Оливье рассматривает предметы, лежащие на пассажирском сиденье. Он уже жалеет, что вынес их из дома. Сначала хотел оставить в спальне – разложить на кровати, а потом убрать в ящик комода точно в том порядке, в каком их уложила хозяйка. Но не справился с искушением – оставил все для себя, чтобы разглядывать снова и снова, чтобы понять… Времени у него полно – долгие часы. Натали сейчас в Канаде, их самолет еще даже не вылетел оттуда.

Оливье бросает взгляд на улицу и в который раз рассматривает наивные, детские сокровища. И все трудней бороться с простым желанием собрать все в кучу, сделать три шага и швырнуть это поганое барахло в помойку. Вон в тот мусорный бак на другой стороне улицы. Не сортировать, выбросить все без разбора – и пластмассу, и картон, и бумагу.

Натали вернется из Квебека, выдвинет ящик, увидит, что он пуст, и поймет. Ну что она сможет сказать? Да ничего… Ровным счетом ничего, поскольку эти предметы уже не существуют! И ей останется одно – констатировать, что все кончено, кончено раз и навсегда, что прошлого не вернуть.

Да, это наилучший выход.

Положить конец ее наваждению.

Оливье опять быстро смотрит в зеркало заднего вида, словно чувствует себя беглым преступником. Но в чем он виноват, господи боже ты мой, в чем?! Почему он не смеет избавиться от этого проклятого мусора? Сжав кулак, Оливье яростно колотит по приборной доске своей «кангу». Он должен, просто обязан выбросить все чохом, не пытаясь понять, какую ценность представляет собой тот или иной предмет, если не хочет сойти с ума.

Сойти с ума и выть от боли.

Почему? Почему эти жалкие сувениры – кинопрограмма, бумажная салфетка, разорванный конверт – стали сокровищами для его жены? Какая тайна скрывается за каждым из предметов? Какой взрыв смеха? Какая ласка? Какое обещание?

Нет, самое лучшее – сжечь все это дотла.

А может, Натали и вовсе ничего не заметит? Может, она уже много лет не открывала этот ящик? Может, даже не помнит обо всех этих пустяках? Может, они давно потеряли для нее ценность и она держит их в ящике просто по небрежности, как иногда хранят старую одежду, выщербленную посуду, перегоревшие лампочки, использованные батарейки? И избавиться от всего этого – просто-напросто сделать уборку.

Чтобы спасти свой брак? Да нет, об этом и думать смешно, их браку ничто не грозит, теперь больше не грозит. И Оливье хочет убедить себя в этом. Однако он не в силах помешать мозгу, работающему на холостом ходу, как мотор припаркованной машины. Ему не дает покоя программка, Кино под звездным небом – сентябрь-1999; он уже выучил ее наизусть, как запомнил и ласточку – рисунок на салфетке Air France. Он долго разглядывает первую строчку, написанную на белом конверте, смятом, разорванном и склеенном заново. Почерк тот же, что и на салфетке.

Вы тоже.

Оливье вытряхивает содержимое конверта на пассажирское кресло, где лежит все остальное. Фотографии, удостоверения личности, банковские карты.

Взгляд Оливье задерживается на снимках. Сначала на первом: это школьная фотография, сделанная в год поступления Лоры в подготовительный класс, ей шесть лет. Она уже тогда была серьезной и прилежной девочкой. Одна только мысль о том, что кто-то другой мог разглядывать фото его дочери, писать на конверте ее имя, говорить о ней с его женой, пробуждает в Оливье жажду убийства.

Он заставляет себя успокоиться и взглянуть на другие снимки – четыре штуки, сделанные в «моментальном фото». На первом его жена состроила гримасу, на втором высунула язык, а вот на этом скосила глаза и только на последнем наконец выглядит серьезной. Натали во всех ее ипостасях! Там ей чуть больше тридцати лет. Красивая… почти такая же красивая, как сейчас. Оливье не может сдержать слезы. Слезы, которым он никогда не давал воли в присутствии жены.

Он поспешно просматривает остальное содержимое конверта: карточки сотрудника Air France, «Интермарше», автостоянки в Руасси, социального обеспечения, избирательную, удостоверение личности. Водительские права, паспорт. Все это принадлежит Натали.

Оливье, конечно, все понял. Ему вспоминается, как Натали потеряла свою сумочку перед возвращением из Монреаля, двадцать лет назад. Монреаль, уже тогда… Она ее не нашла, пришлось восстанавливать все документы. Жуткая процедура. Натали вернулась с того рейса какой-то… потрясенной, и он помнил, как был удивлен: переживать из-за такой потери совсем не в ее характере. Он еще тогда подумал, что все к лучшему, будет ей урок, она такая рассеянная, рано или поздно это должно было случиться. Мягко попенял Натали, посоветовав ей быть менее безалаберной…

Каким же он был дураком!

Натали нашла эти документы. Спрятала их. И ни слова ему не сказала.

Оливье колеблется. Ему безумно хочется скомкать и выбросить белый конверт, но нет, он с удивлением обнаруживает, что ему нравится страдать, нравится читать и перечитывать эти пять строчек, написанные гипнотизирующим его незнакомым почерком.

Вы тоже.

Как ни странно, многократное перечитывание в конце концов успокаивает Оливье. Гнев остыл. Но не прошла холодная решимость: он должен довести дело до конца.

Оливье смотрит на бортовые часы – 16:00 – и быстро подсчитывает в уме, он давно научился безошибочно определять время в разных часовых поясах. В Квебеке сейчас десять утра, значит, самолет Натали взлетит через тридцать минут и приземлится здесь через шесть часов.

Бросив последний взгляд на предметы, лежащие на соседнем сиденье, на эти запретные, проклятые сокровища, похищенные им, он выжимает ручной тормоз и поворачивает руль.

Время терпит.

Он просто должен приехать в Порт-Жуа до возвращения Натали.