59
2019
Улисс выходит из палаты 117, чтобы прочесть сообщение. Он занимает своим животом три четверти ширины тесного коридора, мешая медсестрам бегать туда-сюда, но даже не думает перейти в другое место, попросторнее. Он предпочитает держать в поле зрения открытую дверь палаты и время от времени дружески машет тому, кто лежит на кровати-трансформере. Больной отвечает ему только глазами. Улиссу приятны вся скорбь и вся нежность, сосредоточенные в этом взгляде, за долгие годы он к ним привык. Да, Ил, я твой друг! – думает он и, отойдя на шаг, мысленно желает: – Хорошо бы тебе умереть поскорее, так и не узнав, что я тебя предал!
Какое-то время назад Улисс поставил стул у кровати Илиана, решив бодрствовать рядом с ним, пока все не кончится. И первым делом выключил телевизор. По всем каналам говорят только о Джакарте – о помощи, которая поступает слишком медленно, о солидарности артистов, о подготовке к концерту. Улисс предпочитает не рисковать.
– Подожди меня, братец, я сейчас вернусь, – обещает он и, выйдя, тайком просматривает сообщения на мобильнике Натали.
Я еду, мама. Буду максимум через 20 минут. Надеюсь, что дом Илиана достаточно крепок и антисейсмичен, так как мне пришлось взять с собой близнецов.
Лора! Значит, откликнулась одна Лора. Старшая дочь. Что ж, так он и думал… Вот только не предусмотрел, что она явится туда вместе с детьми! Черт возьми! Пара малышей! Стоит ей выпустить их из рук и нажать на звонок, как все взлетит на воздух… И мамаша, и дети… О господи, кто же мог такое предвидеть?!
Девушка в белом халате, настолько же тоненькая, насколько тучен Улисс, ловко огибает его, даже не задев, и сочувственно улыбается: медсестры всегда симпатизируют посетителям, которые сидят с родными до самого конца. Эта улыбка буквально разрывает ему сердце.
Он отдал бы все на свете, чтобы исправить сделанное.
Ведь мог же он подписать с Илианом контракт еще в Джакарте, прямо в отеле Great Garudа, разделим, дескать, доходы фифти-фифти, Илиан, и я организую тебе блестящую карьеру, братец мой! Но сначала Улисс всего лишь солгал… да нет, даже не солгал, даже не украл, а просто «забыл», а потом к нему потекли доллары и его агентство Molly Music стало процветать, но даже и тогда, если вдуматься, даже и тогда ему не в чем – ну, почти не в чем – было себя упрекнуть. Конечно, он огреб кучу денег, добрая часть которых не должна была попасть в его карман, но вспомните обо всех богачах планеты – разве они не использовали чужие таланты, чтобы нажить состояние?! Тем более что Илиан плевать хотел на деньги, он забросил гитару и стал счастливым папашей.
А десять дней назад случилось непредвиденное – цунами. Улисс потерял голову от страха. И сбил Илиана на авеню Терн, вместо того чтобы во всем ему признаться; вместо того чтобы предложить компенсацию – несколько десятков тысяч долларов, даже больше, если бы тот захотел, – но Улисс знал: Илиан откажется. Никакими деньгами нельзя компенсировать разбитую мечту. Загубленную судьбу. Никакими деньгами не купить молчание того, у кого украдены слова и музыка всей жизни.
И дальше пошла цепная реакция. Пришлось заткнуть рот Натали, потом Шарлотте. Всего три свидетеля, только трое, которых нужно устранить, чтобы подвести черту под прошлым. А вот теперь эти малыши… Когда же этому будет конец?!
Продюсер лихорадочно анализирует ситуацию. Он еще успеет вмешаться. Достаточно послать Лоре сообщение от имени Натали и дать отбой: пусть уезжает. А потом он сам наведается в Шар и найдет способ избавиться от двух последних свидетелей, не отяготив свою совесть гибелью младенцев.
Подходит другая медсестра, не такая улыбчивая, ниже и корпулентнее предыдущей. Улисс пытается втянуть живот, а она – приплюснуть свой бюст, чтобы протиснуться мимо него. И при этом бурчит:
– Здесь нельзя стоять, мсье.
Состроив виноватую мину, Улисс обещает больше не мешать, потом еще раз машет Илиану. Он должен оставаться здесь, на своем посту, и бдительно следить, чтобы тот не включил телевизор. Улисс позаботился переложить пульт на тумбочку, как можно дальше от кровати, он знает, что у Илиана не хватит сил дотянуться до него. Илиан уже почти не может двигаться. Едва говорит. Паралич постепенно захватывает его тело, вытесняя жизнь. Его смерть – вопрос времени, нескольких дней, а может, часов, но Илиан находится в сознании, в полном сознании.
