Путь из Лос-Анджелеса в Сан-Диего кажется мне невероятно легким. В моем распоряжении «додж челленджер» с автоматической коробкой передач, в котором я сижу одна; американские хайвеи прямы как стрела, а сами американцы водят так, словно в их водительских правах места осталось всего на один прокол. Выехав из Лос-Анджелеса, иными словами, одолев ровно половину моего двухсоткилометрового пробега, я попала на интерстейт – длинную, идеально ровную ленту асфальта. Наверно, я была самой легкомысленной из всех водителей всего юга Соединенных Штатов, потому что непрерывно вертела головой, пытаясь разглядеть «Куин Мэри», стоящую на приколе у набережной Лонг-Бич, пластмассовые башни «Леголенда» в Калифорнии и тюленей, загорающих на пляже Ла-Холья.

Я впервые в жизни взяла напрокат машину в перерыве между рейсами. Впервые еду одна, бросив своих коллег. И впервые ничего не сообщила им о себе. Оливье наверняка уверен, что я сейчас отдыхаю в калифорнийском отеле, а я мчу по шоссе и слегка сожалею, что не догадалась взять автомобиль с откидным верхом, тогда мои волосы развевались бы по ветру. Зато я опустила все стекла и пытаюсь представить, будто окружающий пейзаж – всего лишь декорация на киносъемках, а за мной едет машина с операторами, вооруженными камерами и микрофонами. Увы, в реальной жизни такого быть не может. По крайней мере, в моей. В жизни примерной, разумной Нати, которая звонит мужу и ребенку, едва самолет касается земли в далекой стране, растягивает рюмку водки на целый вечер и ложится спать в полночь, когда все остальные гуляют до утра.

И вот я наконец-то свободна! Совершенно свободна! Настолько свободна, что дальше некуда! На крышке бардачка приклеен розовый листок с адресом.

Впрочем, я заучила его наизусть. К счастью.

Потому что где-то между Сан-Элихо и Дель-Мар листочек, вспорхнув, несколько секунд вьется надо мной и улетает в сторону бескрайнего пляжа Солана-Бич.

Выезжая из Лос-Анджелеса, я не пожалела времени, чтобы заглянуть в туристский путеводитель, предоставляемый профсоюзным комитетом летному составу; из него я узнала, что исторический центр города Сан-Диего – Олд-Таун – колыбель Калифорнии, иными словами, место, выбранное первыми испанскими миссионерами, где они собирались обращать в христианство индейцев, проживавших на этой территории уже девять тысяч лет. Тем не менее мне трудно было представить себе, как можно обосноваться в таком месте. Исторический Олд-Таун представляет собой полностью реконструированную деревню, на такое способны только американцы. Все подлинное там выглядит подделкой – маленькие белые церквушки, кажущиеся пустыми; салуны с широкими галереями из дерева, как две капли воды похожего на картон; пальмы и кактусы – живые, но с виду точно пластиковые; беседки и фонтаны рококо на каждом углу. И все это заботливо ухожено, приглажено и покрашено так аккуратно, что по сравнению с этим местом «Приграничная страна» – просто жалкое захолустное селение. Здесь не хватает только виселиц и… Зорро. Деловая активность Олд-Тауна, похоже, сводится к двум целям: заманивать семейных людей в сувенирные магазины, а молодежь – в салуны, где коктейли «Маргарита» льются рекой.

Олд-Таун, Президио-парк, 17.

Я останавливаюсь напротив входа в парк, на вершине маленького холма с такой изумрудно-зеленой и гладковыбритой лужайкой, что куда там полю для гольфа. Большое белое здание в колониальном стиле стоит в окружении американских флагов, табличек с историческими изречениями, столов для пикника, но… никаких следов музыки, гитары, Илиана…

– Вы кого-то ищете?

