Книга: Когда смерть становится жизнью. Будни врача-трансплантолога
Назад: 10 Джейсон. Секрет в том, чтобы жить настоящим
Дальше: 12 Нейт. Распределение трансплантатов, или кто получает орган и почему

11
Лиза и Герберт. Стоит ли пересаживать печень алкоголикам?

Сложно сочувствовать таким людям. Сложно рассматривать буйных пьяниц как больных и беспомощных. Сложно сопереживать эгоизму наркомана, который солжет вам и украдет у вас. Их сложно простить и предложить им помощь. Есть ли еще какое-то заболевание, которое делает своих жертв настолько непривлекательными?
Рассел Брэнд. «Исцеление: свобода от зависимостей»
Алкоголь разрушил меня финансово и морально, разбил сердце мне и многим другим. Хотя алкоголь сделал это со мной и чуть меня не убил и я не прикасался к нему уже семнадцать лет, иногда я задумываюсь, смогу ли когда-нибудь спастись от пьянства. Я полностью согласен с тем, что алкоголизм – это психическое заболевание, потому что такие мысли могут быть только у безумца.
Крейг Фергюсон. «Американец нарочно: невероятные приключения маловероятного патриота»
«Кто из вас считает, что мы должны пересаживать печень алкоголикам?»
Примерно половина рук медленно поднялась, в то время как остальные студенты стали взволнованно осматриваться. Это были третьекурсники, и я читал им свою ежемесячную лекцию о трансплантации органов.
«Кто из вас считает, что потенциальный реципиент должен полгода не употреблять алкоголь, прежде чем ему предложат трансплантат?»
На этот раз большинство студентов подняли руки, и на их лицах появилось уверенное выражение. Очевидно, что пациенты должны вести трезвую жизнь, если хотят получить потрясающий дар в виде трансплантата печени, который спасет их.
Кто из вас считает, что хирурги должны пересаживать печень алкоголикам?
«Но что, если они не проживут шесть месяцев? Что, если они рискуют умереть в течение двух недель? Что, если пациент – это 37-летняя мать троих детей или 26-летний выпускник университета, которые просто не осознавали, какой урон наносят своей печени? Сможете ли вы игнорировать существование маленьких детей и позволить их матери умереть? Сможете ли вы сказать молодому человеку в присутствии его родителей, что его можно спасти, но вы решили этого не делать, потому что он не заслуживает?»
Я продолжал: «Кто из вас считает алкоголизм заболеванием?»
Почти все подняли руки.
«Какой процент людей снова начинает пить после пересадки печени?»
Несколько людей дали ответ – 20 %, что близко к правде.
«Кто из вас думает, что гепатит С – это заболевание?»
Все.
«Как часто гепатит С возникает повторно после пересадки печени?»
В ста процентах случаев.
«Так стоит ли делать пересадку в случае гепатита С? Нельзя ли сказать то же самое о пациентах с неалкогольным стеатогепатитом?» Я спросил их о жировой болезни печени, которую вызывает не алкоголь, а ожирение, диабет и высокий холестерин. «Выходит, нам не следует пересаживать печень людям, страдающим ожирением? А как насчет пациентов с почечной недостаточностью, возникшей в результате диабета или гипертонии?»
На заре трансплантологии пересадка печени пациентам с неалкогольными заболеваниями печени считалась пустой тратой ограниченных ресурсов. Сегодня все изменилось, поскольку результаты таких трансплантаций порой даже лучше, чем в случае с другими заболеваниями. Многие программы рассматривают лишь кандидатов, которые воздерживались от алкоголя в течение полугода. Почему? Неужели пациент, соответствующий этому требованию, гарантированно не начнет пить после пересадки? Что, если конкретный пациент настолько плохо себя чувствует из-за заболевания печени, что просто не может пить? Приносит ли кому-то пользу это шестимесячное ожидание?
Многие программы по пересадке печени рассматривают кандидатов, которые не пили алкоголь полгода.
