Десант. Наземная группа
Ночь на 01 июля 1992 года
Центр города
Для того чтобы выйти на снайпера, выйти на позицию, откуда можно выстрелить, глупо идти вперед, лучше всего — идти назад, по своим же следам. Выйти, сделать круг — в развалинах вряд ли заметит, найти позицию — и ждать. С того здания он, скорее всего — не уйдет. А если и уйдет — можно считать, что впереди зачищено, подать сигнал «чисто», занять позицию и ждать. Как он проявится — так и отправить его к Аллаху. Скольких из наших успеет отправить к Аллаху он при таком раскладе — то уже опять-таки одному Аллаху ведомо. А как, думали, на снайперов охотятся? В том числе и на живца, если по-другому не получается.
Винтовку я закинул за спину, подтянул ремень — в этих развалинах при возможной внезапной встрече с противником она никуда не годится — нужен автомат. Он у меня и был сейчас в руках — та самая трофейная «MASADA». Поскольку ползти здесь ну никак не получится — пригнувшись, перебегаю от одного укрытия к другому. Пахнет гарью, газом, почему-то и дерьмом — как будто канализацию разрушили и все дерьмо хлынуло в город. Под ногами хрустит битый кирпич, где-то попадается и мягкое.
Воняет…
По мне никто не стреляет. Нет, конечно, пули летают — но я умею отличать, когда конкретно в меня, а когда просто лупят, простреливая подозрительные места или даже просто так, изгоняя стрельбой собственный страх. Когда пуля с чвяканьем попадает во что-то рядом — уже и внимания не обращаю…
Самое опасное — улица. Верней, проулок, неширокий, как и многие в Бейруте, — если по обе стороны машины припаркованы, то проедет только одна машина. Ночью так и бывает — заехал в проулок, машинами заставленный, а навстречу тебе еще один такой же едет, дальним светом светит, клаксоном завывает. Бывало, что и до стрельбы такие вот ночные встречи в дурных кварталах доводили…
А теперь… А теперь все те лакированные красавцы — город богатый, деловой, тут «Даймлер» за средненькую машину считается — обгорелыми остовами запрудили переулок… Искореженные пулями и взрывами, обгорелые кузова, до корда выгоревшие шины, дотлевающие угольки в салоне…
Кукареку!!!
Я аж залег, упал прямо на камни — только собирался идти, и на тебе…
Кукареку!!!
Это откуда вообще? Крыша, что ли, едет уже?
Но проверить надо. Что это за «кукареку» такое…
Пошел правее, выполз из развалин в прогал между домами — тоже все кирпичом битым завалено, да чем попало — мало чем от развалин отличается. Но ползти проще, хоть поверхность тут относительно ровная.
Кукареку!
Глазам своим не верю — и в самом деле петух. В Бейруте бойцовый петух иногда продавался на базаре по цене малолитражки, а петушиные бои — одно из любимых развлечений в мусульманских кварталах. Да и вообще с приходом русских на Востоке петушиные бои превзошли по популярности даже скачки — все дело было в том, что с выигрышей на скачках взимался пятидесятипроцентный налог, государство за этим строго следило. А за петушиными боями с такими же денежными ставками — попробуй-ка уследи…
Кукареку!!!
Вот разорался-то. Радуется, что выжил? Клетка стоит на одном из балкончиков — чудом уцелела птица. Старомодная такая клетка, круглая…
Реально — чудо. Даже знак какой-то.
Интересно, какой…
Надо идти…
Извиваясь, как змея, прополз немного по чему-то, когда-то бывшему тротуаром, заполз за машину — крупный, на вид почти квадратный внедорожник из САСШ, как и все машины на этой улице, обгоревший, простреленный и на спущенных шинах. Стоит он очень удачно — пол-улицы перекрывает.
А пол-улицы — нет…
Осторожно поднялся, прижался спиной к еще теплому, шершавому, покрытому гарью металлу, в последний раз огляделся.
Сейчас — или никогда…
Решился — бросился вперед, метровыми прыжками, последний прыжок, уже падение — я завалился за противоположный ряд машин. И уже в падении, в коротком, на миг, полете я услышал, почувствовал — то самое.
Эта — моя…
Вот эта пуля — разминувшаяся с моей буйной головушкой буквально на пару сантиметров, точно была — моя. Пролетев совсем рядом, она с глухим стуком ударилась о кузов машины…
Снайпер…
И все-таки он просек, куда я пошел. Просек, что попытаюсь его обойти. Просек даже, где именно я попытаюсь пересечь проулок — конечно же, в самом узком месте, там, где второпях припаркованная машина его почти напополам перекрывает. Засек — и стал ждать. И если бы надо мной не горела с детства Полярная звезда — скорее всего, здесь бы я и лег…
Повоюем…
Промежуток между машинами и зданиями узок и безопасен. Здания — там тысяча мест, где можно спрятаться, хороших — несколько десятков. Но и для вражеского снайпера — раздолье впереди. Те же тысячи мест, откуда можно вести огонь. Впереди для него — свои, для меня — чужие. Время — непонятно, в чью пользу играет, может, в мою, может, — в его. Когда здесь будет десант или бронегруппа — непонятно, может, через пять минут, может, — никогда. Рассчитывать, как и всегда в разведке, — только на себя…
Рисковать я не стал — в развалины на противоположной стороне улицы заполз аккуратно, не давая снайперу возможности поохотиться. Тем не менее он выстрелил еще раз, опять в поразительной близости от меня — хотя и выше, достать меня он не мог из-за машин. Сразу же впереди застучали два пулемета — обычный и пару раз выстрелил крупняк…
У него что — ночной прицел? Очень точно для ночного времени стреляет, подозрительно точно. Или — что похуже? Хотя профессионал в этом случае не стрелял бы, второй выстрел — серьезная ошибка.
