выглядеть не лучшим образом.

– Ты в самом деле думаешь, что это сделал парнишка?

– Практически уверен.

– На сто процентов?

Шериф сложил пальцы домиком.

– Он никак не мог найти тело случайно.

Бонни взглянула на часы – начало шестого.

– Можешь поторопить судмедэксперта?

– Вскрытие проводит Трентон Мур. Он, наверное, единственный медэксперт, которого не поторопишь.

– Больно уж все тонко, Уиллард…

– Парень сломается.

Бонни побарабанила пальцами по столу. Она не любила политику, но не могла ее игнорировать. Джонни уже стрелял один раз в Бойда, и вот теперь тот мертв. Признание внесет ясность, и цирк закроется, не начавшись.

– И все-таки этого недостаточно.

– Сорок восемь часов. Он сломается.

Она уже начала отвечать, но остановилась, когда в дверь постучали.

– Говори, – поторопил ее шериф. Стук повторился.

– Извини, Уиллард. – Прокурор поднялась. – Если ничего больше нет, тебе придется его освободить.

– Что значит «больше»?

– Причина смерти. Надежный свидетель. Более убедительный мотив. Чего-то из перечисленного будет достаточно.

– Бонни, подожди, – почти умоляюще произнес, поднимаясь, шериф. И взорвался после третьего стука. – Да что там, черт возьми? Что?

Дверь приоткрылась, и в щелочку Бонни увидела форму и лицо белобрысого помощника с мятой, морщинистой кожей и блекло-голубыми глазами.

– Извините, шериф. Не хотел вам мешать…

– В чем дело?

– Подумал, вы захотите знать. Раз уж здесь окружной прокурор и…

– В чем дело? Выкладывай.

– Ну, здесь Луана Фримантл. – Помощник с извиняющимся видом ткнул большим пальцем за спину. – Говорит, что знает, почему Джонни Мерримон убил того миллиардера, Уильяма Бойда.

Все переменилось в считаные минуты. Отношение. Язык тела. Как будто накатила волна. Первым ее увидел Джек.

– Что-то случилось. – Он кивнул, и Клайд тоже поднялся. Люди за стеклом негромко переговаривались и поглядывали в их сторону. Никто не улыбался и не смотрел Джеку в глаза. – Что-то не так.

Бонни Басби несла ответ на своих плечах и в морщинах постаревшего лица. В мертвую зону за стеклом она вторглась, словно военный корабль, задержалась на секунду, чтобы сказать шерифу что-то напоследок, и направилась к вестибюлю за металлической дверью. Джек посмотрел на Ханта и увидел на его лице отражение своей тревоги. Тот знал прокурора. И все понял.

– Что? В чем дело?

– Подожди.

Джек ждал, но ожидание давалось тяжело. Пройдя через дверь, она посмотрела на Клайда. Только на Клайда.

– Мы предъявляем Джонни обвинение в убийстве Уильяма Бойда.

– Шутишь.

– Шериф считает, что он может скрыться. Думаю, оснований достаточно. Мне очень жаль.

Джек вздрогнул, как от удара в лицо. Клайд отреагировал так же и замер, открыв рот и глядя на прокурора потухшими глазами.

– Бонни, пожалуйста…

– Я оказываю тебе любезность, сообщая об этом. Больше сказать ничего не могу.

– Это как-то связано с самолетом, только что приземлившимся в окружном аэропорту? – Бонни поджала губы, и Клайд понимающе кивнул. – Ясно. Большие деньги, большое давление…

– Насчет меня ты ошибаешься.

– Политика – чертовски грязный бизнес. Разве я не прав?

Прокурор отвернулась и, наткнувшись взглядом на Джека, посмотрела на него так, словно видела впервые.

– Вы кто?

– Адвокат Джонни.

– Хм…

Этим «хм» она показала, что не принимает его в расчет. Джеку такое высокомерие не понравилось.

– Извини, Клайд. Знаю, он тебе как сын…

– Не как сын. Сын. И он этого не сделал бы. – Прокурор снова поджала губы. Рядом с Хантом она казалась совсем крохой. – Помоги мне понять.

Она посмотрела на стекло.

– Сколько мы знаем друг друга?

– Двадцать пять лет.

– За это время ты хоть раз видел, чтобы я лгала, обманывала или играла в грязные игры?

– Мне не следовало так говорить. Нет.

– Тогда скажи мне вот что. Джонни любит свою землю?

– Ты и сама знаешь, что да.

– Сильно любит?

– Сильнее многих.

– Вот в этом-то и проблема. – Бонни посмотрела ему в глаза. – Уильям Бойд пытался отнять ее у него.

Джеку все виделось логичным. Луана Фримантл бедна. Бойд поддерживал ее апелляцию, обещая, если она выиграет дело, купить землю у нее. И такая покупка обошлась бы ему относительно дешево, намного меньше, чем тридцать миллионов долларов. Сколько она получила бы от него? Десять миллионов? Один? Джонни – редкий глупец, отказавшийся от очень приличных денег за шесть тысяч акров болота и каменистых холмов. И вот здесь сам собой возникает большой вопрос.