Правило шести месяцев, которому следуют во многих трансплантационных центрах по всей стране, основано на исследовании, в котором приняли участие 43 пациента, перенесшие трансплантацию в качестве метода лечения алкогольных заболеваний печени. Согласно результатам такого исследования, воздержание от алкоголя продолжительностью менее шести месяцев считалось фактором риска возобновления заболевания. В ходе других многочисленных исследований назывались разные сроки воздержания, необходимые для снижения вероятности рецидива, то есть возвращения к алкоголю после трансплантации. Недавнее французское исследование (во Франции потребление вина – традиция) показало, что пациенты с диагнозом «острый алкогольный гепатит» переносили пересадку не хуже, чем люди, отказавшиеся от выпивки на шесть месяцев, и возвращались к алкоголю не чаще.
Я добивался невероятных успехов с пациентами, которые поступали в больницу с острой почечной недостаточностью всего через несколько дней после последней рюмки, и терпел сокрушительные поражения с пациентами, не употреблявшими алкоголь годами. Я помню 27-летнего пациента с тяжелым тревожным расстройством и острым алкогольным гепатитом, которого от смерти отделяло лишь несколько дней или даже часов. После трансплантации и тяжелейшего восстановительного периода он полностью изменил свою жизнь и вернулся к учебе. Я помню молодую мать, тайно употреблявшую алкоголь, которая после пересадки печени посвятила себя семье и карьере. Я также помню выражение стыда и сожаления на лице умного, успешного и заботливого отца троих детей, поступившего в больницу с разрушенным трансплантатом печени. Он просто не смог вырваться из хватки этого смертельно опасного заболевания.
Я до сих пор не могу однозначно ответить на вопрос о том, стоит ли делать пересадку печени алкоголикам. Кто является наиболее подходящим получателем этого дара жизни? У меня нет ответа. Но, возможно, мои пациенты являются ими.
История Лизы
Я до сих пор помню первую встречу с Лизой. Я закончил с обходом и решил ненадолго заглянуть к ней, чтобы поговорить о пересадке печени. Она была молода (41 год) и очень больна. Ее показатель MELD равнялся 32, и она была больна алкоголизмом.
Когда я вошел в палату, вид Лизы поразил меня. Ее лицо с красивой улыбкой оставалось молодым и свежим, хоть и выглядело немного желтоватым и отекшим, в ней чувствовалась радость. За страхом и тревожностью, сопровождающими любое тяжелое заболевание, скрывалась игривость. В ее глазах просматривалась печаль, ведь она понимала, что ее к нам привело. Когда я услышал об этой женщине с алкогольным циррозом, которая воздерживалась от алкоголя более года, я представлял себе совсем иную картину.
Я вернулся в свой кабинет и, прежде чем делать записи, просмотрел ее таблицу с жизненными показателями. Я сфокусировался в основном на оценке AODA («злоупотребление алкоголем и другими наркотическими веществами»), которая является частью протокола. Оценка основывалась на нашей непродолжительной встрече. Лиза пила вино, обычно не более двух бокалов в день. В молодости она пила больше. Она думала, что алкоголь помогает ей справиться с тревожностью, которая появилась у нее после моральной травмы, полученной в юности. Однако она не употребляла спиртное с того момента, как узнала о своей болезни.
Я до сих пор не могу однозначно ответить на вопрос о том, стоит ли делать пересадку печени алкоголикам. Кто является наиболее подходящим получателем этого дара жизни? У меня нет ответа.
Прочитав информацию о ней, я сначала решил, что алкоголь играл роль в развитии ее заболевания, но не являлся главной причиной. Никогда нельзя точно сказать, какое количество спиртного приводит к развитию цирроза. Обычно считается, что мужчины, употребляющие более двух «дринков» в день, а женщины – более одного, злоупотребляют алкоголем, но большинство людей, пьющих в таком количестве, не сталкивается с заболеваниями печени. Многие другие факторы могут повлиять на развитие цирроза: генетическая предрасположенность, лишний вес (который ведет к ожирению печени) и просто невезение.
Нам также известно, что в разговоре с врачом люди часто недоговаривают, сколько пьют на самом деле. Обычно мы удваиваем заявленное количество, особенно если пациент является кандидатом на пересадку печени. Тем не менее я считал, что Лиза вряд ли вернется к спиртному, может, потому что она мне сразу понравилась. Даже я, трансплантолог, который любит иногда выпить, хотел верить, что она действительно пила немного.