Меня окликнул какой-то тип, лежащий в гамаке, подвешенном между двумя пальмами. Позади гамака я вижу палатку, переносную печку, походный ледник, складные стулья и фургон «шеви вэн» второго поколения – квадратный, с крошечными окошками, стилизованный под старину. Художник – явно способный – разрисовал его сверху донизу удалыми марьячи в огромных сомбреро на фоне мексиканской пустыни с забавными кактусами и агавами; слово, написанное такими же огромными буквами, означает, как я подозреваю, название музыкального ансамбля – «Лос Парамос».

– Мне… нужен Илиан.

Человек, лежащий в гамаке, на вид лет тридцати, смуглый брюнет, полуголый и босой, в одних саруэлах с доколумбовыми узорами и гигантской ящерицей-татуировкой на груди, приподнимается, чтобы получше меня разглядеть. На мне джинсовые шорты и яблочно-зеленая майка. Судя по выражению лица парня, результат осмотра его удовлетворил.

– Ну и везет же этому паршивцу! Да я был бы последним дураком, если бы стал помогать вам найти его!

И он снова заваливается в гамак, притворяясь спящим. Приглядевшись повнимательней, замечаю рядом с гамаком гитару, прислоненную к стволу пальмы. Тут же стоит ящик с маракасами и бонго. Сомнений нет: это та самая группа музыкантов-латинос, о которых говорил Улисс.

Я не отстаю:

– Не смейтесь, это правда очень важно.

Человек-ящерица сворачивается в клубок, ухватившись за одну из пальм.

– И вы не смейтесь, но вам придется подождать его здесь. Он работает. И я должен съездить за ним на этой колымаге в конце дня. А пока можете располагаться тут – в моем гамаке места хватит для двоих. Я вам спою такие сладкие колыбельные… И угощу «Маргаритой» со льдом.

– У меня к нему очень важное дело… И срочное!

Он пожимает плечами, вытаскивает из кармана пакет табака для самокруток, жестом предлагает мне и, увидев, как я замотала головой, одобрительно кивает, как будто восхищается моими деловыми качествами. Потом извлекает плитку прессованного гашиша.

– Сожалею, но… со мной или с другим, более удачливым, вам все равно придется подождать.

Все ясно!

Раз уж придется ждать Илиана, лучше осмотреть эти исторические места, чем коротать сиесту в компании обдолбанного гитариста. Я поворачиваюсь, собираясь уйти, как вдруг слышу голос человека-ящерицы:

– Oкей, Мисс Ласточка, ваша взяла!

Я резко оборачиваюсь.

Мисс Ласточка?

– Как вы меня назвали?

– Мадмазель Ласточка! – переводит он, неумело подражая французскому произношению. – Сеньорита Голондрина. (Испанская «ласточка» ему удается куда лучше.) Этот негодяй Ил только о вас и говорит с тех пор, как появился здесь. Маленькая брюнетка. Маленькие грудки. Маленькая попка. Улыбочка, которая много обещает, и большие серые глаза, которые доказывают, что есть рай и на земле. Торжественно подтверждаю, что все это оказалось правдой! Хотя… насчет грудок он вас, по-моему, недооценил.

Я как последняя дурочка прикрываю руками грудь и прожигаю его глазами. Неужели Илиан и вправду рассказывал им все это?! В любом случае у меня нет никакого желания провести весь день с этим болтливым типом, который так развязно рассуждает о подружке близкого приятеля. И я разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Ладно, не пугайтесь так, Мисс Ласточка. Я же сказал, что сдаюсь. Вы случайно не из Ирана родом? Не из Северной Кореи? Не из Венесуэлы? Не из Чечни? Не из Палестины?

Он раскуривает косячок и выдыхает облако дыма.

– Нет…

– Тогда можете спокойно туда ехать. Ваш возлюбленный сейчас в Тихуане, по ту сторону границы, в Мексике. В тридцати километрах к югу от Сан-Диего. Дорога простая, вы не заблудитесь.