Зачем Бойду понадобилась эта земля?

Чем так замечательна эта треклятая Пустошь? Что в ней особенного?

Мысли подхватили Джека и унесли из комнаты с жесткими краями в Пустошь, к кромке воды, где шевелилось что-то холодное.

– Джек, ты меня слышал?

Он моргнул – перед ним стоял Клайд. Прокурор ушла. Они остались одни.

– Извините. Устал.

– Я иду к судмедэксперту. Ты со мной?

– Думаете, он поможет?

– Не знаю, но у меня два часа до возвращения домой матери Джонни. Хотелось бы к тому времени получить кое-какие ответы.

– Тогда отправляйтесь, а мне надо повидаться с Джонни.

– Не позволяй ему говорить.

– Не позволю.

Однако уходить Клайд не спешил, а стоял, сжав кулаки. Он тоже хотел увидеть Джонни. Джек это чувствовал.

– Передай, что я люблю его, – сказал наконец детектив. – Мы всё поправим.

– Передам.

– И, Джек…

– Да?

– Ты – хороший друг.

Джек кивнул, но Клайд уже отвернулся. Поможет ли чем медэксперт? Может быть. А мать Джонни? Она уже потеряла дочь. Переживет ли потерю еще одного ребенка?

– Сержант. – Джек постучал по стеклу. – Я хотел бы повидать моего клиента.

Когда Джонни вывели из комнаты для допросов, сознание его уже помутилось. Коридоры превратились в серые туннели, лифт – в черную шахту. Вот туда его и отвели, на самый нижний этаж, в самую глубокую камеру, в тьму, лежащую за тьмой.

– Что с ним такое?

– В прошлый раз было так же. Не парься.

Джонни слышал голоса охранников, но сами охранники были где-то у грани реальности. Мир состоял из бетона и давящей тяжести, жизнь за дверью проступала как стертая гравировка. Джонни слышал дыхание охранников, звяканье наручников, скрип закрывающейся двери. Он стоял, вытянув руки, как слепой, а когда закрыл глаза, почувствовал бетон, камень и… ничего больше.

– Привет.

Даже голос был серый.

Но там, в теплом свете Пустоши, все представлялось иначе. Там он ощущал движение, вращение земли. Он позабыл, что значит быть погребенным заживо.

– Всего лишь до завтра, – произнес Джонни, и в голове отозвалось эхо:

Завтра…

Секунды уже тянулись часами.

На сержанта Джек потратил тридцать минут. Повышал голос, устроил сцену. В конце концов вмешаться пришлось шерифу.

– Что вы здесь делаете, советник?

Двигался он тяжело и медленно, с застывшей на лице болезненной гримасой. Не злился, не пытался пугать. У него просто не осталось сил. Джеку было наплевать.

– Вы не имеете права допрашивать моего клиента без моего присутствия.

– Вашего клиента никто не допрашивает. Он в камере, в безопасности.

Такого поворота Джек не ожидал. Он представлял игру в стиле «плохой коп – хороший коп», с сигаретами, яркими лампами и видеозаписями. Но в том-то и дело, что в уголовном праве он разбирался слабо. Джек знал толк в цифрах, и шериф уже понял это.

– Почему бы вам не пойти домой, мистер Кросс? – предложил он тихим, мягким голосом. – У всех нас позади долгий день.

– Мне нужно повидать клиента.

– Я поместил его в охраняемый изолятор.

– Что? Почему?

– Он плохо приспосабливается к содержанию под стражей и по этой причине представляет угрозу для себя самого и других.

– Что за ерунда!..

– Тем не менее решения здесь принимаю я. Ваш друг – не единственный мой заключенный.

– Но…

– Вы в таких делах новичок. О’кей. Понимаю. Как ни прискорбно, но такое случается.

Шериф сочувственно положил руку на спину Джеку и направил его к двери.

– Приходите завтра, ладно? Уверен, вы сможете его повидать.

Любезность погасила пламя. Как гневаться на того, кто повернулся к тебе спиной? Что толку бушевать у закрывшейся тихонько двери? Один, в наступившей тишине, Джек представил друга в камере. Неужели он и вправду представляет опасность для себя самого? Джек так не думал. Но способен ли он угрожать другим? Вот тут основания для беспокойства были. Жизнь покатилась не в ту сторону. Жизнь Джонни. И Джека. Джек знал о друге не все. Может быть, он не знал что-то плохое. Что-то, из-за чего стоило тревожиться.

Из ведомства шерифа Джек вышел с тяжелым сердцем. Небо уже потемнело. Прохожих не было. Мимо неспешно проезжали автомобили. Перейдя на другую сторону, он сел в свою машину и проверил поступившие сообщения. Два были от адвокатов, которые могли бы взяться за дело, но хотели обсудить гонорары и обещали позвонить завтра. Трижды звонил помощник из фирмы, один раз – Лесли Грин. Сообщение от нее было короткое, голос низкий, с хрипотцой.