Операция Лизы прошла предельно гладко. Мы обнаружили в ее брюшной полости примерно пять литров асцита пивного цвета и маленькую цирротическую печень, которую отделили от наполненных кровью сосудов. Мы не теряли контроля, не делали музыку тише, и я не переставал шутить. Поместив новую печень в брюшную полость, мы не могли на нее налюбоваться. Мы соединили все кровеносные сосуды, сняли зажимы и увидели, как печень розовеет и оживает. Вскоре после этого из желчевыводящего протока полилась красивая золотистая желчь, и мы поняли, что все будет хорошо. Мы соединили протоки донора и реципиента, в последний раз убедились в отсутствии кровотечений и зашили пациентку.
Никогда нельзя точно сказать, какое количество спиртного приводит к развитию цирроза.
Все шло так гладко, что дыхательную трубку Лизы убрали, пока она еще лежала на операционном столе. Мы радостно увезли ее в реанимацию, а затем я вышел поговорить с ее семьей. Все прошло прекрасно. Было 16:00. Я даже вернулся домой к ужину. Отличный день.
Восстановительный период Лизы прошел хорошо, и когда она пришла ко мне на прием три недели спустя, желтый оттенок ее кожи исчез, а лишняя жидкость вышла из организма. Она выглядела как «гражданская», без больничного халата и тапочек. Ее улыбка осталась прежней, а в глазах уже не было грусти. Вскоре я передал ее гепатологу Алексу Мусату.
Когда Алекс встретился с Лизой через два месяца, она радовалась своему выздоровлению и наслаждалась временем с семьей. Он назначил ей повторный прием через полгода, но Лиза не пришла. Через 10 месяцев после трансплантации она поступила в больницу с острой почечной недостаточностью: ее кожа снова приобрела желтый оттенок. Биопсия печени показала, что Лиза снова употребляет алкоголь.
Если человек, которому пересадили печень, начнет пить, то орган откажет.
Когда я пришел к ней, она опять была в стандартном больничном халате. Я неловко подошел к теме алкоголя в итоге спросил ее прямо, начала ли она снова пить после пересадки печени. Она уверяла, что нет, сказала, что пропустила назначенную консультацию, потому что была занята. Я объяснил, что если бы она начала снова пить, то новая печень отказала бы.
Разумеется, никто ей не поверил. К сожалению, мы уже сталкивались с подобной проблемой. В течение следующих нескольких лет Лиза то и дело оказывалась в больнице из-за серьезной дисфункции печени. Какое-то время она продолжала отрицать, что пьет, но в итоге призналась, что выпивает немного.
Не прошло и пяти лет после трансплантации, как я получил письмо, в котором сообщалось, что она умерла. Я знал, что ее печень разрушена и подобный исход закономерен, и тем не менее ее смерть камнем легла мне на сердце. Я помнил ее улыбку, мужа, детей. Почему все так закончилось? Что мы упустили? Я успокаивал себя тем, что трансплантация подарила ее семье еще несколько совместных лет. Но действительно ли дела обстояли подобным образом?
Примерно через три года после смерти Лизы я связался с ее мужем Джеем. Я хотел, чтобы он помог мне понять, могли ли мы сделать что-то еще, чтобы спасти его покойную жену. Ему не понравилась моя просьба. Он и трое детей пришли в себя и жили дальше, и ему не хотелось вскрывать старые глубокие раны. Он также признался, что злился на нас: как мы могли дать Лизе новую печень, но при этом не вылечить ее от алкоголизма? Для него это было как «заклеить пластырем истекающую кровью рану». И все же он решил, что если случай Лизы мог оказаться полезным кому-то еще, а также помочь лучше понять алкоголизм и психические заболевания, то следовало организовать встречу.
Джей познакомился с Лизой, когда оканчивал колледж. Красивая, начитанная, с широким кругозором девушка быстро стала его лучшим другом. Он семимильными шагами двигался по карьерной лестнице, и казалось, все шло идеально, особенно после того, как он встретил Лизу. Оглядываясь назад, он признавал, что тревожные сигналы все же имели место. Ему было известно о натянутых отношениях Лизы с родителями, которых он практически не знал. Устав от «сурового» воспитания, Лиза в 16 лет усадила мать перед собой и сказала: «Либо ты выставляешь отца вон и подаешь на развод, либо я ухожу». Джей предполагал, что ее отец тоже злоупотреблял алкоголем. Он, скорее всего, «применял вербальное, а может, и физическое насилие». Джея удивляло, насколько мало остальные родственники общались с Лизой, особенно когда они с Джеем стали родителями. Она очень тяжело переживала изоляцию от семьи.
