У нас получилось. Я спрятался в кармане Дартовой куртки. Дарт продемонстрировал дежурному охраннику портрет, который, как мы и ожидали, оказался безотказным пропуском на территорию. Дежурный позвонил начальству, разрешение было получено. Ну еще бы! Даже голуби понимают, как работает такой портрет. Я нашел окно той камеры по развевающейся на ветру тряпице. Как и писал Грачиный, оно было над глухой стеной. Идеальное место для размещения вашей рекламы.
Дарт влез на площадку, огороженную бортиками, и закрепил себя ремнями.
Пила была у него под курткой. С постером пришлом повозиться – тут Дарту никто не мог помочь. Пока он не спеша разбирался со специальной клеящей лентой, выжидая, когда кто-нибудь из болтунов выйдет из камеры, я кружил рядом. Мы прекрасно слышали разговор, происходящий внутри.
И еще мы видели верхушку дерева. В камере. Дерево росло сразу у окна. Подлетать к стеклу вплотную, привлекая внимание говорящих, было слишком рискованно.
Но я сразу понял, что дерево – это Грачиный. И Дарт это понял, когда справился с постером вчерне, подал Максу знак, и тот поднял его повыше. Он разглядел всё. Это было дерево в грубой серо-коричневой одежде арестанта. В рваной одежде. Верхние голые ветви были тонкими и казались спутанной шевелюрой. И тут я понял, почему всегда я думал, глядя на его волосы, что это идеальный строительный материал для птичьего гнезда. Вернее, готовое гнездо. Почему я называл этого человека «грачиным» и «дроздовым».
Эвакуация прошла очень быстро. Дерево тоже помогло нам. Оно внезапно ударило фальшивого человека, и растерянные болтуны покинули камеру на несколько полноценных мгновений. Дарт разбил стекло и вгрызся пилою в решетку. Ржавый металл прекрасно поддавался зубцам. Думаю, здесь давно не меняли решетки лишь потому, что никто не догадывался, что можно разыграть похищение заключенного с воздуха.
Мы не знали, как Инга воспримет то, что ее возлюбленный стал деревом. Лицо его в дороге почти исчезло, казалось просто утолщением ствола; черты сгладились.
Дерево не говорило, но понимало все. Оно было таким… умным, теплым. Восхитительное лиственное дерево неизвестной породы.
Почки верхних ветвей на ходу лопались светло-зелеными листьями.
Матушка Макса ждала нас в человекомобиле. Она приготовила нам запас пищи, а Максу рюкзак с самыми необходимыми вещами – и благословила нас. Добрее женщины я не встречал.
Я поцеловал ей руку – на свалке у дома того, кто превратился в дерево, я иногда находил куртуазные романы, откуда узнал, что так приветствовали и благодарили прекрасных дам в незапамятные времена. Матушка сорвала маскировочную табличку с номером и, обняв каждого из нас (и, конечно, Дерево), сама села за руль подъемника. Она уехала на базу. А мы покатили в деревню: Дарт, Макс, Дерево и я.
Пока не пересекли черту города, мы ехали крайне осторожно. На шоссе общий кураж разогнал человекомобиль, насколько было возможно. Наше Дерево лежало, замаскированное пледами. Нас не останавливали. Мы мечтали о том, как посадим Дерево в саду, как будем ухаживать за ним. Ребята обсуждали это всерьез. Но я-то чувствовал, что деревня – временный пункт назначения. Так и есть: Инги и собаки в доме не оказалось. Решили не ждать темноты. Сразу уходить в лес. Мы надеялись, что они уже там.
Сначала надо найти девушку, а потом посадить Дерево. Так решили мужчины. Человекомобиль мы оставили на участке, среди зарослей облепихи. Макс понес рюкзаки, Дарт – грачиное Дерево. Оно было тонким и легким, высотою в средний человеческий рост. Распустившаяся листва печально шелестела. Я летел впереди, высматривая путь. Пытался определить перемещения Инги и собаки по примятой траве. Здесь были следы присутствия нескольких существ. Кто-то шагал шире. Мелькнуло что-то белое. Это окурок. Похоже, здесь топтались военные. Мне пришлось опуститься: да, грубые следы тракторных подошв и слабый запах сигаретного пепла. Если Ингу преследовали, нас может ожидать удар. Я волнуюсь за Дарта. Дерево отчаянно раскачивает ветвями. Оно тоже волнуется.