Звонить ей Джек не стал. Лесли, конечно, захочет услышать всю историю, с подробностями. На секунду он представил, что она могла бы предложить взамен, но секунда эта заполнилась как воспоминаниями о бледной коже и ритме движений, так и отвращением к самому себе.

Джек повернул ключ зажигания, развернулся и направился в восточную часть города. Бывать в морге или службе медицинской экспертизы ему не доводилось, но помещались они, как ему представлялось, в подвале старой больницы. Он оказался прав. Следуя указателям, прошел от парковочной площадки к отделению экстренней помощи, потом по коридору и оказался у небольшой, выкрашенной бежевой краской двери. Такое неприятное место и такой безобидный цвет, подумал Джек. Ступеньки уходили дальше, во чрево здания, в еще один коридор с низкими потолками, бетонным полом и тусклым светом. Унылое однообразие сложенных из шлакоблоков стен нарушало единственное окно, за которым виднелись металлические дверцы боксов, где, молчаливые и холодные, лежали тела. Джек и сам проникся их молчанием, пока шел мимо.

Восемнадцать дверец.

Сколько же тел?

Вот потому-то он и держался подальше от уголовного права – слишком уж все реально и неизменно: смерть и заключение, те самые основания отчаяния, на которых постоянно строятся такие вещи.

Холодильники остались позади, из второй серии окон пролился безжизненный белый свет, и Джек невольно поежился, ощутив прикосновение страха. Висящая над деревянной дверью табличка сообщала, что здесь находится служба медицинской экспертизы округа Рейвен. Переступив порог, Джек обнаружил обычный, как и многие другие, офис. Закрытые двери, каталожные шкафы, рабочие места для секретарей и ассистентов. Единственным отличием был запах. То ли бальзамирующей жидкости, то ли вскрытых органов.

– Привет?

Никто не ответил, хотя повсюду горел свет. Пройдя между столами, Джек обнаружил открытую дверь, которая вела в прихожую, и вторую дверь, за которой виднелись столы, контейнеры, емкости и лампы направленного света.

Но все внимание Джека сосредоточилось на теле.

Оно лежало на металлическом столе: на коже пятна от синяков и грязи, живот вскрыт, часть внутренних органов удалена, часть осталась внутри. На одних весах лежало что-то похожее на печень, на других как будто бы сердце. Пространство за металлическим столом с телом терялось в зеленоватом сумраке, в котором угадывались смутные очертания других столов и какое-то оборудование. Там же, в сумраке, стояли двое мужчин: Хант и Трентон Мур, судмедэксперт. Они спорили.

– Клайд, тебе нельзя здесь находиться…

– Речь идет о моем сыне. Я имею право знать…

Сознание Джека едва регистрировало голоса. Восприятие фиксировало только мясо и кожу, бледную серость раскрытой грудной полости. Срезанную верхушку черепа. Согнутую под неестественным углом руку. Сломанные бедра. Он хотел отвести глаза и не мог.

Господи…

По какой-то почти забытой с детства привычке Джек поднял руку и перекрестился. Никакой тайны жизни на этом столе не было, только мышцы, сухожилия и мясо с прослойками жира. От лица осталось немногое.

Он попятился, добрался, держась за стену, до какого-то стола, оперся руками о холодную металлическую поверхность и открыл рот, стараясь не дышать носом, не видеть раздавленных костей и разорванной, пожеванной плоти. Прошло десять секунд. Еще пять.

Успокойся, мысленно приказал себе Джек. Не получилось. Он попал на склон, и склон увлекал его вниз. Сила влечения особенно проявилась по пути домой: огни, зеркала, темные здания – все сливалось в мутную кляксу. Джек не смог бы объяснить, откуда взялся холод в сердце, но подумал, что это, наверное, самое настоящее из всех чувств, которые он когда-либо испытал.

Изуродованное тело.

Трудные вопросы.

Он взбежал по лестнице, ввалился в квартиру и запер дверь. Мир затих. Минуту или больше он стоял в темноте, потом посмотрел в окно на городскую улицу. Катились, как обычно, машины. Вечер был просто вечером. Джек включил настольную лампу, налил стакан и тут же выпил. Объяснение будет, сказал он себе. Старания и упорство Трентона Мура не пропадут зря, причины смерти Бойда в конце концов откроются и обретут смысл. Так говорил Джек – и сам себе не верил.

Что-то жуткое проснулось и шевелилось в Пустоши.

Он долго старался разубедить себя в этом, но и Джонни тоже был не прав. Джонни врал и что-то скрывал. Поразмыслив, Джек отказался от второго стаканчика и вместо этого позвонил Лесли Грин и попросил ее прийти. Она попользуется им, он попользуется ею, но это нормально. После всего увиденного в морге ему хотелось, чтобы рядом был кто-то мягкий, теплый и настоящий.