Сыграла ли эта изоляция свою роль в злоупотреблении Лизы алкоголем? Джей полагал, что да, однако у него имелась и другая версия: «Думаю, корень проблемы был в посттравматическом стрессовом расстройстве, которое появилось у нее после страшного происшествия в колледже».
Лиза стала жертвой сексуального насилия, от чего впоследствии так и не смогла оправиться. Джей винил себя за то, что не понимал, как сильно это на нее повлияло. Он рассказывал мне: «Честно говоря, в начале нашей семейной жизни я был еще так молод, что оказался не готов к этой новости». Если бы он понял тогда всю глубину ее страданий, то отправил бы ее к специалисту.
Признаки алкогольной зависимости нарастали постепенно и незаметно. Джей помнил несколько случаев, когда находил пустую пивную банку и спрашивал о ней Лизу. Она отвечала, что убиралась и просто забыла о ней. Джей рассказывал: «Вступая в брак, вы даете клятвы, и вам хочется доверять партнеру. Поэтому я не обращал на это внимания… однако признаки нарастающих проблем все же были».
Каждому происшествию, казалось, находилось объяснение. В этой истории Лиза вовсе не пребывала непрерывно в пьяном оцепенении. Со временем ее зависимость стала очевидна, но они оба пытались ее игнорировать. Супруги избегали смотреть правде в глаза до тех пор, пока однажды она не проснулась вся желтая и ей не диагностировали запущенный цирроз, который, вероятно, развился из-за алкогольной зависимости. Со временем состояние здоровья Лизы ухудшилось, и она попала к нам в больницу на трансплантацию печени.
Мне тяжело писать о том, во что превратились следующие четыре года для Джея, Лизы и их близких. Просматривая карту Лизы, где были зафиксированы многочисленные звонки, посещения клиники, поступления в другие медицинские учреждения и переводы в нашу больницу, я мог представить себе смятение, страх и отчаяние, которые испытывали ее родственники и она сама. А затем наступила предсказуемая развязка, разбивающая сердце. В карте я нашел несколько своих пометок, напомнивших мне момент нашего знакомства и мои слова, которые я бросил ей, направляясь к выходу: «Лиза, вам правда больше не следует пить. Это вас убьет». Как будто бы я со своей стороны сделал достаточно. В этих записях не было ни слова о том, как в течение полутора тысяч дней с момента трансплантации и до самой смерти Лизы Джей и их семья боролись с ее страшным заболеванием.
Она несколько раз попадала в реабилитационные центры, но безрезультатно. Через короткое время пересаженная печень начала хуже функционировать. Лиза все чаще оказывалась в больницах. Джей бесчисленное количество раз находил ее без сознания, не зная, было ли это связано с алкоголем или отказывавшей печенью. Он вызывал «Скорую помощь», и Лизу увозили в больницу на несколько дней или недель, а затем все повторялось.
В итоге Джею и его родственникам стало очевидно, что Лиза не вылечится. Она вернулась к тому, с чего начала: снова стала желтой и совершенно сбитой с толку. Количество раз, когда она попадала в отделения неотложной помощи, больницы и реабилитационные центры, просто поражает. Ближе к концу жизни ей предложили паллиативную помощь, и в итоге она оказалась в хосписе. В те редкие моменты, когда ее сознание прояснялось, она продолжала отрицать влияние алкоголя на ее жизнь и здоровье. Всего за три недели до смерти она все же извинилась перед Джеем.
Почему Лизе потребовалось так много времени, чтобы признать ущерб, который алкоголь нанес ей и ее семье? Джей объяснял это ее смущением, предубеждениями, связанными с алкоголизмом, и психическим расстройством в целом. Лизе казалось, что она должна справиться со всем самостоятельно, не показывая окружающим, насколько ей тяжело.