– И где мне его искать? Тихуана большая.

– А вы сядьте на террасе любого кафе. Ручаюсь, он вас там разыщет.

Человек-ящерица не обманул: переход границы на мексиканскую сторону занимает не больше получаса. Но Мексика начинается гораздо раньше! По мере того как я проезжаю через южную часть квартала Чула-Виста – самого южного на юге Сан-Диего, – американские надписи на рекламных плакатах все чаще уступают место испанским.

Торможу в Сан-Исидро и с тревогой смотрю на высокую решетчатую ограду, которая опоясывает холм Тихуана-Ривер и уходит куда-то вдаль, отделяя Мексику от Соединенных Штатов, север от юга, мир богатства от мира нищеты. Это самый посещаемый пограничный пункт в мире, как сообщает путеводитель Air France. Над моей головой барражируют патрульные вертолеты, и мне впервые становится страшновато. Тихуана занимает второе место в списке самых криминальных городов мира, как сообщает все тот же путеводитель. Там полно наркоманов, насильников, о карманниках и говорить нечего, а я еду туда одна, понятия не имея, в каком квартале остановиться. Поэтому оставляю при себе минимум денег, спрятав остальные в багажнике и под сиденьями «доджа». Потом, закинув за спину холщовый рюкзачок, иду вперед.

Илиан, где бы ты ни был, вот она я!

Помня, какие нескончаемые очереди стоят в аэропортах перед паспортным контролем, я настроилась проторчать на пограничном посту долгие часы, но ничего похожего. Я прохожу по длинному узкому коридору с высокими серыми стенами и колючей проволокой поверху и вижу в конце простую надпись на бетоне: МЕКСИКА.

Рядом со мной шагают несколько американцев, наверно туристов, в шортах и бейсболках. Коридор приводит нас к турникету, похожему на те, что ставят в метро. Вот и все! Проходишь через турникет и оказываешься в Мексике.

Ни таможенников, ни окошек, ни ворот металлоискателя, никаких очередей. Несколько полицейских равнодушно смотрят на нас издали. Словом, здесь пересекают границу так же спокойно, как проходят покупатели мимо кассы в супермаркете. По крайней мере, в сторону Соединенных Мексиканских Штатов.

Дальше мы видим мост через Тихуана-Ривер, почти высохшую от зноя в своем бетонном, слишком широком для нее ложе, а на другом берегу нас ждут десятки такси. Мне они ни к чему, я не могу указать, куда хочу ехать, а город начинается практически сразу после пограничного поста. Со всех сторон на нас глядят с рекламных щитов молодые пары с перламутровыми улыбками и пожилые, но стройные, поджарые, с легкой проседью, американцы. Местная коммерция представлена cantinas и сувенирными ларьками, кабинетами дантистов, клиниками пластической хирургии и аптеками. Американские тинейджеры ездят в Мексику за утехами, коих лишены на родине, – пьянствовать и ширяться. А люди среднего и пожилого возраста ложатся под скальпель, пытаясь обмануть природу.

Проблуждав с полчаса по городу и не заметив никакой преступности (неужто любовь и впрямь ослепляет?), я наконец обнаруживаю узкую пешеходную зону с цветастыми фасадами и натянутыми поперек улицы зелено-бело-красными национальными флагами. Флаги скрывают небо, а тротуары и мостовая завалены грудами сувениров, пряностей и фруктов, разложенных бродячими торговцами между террасами ресторанов.

Мне вспоминаются слова человека-ящерицы в гамаке: «Сядьте на террасе любого кафе. Ручаюсь, он вас там разыщет». Но вокруг десятки ресторанов, сотни стульев. Откуда мне знать, какое место лучше? Останавливаю выбор на первой более или менее приличной cantina. Это одна из немногих, где у входа не дежурит девица в ультракороткой юбке и на высоченных шпильках.

Сажусь и улыбаюсь. Так я и знала.

Столик, за который я села, качается.