Улисс еще может спасти то малое, что осталось от его совести. Никого больше не вовлекать в свое бегство от расплаты. Кончить задуманное иначе: самому заняться обоими любовниками и их дочерью. Решившись, он набирает сообщение на адреса трех получателей: Оливье, Марго и Лоры.
Ложная тревога. Я справилась сама. В Шар ехать не нужно. До вечера!
Дзынь!
Эсэмэска ушла, но Улисса приводит в недоумение сигнал отправки сообщения: помнится, он отключил звук в телефоне Натали. Странно… А впрочем, какая разница! И он делает шаг к палате. Илиан умрет счастливым. Он, Улисс, будет держать его за руку до последней минуты. Уж это-то он обязан для него сделать.
– Я иду, братец!
Но тут за спиной раздается голос, от которого он холодеет:
– Простите, мсье…
Улисс оборачивается. Перед ним стоит незнакомый человек. Он никогда его не видел. Высокий, с короткой стрижкой и голубыми глазами. В руке у него мобильник.
– По-моему, вы только что послали мне сообщение.
Улисс не знает, что сказать, он молчит – слишком долго. Ледяное спокойствие этого человека застало его врасплох.
– Сообщение с номера моей жены, – уточняет тот таким же спокойным, ровным тоном.
Улисс в панике переводит взгляд на розовый телефончик у себя в руке: из-под большого пальца выглядывает черный хвостик ласточки. Не успевает он поднять глаза, как человек бросается на него.
Ее муж? Оливье? Черт… А он-то что здесь делает?
Это была последняя связная мысль, родившаяся в мозгу Улисса. Первый удар – кулаком – он получил прямо в лоб. Вторым ему свернули челюсть, и он рухнул на пол. Теперь Оливье бьет его ногами – в живот, в грудь, по икрам. Улисс неуклюже пытается свернуться в клубок, но теперь удары ботинка дробят ему позвоночник.
– Где моя жена, говори, жирный боров!
Улисс не способен ответить, он захлебывается кровью. Последним усилием он поворачивает голову к открытой двери палаты 117, пытаясь встретиться взглядом с Илианом.
– Что ты задумал, мерзавец? – кричит муж Натали.
Где-то звучат шаги, испуганные крики. Одна из медсестер зовет на помощь. Улисс плюется кровью, она растекается в лужу на светлом линолеуме, и он лежит, уткнувшись в нее носом.
– Ни… ничего, – бормочет он наконец. – Я… я все… все отменил… Никто… никто не умрет…
С обоих концов коридора к ним спешит целая армия медбратьев и санитаров.
Оливье не отказывает себе в удовольствии пнуть лежащего на полу человека, когда тот пытается поднять голову и позвать на помощь. Ботинок врезается Улиссу в висок. Оглушительный взрыв в голове продюсера переходит в громкий гул, и сквозь него он слышит – в непрерывном повторе, словно этот удар испортил пластинку в его мозгу, – одни и те же, одни и те же слова:
Никто не умрет…
Никто не умрет…
Оливье как будто успокоился, но санитары все-таки приближаются к нему с некоторой опаской.
Никто не умрет…
И в этот миг продюсер чувствует на себе тяжелый взгляд. Куда более яростный, куда более страшный, чем все полученные удары. Взгляд, который распинает его.
В проем открытой двери на него смотрит Илиан.
Собрав последние силы, он приподнялся на несколько сантиметров, с трудом оторвав голову от подушки. И Улисс понимает, что Илиан все слышал, все видел. Что он понял, кем был тот лихач. Его покровитель, крестный Шарлотты, старый друг, братец.
Глаза Илиана несколько долгих мгновений прожигают Улисса до мозга костей, до самого сердца, потом, словно тот не заслужил даже этого взгляда, Илиан слегка поворачивает голову и смотрит на человека с окровавленными кулаками, стоящего в коридоре.
Илиан понял, кто избивал его убийцу. Кто отомстил за него. И находит силы улыбнуться.
А Оливье смотрит сквозь него, словно Илиан уже превратился в призрака.
Илиан безмолвно молит о прощении. О любом знаке понимания, во имя любви к женщине, которой они обладали. Оливье может подарить ему хотя бы это, ведь он выиграл. Он жил с ней. Он будет жить с ней и дальше.
Нечеловеческим усилием Илиан еще чуть-чуть приподнимается, и его губы шепчут какие-то слова. Несколько слов, которых никто не услышит.
Яростным пинком Оливье захлопывает дверь палаты 117.