Лиза умерла в возрасте 45 лет. Я бы очень хотел написать, что она скончалась дома в окружении близких, осознав свое заболевание и придя к миру с собой. Однако дело обстояло не так. Ее не стало в отделении интенсивной терапии, где она была подключена к аппарату искусственной вентиляции легких, а из ее тела выходили трубки. Возможно, именно этого она и хотела: бороться до конца в надежде провести как можно больше времени с семьей. Однако когда я изучал подробности ее жизни после трансплантации, мне было тяжело смириться с тем ужасом, через который пришлось пройти Джею и другим родственникам.
Лиза умерла не из-за болезни печени, а вследствие психического расстройства. Она пристрастилась к алкоголю из-за тревожности, посттравматического стрессового расстройства и генетической предрасположенности к зависимости. Когда мы пересадили ей новую печень, то просто перевели часы. Трансплантация не помогла вылечить ее заболевание. В какой-то степени это отражает работу всей нашей системы здравоохранения. Мы выступаем и платим за значительные меры: операции, катетеризации сердца, героические методы лечения, которые сложны в техническом плане и потенциально опасны. Однако система здравоохранения не ставит в приоритет действительно важное: ежедневный контроль над хроническими заболеваниями и превентивные меры, которые могут помочь избежать трансплантации. Алкоголизм невозможно излечить окончательно и бесповоротно. Можно его контролировать и войти в ремиссию, но он всегда будет рядом.
Алкоголизм невозможно излечить окончательно и бесповоротно. Можно его контролировать и войти в ремиссию, но он всегда будет рядом.
Итак, стоило ли делать пересадку печени Лизе? Я не жалею о принятом решении, но жалею о нашем отношении к ней после операции. Мы понимали, что она в группе риска и что около 20 % пациентов возвращаются к алкоголю после трансплантации. Но она выглядела такой целеустремленной, харизматичной, умной – ей невозможно было не поверить, когда она заявляла, что перестала пить. Поначалу она так хорошо держалась, и мы ошибочно решили, что с ней все будет в порядке.
В нашей программе мы очень стараемся поддерживать и консультировать пациентов. Вплоть до выписки они общаются со специалистами по ментальному здоровью и при необходимости отправляются в подходящие реабилитационные центры. Но когда Лиза сказала нам, что больше не пьет, мы ей поверили. Она звучала очень убедительно, потому что сама верила в то, что с ней все хорошо.
Около 20 % пациентов возвращаются к алкоголю после трансплантации.
Даже сегодня мне очень тяжело вспоминать об этом. Джей и его семья такого не заслужили. Не заслужила и сама Лиза. Она была хорошим человеком с коварным заболеванием.
Да, зависимость – это заболевание. Наличие зависимости не означает, что вы слабый, плохой и заслуживаете смерти. Зависимость не должна быть поводом для стыда, вам необходимо обратиться за помощью. Лиза была слишком смущена, чтобы сделать шаг, который мог спасти ей жизнь.
Тем не менее я спрашиваю себя: если бы она обратилась за помощью, знали бы мы, что делать?
История Герберта
Коварный, загадочный и сильный – так анонимные алкоголики описывают алкоголь. От этого описания в голове возникает образ ползущего змея, который, высовывая язык, готовится наброситься на свою беспомощную жертву. Дело в том, что некоторые люди могут периодически выпивать без каких-либо проблем, в то время как другие оказываются во власти этой зловещей силы. Почему? По какой причине умные, думающие люди попадают в такую завивимость от алкоголя, что тот разрушает их печень и жизнь?
Несомненно, генетика играет большую роль, но не основную. У некоторых моих пациентов в семье вообще не было алкоголиков или других зависимых. Казалось, у них отсутствовала какая-либо конкретная причина, по которой им был необходим алкоголь. Подобно тому как многие люди считают кофе способом взбодриться в начале дня, другие воспринимают алкоголь как способ расслабиться в его конце. Довольно скоро они начинают пить все раньше в течение дня, потом начинают скрывать этот факт от своей семьи. Это значит, что они зашли уже слишком далеко. Алкоголизм – очень коварное заболевание.