Снова взлететь. Взять немного вбок.
Ага, вот оно. Я обнаруживаю Ингин плащ, и Дарт бросается к нему, утыкается в него лицом. Дикая тревога взрывает его изнутри. «Ее взяли? Взяли?» Поднимает плащ земли, мечется туда-сюда вместе с деревом. Ветви беспомощно болтаются.
Вот он берет себя в руки и бежит за мной, напряженно посматривая по сторонам. Макс следует сзади. Мы почти уже пересекли луг и выбрались на опушку леса, как вдруг… я вижу тело человека. Неподвижное. Женское. Вернее, так: большую куклу, похожую на Ингу. Она как будто сломана: лежит в неудобной позе. На ней Ингин свитер, Ингины джинсы, Ингины ботинки. Это как бы мертвая Инга, но все-таки не она
Дарт кричит, спотыкаясь и падая: «Это не она!»
Тело твердое, но немного пружинит, как плотная резина. Джинсы, порванные на бедр обнаруживают аккуратную рану. Из нее торчат проводки.
– Дети, не отстаем!
– Уже выходить, тетя Катечка?
– Выходить, выходить. Электричка стоит три минуты. Давайте скорее!
– Извините, а вы выходите?
– Нет.
– Пропустите, пожалуйста.
– Не толкайтесь.
– Простите.
– Какие вежливые дети!
– Даня, Сонечка!
– Мы тут, тут.
– Осторожно. Даня, подай ей руку.
– Все хорошо, теть Кать.
– А как называется эта станция?
– Зябликово. Но ее переименовали. Видишь надпись: «101 километр»?
– Мне холодно. А мама за мной приедет?
– Ах ты, бедная моя девочка. Надевай-ка кофту. Так, так.
– Спасибо. Она приедет?
– Не сейчас, малышка. Потом приедет за тобой.
– А когда? Тетечка? Катечка?
– Да у вас же каникулы сейчас, да? Вы будете тут отдыхать. А мамочка твоя пока поработает. Застегни кофточку.
– А моя бабушка когда приедет к нам?
– Когда управится с делами, мой хороший.
– Я не хочу на дачу! Я хочу в городе, с бабушкой.
– Данечка. Ты уже большой мальчик. Ты все понимаешь. И побудешь здесь с Соней. Будете отдыхать, набираться сил.
– А я не устала, теть Катечка.
– И я не устал.
– Тогда мы с вами будем выращивать помидорчики. И клубнику. Вы же любите клубнику? Бедные детки. Бледные такие.
– Я люблю.
– А я к маме хочу. Я хочу проведать бабушку!
– Потерпи, моя дорогая. К бабушке нельзя.
– Она очень больна, да? Она не умрет?
– Она больна, моя деточка. Не волнуйся.
У нас тебе будет хорошо.
– А все-таки здорово, что тебя отпустили, Даня. Ты рад?
– Ну конечно рад. Но меня ненадолго. Когда моя бабушка поможет там, она приедет за мной.
– Где поможет? Кому?
– Твою бабушку по… Поможет твоей бабушке.
– А я? Я тоже хочу помочь?
– А мы не можем.
– Почему нас не пускают в больницу?
– В ту больничку детям нельзя, Соня. Деткам там делать нечего.
– Там страшно? Там злые врачи? Хватают и делают прививки?
– Какие прививки?
– Прививки от смерти.
– Можно сказать и так. Давайте-ка поговорим о веселом. Даня, расскажи нам новый анекдот.
– Я не помню сейчас.
– А она поправится, тетечка Катечка?
– Милая моя девочка. Идем скорей.
– Тетя Катя, а почему здесь дома такие заброшенные?
– Хозяева давно не были. Вот и разрушаются дома.
– А почему не были?
– Про них не знаю. Но мы же здесь!
А потом и дядя Николай приедет. Если будете себя хорошо вести, он на рыбалку вас поведет.
– Ура! Мы будем, будем!
– А сейчас отдохнем, покушаем, и – айда в лес за ягодой.
– Земляникой!
– Может, и черника уже повылезла.
– А у тебя есть маленькая корзинка, тетя Катечка?
Для тебя, моя девочка, у меня все есть.