То, что Юлии нет, я понял не сразу. Надо было обыскать тех, кого я застрелил в коридоре. Трое, все трое по виду арабы. У одного какая-то тяжелая, похожая на кистень цепь, у одного — дешевый американский револьвер, у третьего — резинострел, который продается по паспорту, с шестнадцати лет. Естественно, ни у одного нет документов, в кармане — какая-то мелочь.

В дверь постучали, я машинально положил руку на рукоять пистолета.

— Можно войти, князь? — послышалось за дверью.

Знакомый голос.

— Извольте! — крикнул в ответ я.

Иван Иванович осторожно открыл дверь, вошел. Хмыкнул, глядя на распростертые под ногами тела и намокший от крови ковер.

— Хоть одного, наверное, можно было живым?

— Нельзя! — отрезал я. — Они вошли втроем, света не было, какое у них оружие, я не видел. В этих условиях любое промедление может скверно кончиться. Или я, или они — тут третьего не дано. Да и учили меня стрелять так, что сразу — и наповал.

— Хорошо учат в морских училищах… — с какой-то иронией заметил Кузнецов.

— Жаловаться не приходится.

— А где ваша дама? Вы с ней объяснились?

— Я хочу, чтобы она покинула страну, — твердо сказал я. — Опасности она мне не представляет, крови на ней нет.

— Вы много хотите, господин Воронцов. На ней висит обвинение в шпионаже.

— Труднодоказуемое.

— Юлия!

Ответа не было.

Я прошел к двери в ванную, постучал.

Замок поддался с первого же удара, хотя коридор был узким, но ударил как надо — замок вылетел с хрустом, дверь ушла внутрь…

— Дура! Сука, дура проклятая!

Я плохо помню те мгновения. Описать их и вовсе невозможно. Первое, что я сделал, — с размаху хлестанул ее по щеке, просто чтобы она открыла глаза. Голова бессильно дернулась.

Оцепенение длилось секунду, две — не больше. Потом — потом сработали инстинкты. Те самые, которые вбивали нам в голову в Санкт-Петербургском нахимовском. В бою думать некогда — все действия, в том числе и оказание первой помощи раненому, должны быть инстинктивными, вбитыми в подкорку. Думать в бою некогда.

Любой разведчик-диверсант всегда носит в кармане несколько метров тонкой, но прочной веревки. Всегда найдется там и нож, пусть небольшой, складной, но все же. Первым делом нужно остановить кровотечение — любой ценой, без крови человек умирает. Сколько точно она потеряла крови, я не знал, но видел — много.

Отхватил два куска веревки, перетянул руки чуть выше запястий так сильно, как только мог, затянул узлы. Весь перепачкался, веревка скользила в мокрых пальцах, к горлу подступала тошнота, перед глазами плыли круги. Пока ничего другого у меня не было — но пока сойдет и это. Главное — остановить кровь, все остальное потом.

— Твою мать…

Я обернулся. Иван Иванович стоял в двери ванной, лицо его стремительно белело.

— «Скорая» есть?!

— Внизу. На всякий случай вызвали. Осторожно, давайте помогу.

Приложил два пальца к артерии на шее, остро, до боли желая ощутить хотя бы слабую пульсацию. Но пульса не было…

Карета «Скорой помощи», мерзко завывая сиреной, рванулась вниз по улице, к бульвару — ближе всего был как раз госпиталь, тот самый, где месяц назад побывал и я. Как сказал врач, шансы еще были…

— Выпьете? — Иван Иванович протянул серебряную, на один хороший глоток фляжку.

— Нет. — Я привалился к уличному столбу. Ливень уже прошел, сейчас шел спокойный, даже тихий дождь. Мерзко…

— Напрасно.

— Где эта тварь? — тихо спросил я.

— Которая?

— Сноу. Где он?

— Его взяли. В машине допрашивают.

— Допрашивают? Сейчас я его сам допрошу!

— Не делайте глупостей, — Иван Иванович заступил мне дорогу.

— Уйдите, советник, — тихо попросил я. — Уйдите, не заставляйте брать грех на душу.

— Пистолет сдайте и идите.

Я достал пистолет — он был заткнут за пояс, протянул его Ивану Ивановичу. Достал из кармана также и нож.

— Не переусердствуйте. Он должен говорить.

— Он заговорит. Обязательно заговорит.

Сноу держали в обычном, ничем не примечательном фургоне с длинной базой и высокой крышей — обычно такие использовались для перевозок в городе. У самого фургона стояли два человека, одна из створок задней двери была открыта. Передо мной они безмолвно расступились.

— Все вышли отсюда.

Те двое, что допрашивали Сноу, прикованного наручниками к одному из откидных сидений, переглянулись. Потом, ни слова не говоря, поднялись и вышли из фургона. Тихо закрылась дверь.

Я сел у откидного столика — за ним стоял ноутбук, видеокамера, подключенная напрямую к компьютеру с встроенным микрофоном, и компактный принтер. Плоский, жидкокристаллический экран монитора светил ровным матовым светом. Холодный электронный глаз фотокамеры неусыпно следил за скорчившимся на сиденье британским шпионом.