Герберт Хенеман, почетный профессор менеджмента и человеческих ресурсов в Школе бизнеса при университете Висконсин-Мэдисон, не был типичным алкоголиком, выпивающим в баре за углом. Он вырос в городе Сент-Пол в Миннесоте. Его отец был профессором в бизнес-школе, а мать – домохозяйкой. Его родители, особенно отец, много пили, но Герберт не мог вспомнить никаких проблем со здоровьем, трудностей с законом или семейных кризисов, связанных с алкоголем. Родители не разрешали ему пить в подростковом возрасте, и, хотя он иногда выпивал с друзьями, количество потребляемого им алкоголя оставалось небольшим. Тем не менее он рос в окружении пьющих людей и постоянно видел алкоголь во время приемов пищи и празднований.
Зависимость – это заболевание. Наличие зависимости не означает, что вы слабый, плохой и заслуживаете смерти. Зависимость не должна быть поводом для стыда, вам необходимо обратиться за помощью.
Он успешно учился в маленьком колледже свободных искусств. На вечеринках в выходные он пил много, но в будни алкоголь не употреблял. Окончив колледж, он поступил в магистратуру Висконсинского университета и женился на своей возлюбленной из старших классов. Все встало на свои места.
Герберт не мог вспомнить точного времени, когда он вдруг стал пить больше, но постепенно алкоголь начал играть значительную роль в его жизни. Он преуспевал на работе и легко поднимался по карьерной лестнице внутри университета. Однако он все больше и больше думал об алкоголе. Он все чаще пополнял домашний мини-бар, начал пить в будни, а потом днем и не только дома.
Он не помнил никакого драматического момента: просто алкоголь постепенно проникал во все, чем он занимался. Герберт начал скрывать от жены и детей, что пьет, и стал пить один. Он все чаще плохо себя чувствовал: по его словам, у него возникали симптомы гриппа и общая слабость. Герберт воздерживался от алкоголя от трех до пяти дней, но, как только ему становилось легче, он говорил: «Слава богу, мне лучше. Можно снова пить». Терапевт сказал Герберту, что его проблемы со здоровьем связаны с алкоголем, но он не поверил. Он знал, что может остановиться, если захочет.
Дело приняло новый оборот в День труда 1990 года. Они с женой организовывали свадьбу племянницы. Герберт уверял жену, что бросил пить, но, как он позднее честно признался, это было не так. О том дне он рассказывал: «Я чувствовал, что не хотел быть частью той вечеринки, поэтому много выпил перед ее началом». Об этом никто не знал.
Герберт спотыкался, потел и в целом выглядел плохо. Одной из гостей на той вечеринке оказалась медсестра. Она решила, что у него сердечный приступ, и вызвала «Скорую помощь». По пути в больницу Герберту измерили содержание алкоголя в крови: результат был 0,375. Герберта поместили в наркологическое отделение, а затем направили на 28-дневную программу реабилитации. Протрезвев, он понял, что болен. Его печень болела и была увеличена в размерах (возможно, алкогольный гепатит), мысли были бессвязными, нарушилось пищеварение. Он не пил 28 дней и заявил всем, что теперь будет вести трезвую жизнь.
Он сорвался в первый же день после выписки. Примерно через две недели жена увидела, как он пьет. Это разбило ей сердце. Он снова попал в наркологическое отделение, а протрезвев, согласился лечиться от своей зависимости в психиатрической больнице в Милоуки. Как низко он пал! Тем не менее программа, на которую он попал, отличалась от других: это был Центр Макбрайда для профессионалов, ответвление психиатрической больницы Милоуки, где от зависимости лечились пациенты с успешной карьерой. Окружение других профессионалов было очень важно для Герберта. В обычных реабилитационных центрах людям с таким социальным статусом, как у Герберта, легко смотреть на пациентов из других слоев общества и говорить: «Я не такой, как они. Я могу себя контролировать». Но даже в «Макбрайде», в окружении равных, Герберт сопротивлялся помощи. Он отказывался участвовать в групповых занятиях; он хотел лишь больше прочесть об алкоголизме и справиться с этим недугом с помощью своего мозга.
Подобно тому как многие люди считают кофе способом взбодриться в начале дня, многие воспринимают алкоголь как способ расслабиться в его конце.
Он рассказывал: «Воскресным утром я отправился в маленькую церковь при больнице. Когда я вошел, женщина играла «О, благодать» на фортепиано. Это стало поворотным моментом. Я не могу объяснить, но внезапно я ощутил благодать. Всю службу я плакал и постепенно приходил к осознанию, что у меня проблемы». Герберт провел в психиатрической больнице три месяца.
Хотя он справился с алкоголизмом, его печень отказывала. У него диагностировали цирроз. По прошествии трех месяцев, когда Герберт вышел из психиатрической больницы, он оказался на приеме у Мунси Калаоглу, который обучался трансплантологии у Томаса Старзла и основал нашу программу в 1983 году. Мунси пообещал Герберту пересадить печень, если тот не будет пить в течение года. Однако он предупредил: «Я хочу, чтобы вы знали: если после трансплантации вы снова начнете пить, я приду к вам домой с карманным ножом и заберу печень обратно».
Герберт смирился с тем, что от алкоголизма невозможно излечиться полностью. Тот всегда прячется где-то, готовый вернуться и отомстить. Герберт сказал мне: «Одна из причин, по которой я не пью, заключается в том, что мне невероятно повезло получить трансплантат, особенно в то время. Я бы проявил полное неуважение к семье своего донора, если бы снова начал пить или каким-либо другим образом вредить своей печени».
Когда пациент снова начинает пить, это воспринимается как оскорбление в адрес хирурга, донора и всего процесса трансплантации.
После трансплантации Гер- берт ненадолго попал в больницу из-за отторжения. В остальном у него не было никаких проблем с пересаженной печенью более 25 лет. Я спросил, как трансплантация поменяла его взгляд на жизнь. Он ответил: «Думаю, она изменила его к лучшему. Будучи алкоголиком в завязке, я стал ценить жизнь, как никогда раньше. Теперь у меня гораздо больше эмпатии к другим людям. Я стараюсь быть полезным для тех, кто перенес пересадку печени, и тех, кто борется с алкогольной зависимостью. Я веду гораздо более полную жизнь, чем вел бы при других обстоятельствах».
Я поинтересовался, что он думает о пересадке печени пациентам с острым алкогольным гепатитом, которые просто не переживут период отказа от алкоголя, предшествующий операции. Он ответил: «Основываясь на собственном опыте, могу сказать, что восстановление должно быть серьезным делом, которому нужно посвятить не один день. Люди, старающиеся пройти этот путь в одиночку, вряд ли добьются успеха».
Я с этим согласен. Трансплантация печени необходима для устранения одного из последствий алкогольной болезни – нефункционирующего органа. Однако ее нельзя считать способом лечения от алкоголизма. Для борьбы с этим недугом требуются постоянная поддержка, консультации специалистов и борьба с психическими проблемами. Наша работа (и работа наших коллег в сфере ментального здоровья) заключается в том, чтобы определить пациентов, которые осознают свое заболевание и имеют шансы на выздоровление после трансплантации. В противном случае успеха не добиться, ведь ресурсы нового органа ограничены. Пациентам, которые слишком больны, чтобы ждать, мы должны обеспечить интенсивное консультирование и лечение психических проблем, чтобы они смогли осознать свою критическую ситуацию. Мы также не должны видеть в возвращении к алкоголю неудачу и поворачиваться к человеку спиной. Когда пациент снова начинает пить, это воспринимается как оскорбление в адрес нас, донора и всего процесса трансплантации. Не стоит все рассматривать под таким углом. К рецидиву у алкозависимых нужно относиться так же, как к рецидиву других потенциально излечимых заболеваний.
Трансплантация печени необходима для устранения одного из последствий алкогольной болезни – нефункционирующего органа. Однако ее нельзя считать способом лечения от алкоголизма.
Я рассказал Герберту о Лизе, и ее история огорчила его. Мы оба согласились, что она не смогла осознать свою болезнь вплоть до самого конца. Возможно, ей казалось, что другие алкозависимые чем-то отличаются от нее. Герберт также упомянул, что является членом нового больничного комитета, цель которого осуществлять контроль за пациентами, перенесшими трансплантацию печени, особенно теми, кто входит в группу высокого риска. Это дает мне надежду.
Назад: 10 Джейсон. Секрет в том, чтобы жить настоящим
Дальше: 12 Нейт. Распределение трансплантатов, или кто получает орган и почему