— Страшно?

Сноу не ответил.

Справа от меня, прямо на обитой каким-то мягким, пружинящим под рукой пластиком стене фургона был небольшой пульт для системы кондиционирования и освещения в кузове. Это была спецмашина, часто она использовалась для засад, когда приходилось ждать долгими часами, пока добыча сунется в капкан. Или не сунется. Поэтому здесь были и раскладушка, и кофеварка, и микроволновка, и кондиционер, и свет здесь регулировался не просто «включено-выключено», а по яркости, таким пластиковым барашком. Поворачиваешь его вправо — и длинные лампы, встроенные в потолок, начинают светиться ярче. Я повернул регулятор яркости на максимум, осмотрелся. На столике стоял стаканчик с кофе, полный, даже горячий — дымился.

— Кофе хочешь? Посмотри на меня!

Британец поднял голову, с ужасом уставился на темные пятна на одежде, на испачканные засохшей кровью руки. Предложенный стаканчик он не взял.

— Как хочешь.

Я одним глотком выпил кофе, поморщился — без сахара совсем. К горлу подступила тошнота.

— Знаешь? — Я старался говорить как можно более спокойно. — Меня всю жизнь мучил один вопрос. Для чего мы живем? Его я задавал и себе, и другим людям. Но ни разу не получил ответа. Может, ты знаешь?

Британец не отвечал.

— Смотри на меня!!

Сноу вздрогнул, как от удара кнутом, поднял голову. Его взгляд был похож на взгляд затравленного борзыми волка.

— Тебе понравилось ее трахать? Отвечай!!!

Британец молчал, в ужасе глядя на меня.

— Можешь не отвечать. Знаю, что понравилось. Я только не могу понять — как ты ее мне подставил. Но это уже неважно. Ни для нее. Ни для тебя. Ни тем более для меня.

— Значит, дело обстояло так. Сначала к ней приходил я. А потом и ты. После меня. И вы вместе смеялись надо мной. Так?

— Что тебе надо, русский? — выдавил из себя британец.

— Знаешь? — я не обратил внимания на его слова. — на твоем месте я задал бы себе один простой вопрос. Если я смог поступить так с женщиной, с которой я спал и которую я любил, — то как же я поступлю с тобой? Ты ведь знаешь, чем я занимаюсь? Знаешь…

— Что тебе надо? — Британец таял, как воск от пламени свечи.

— Мне? Немногое. Благодаря тебе я связался со шлюхой, опорочил свое имя. Но об этом пока никто не знает. Шлюхи больше нет, она ничего не скажет. Есть задание — и я должен его выполнить. Если ты мне поможешь — я его выполню. И тогда никто не посмеет сказать что-то плохое про меня. Победителей не судят — нигде. Если нет — тогда остается единственный человек, которому известно все до конца. Это опять-таки — ты. Соображаешь? Мне нужна верхушка, голова спрута. Те, кто отдает приказы, исполнители мне не нужны. И я предлагаю тебе купить свою жизнь за их жизни. Ты ведь знаешь, где они находятся, не так ли?

Сноу говорил минут двадцать. Я запоминал, ничего не записывал. Все равно здесь явно все пишется, сейчас самое главное — успеть нанести удар. Удар, который обезглавит террористическую сеть в этом регионе. Что бы они ни планировали — такого удара, как одновременный арест или ликвидация всех руководителей подполья, система не выдержит.

Сноу рассказал все. Явки, тайники, имена. Но самое главное — он знал местонахождение лидеров террористического подполья — и Атты, и Бен Ладена.

Когда Сноу закончил говорить, я посмотрел на него, но ничего не сказал. Время слов кончилось, пришло время действий. Глянул на часы — новый день уже наступил и действовать надо было быстро.

— Есть. — Я подошел к нервно курившему — первый раз видел его курящим — Ивану Ивановичу. — Точное местонахождение Пророка известно. Брать его надо сейчас, у нас есть час или два. Потом британцы обнаружат пропажу Сноу, поднимут тревогу, и вся эта тварь расползется по новым норам. Либо сейчас — либо никогда.

— У нас не хватит сил, — мрачно ответил Кузнецов. — Имеющимися мы можем захватить британского добывающего офицера, но не лидера террористической организации вместе со своими телохранителями. Сколько адресов?

— Основных — два. И тот и другой.

— Прекрасно.

— Я хочу принять участие в операции.

Иван Иванович взглянул мне в глаза, покачал головой.

— Не стоит. Вам и так хватило на сегодня. Лучше вам либо домой, либо в больницу.

— Пока не раздавлю этих тварей, не успокоюсь. Из-за них она…

— Как знаете.

— А насчет сил…. Насколько я помню, сигнал тревоги, разработанный к предыдущей операции, еще действует?

— Должно быть…

— Вот и необходимые силы. А мне надо заехать домой и кое-что взять.