Пора скоординировать действия…
— Бобр, ответь Ворону.
— Бобр на приеме!
— Снайпер дальше от вас, точное местоположение не установлено.
— Ворон, мы его засекли. Держим!
— Хорош стрелять! Если вы его не положили — он уже ушел. Держитесь в здании, не высовывайтесь. Не подставляйтесь, он еще жив.
Не знаю, почему я в этом был так уверен… Но почему-то я даже не был уверен, я знал точно, что эта тварь — жива.
— Твои предложения?
— Я пока не вышел на позицию. Выйду — оборёмся и дальше по обстановке.
— Принял! Конец связи!
Время умирать…
Неверный попался везучий — первый раз она стреляла в него там, в развалинах, — он даже не заметил пули, выбившей огрызок кирпича у него над головой — рядом бил пулемет, и, видимо, ее пуля просто прошла незамеченной. Второй раз она стреляла уже в него целенаправленно — после того, как она подстрелила командира десантников, не насмерть, но серьезно, она поняла, что он пойдет охотиться за ней. Вычислила, где он пересечет переулок — ему, как и любому нормальному снайперу, нужна была чистая линия огня — и выстрелила. На сей раз она не пыталась ранить, она хотела убить. Но неверный ушел и в этот раз. А ей пришлось срочно менять позицию — благо в стенах домов были пробиты лазы, по которым можно было перемещаться. И сейчас она ползла, каждый раз вздрагивая, когда пуля крупнокалиберного пулемета пробивала несколько стен, одну за другой, выламывая сразу по нескольку кирпичей. Они ее не видели — но случайно подстрелить могли…
Интересно — это все-таки он или нет?
Сейчас все — и самооборонщики, занимающие оборону на наспех сооруженных баррикадах и в укрепленных подручными материалами зданиях, и солдаты с жандармами — те, кто к этому моменту остались в живых, выглядели одинаково. Грязная, изорванная, заляпанная липкой смесью крови и грязи одежда, усталое, измазанное лицо, пустые, бездушные глаза, в зрачках которых отражается пламя умирающего города, потертое оружие в руках. Те, кто к этому момент выжил, уже приобрели кое-какие навыки ближнего боя, и убивать их становилось все труднее. Она не делала зарубки на прикладе своей винтовки — эта цифра выжженным клеймом отпечаталась в ее мозгу. Эта цифра с каждым часом увеличивалась…
Тридцать семь…
Человека, которого она за эти несколько минут уже дважды пыталась убить и который, несмотря на это, остался в живых, она знала. Или думала, что знала — все сейчас на одно лицо, особенно военные, — но его она узнала — даже угадала особенным женским чутьем. Когда-то давно, когда этот город еще не спалило пламя джихада, его фотографию показывала ей подруга, с восторгом рассказывая о своем новом кавалере. Потом она узнала еще кое-что про него — буквально в тот день, когда все началось. Ей доверяли — и сказали правду о том, что произошло, о том, что руки этого кяфира — по локоть в крови правоверных.
А раз так — значит, он должен умереть. И она — тот самый меч Аллаха, которым он покарает негодяя, обагрившего руки кровью Пророка.
Иншалла…
Русские уже не стреляли — видимо, поняли, что бесполезно. Или этот самый неверный, который так ловко двигается, подсказал.
Впрочем, это уже неважно…
Так… Лучше всего — подняться наверх, чтобы было пространство для маневра. Но не на самый — не ровен час, накроет миномет. Второй этаж — в самый раз.
Лестница — темная, узкая, грязная, без окон. Без окон — это хорошо, в окна как раз пули и влетают. Но если нет окон — это не значит, что можно как по проспекту. Осторожнее надо…
Ага! — А вот и сюрприз номер один. Растяжка — причем грамотно, заразы, поставили — леска рыболовная над самым полом, наступил — и…
Обезвредить? А смысл? При обезвреживании можно подорваться, зачем мне это. Есть люди — по две гранаты ставят, вторая взрывается, если леску, ведущую к первой, перерезать. Лучше оставлю, пусть кто следом за мной пойдет — тот и подорвется. Нечего шастать по развалинам…
Руками ощупал две следующие ступеньки — иногда растяжки ставят одну за другой — нет, чисто. Можно идти дальше. Все ощутимее пахнет паленым — как будто мешки с шерстью жгли…
Второй этаж — длинный, коридор, вскинул автомат и…
Наверное, если бы я отужинал нормально, меня бы сейчас вывернуло — прямо здесь. Даже несмотря на то, что до этого немало успел повидать. Все равно…
Длинный, на все здание коридор, по левую руку — двери в квартиры или нумера, выбитые, конечно. С такой планировкой обычно строят доходные дома или дешевые гостиницы. Выбиты не только окна — выломана часть стен — «КОРД» потрудился. Стены исклеваны пулями, обожжены огнем, на них — черная, жирная, слоящаяся копоть. Освещения нет, единственное освещение — неверные рыжеватые отблески пожаров на улице. И — трупы…
Не наши — чужие. Человек двенадцать — как минимум. Скорее всего, искали нормальную позицию для ведения огня по десантной группе — тут-то их и поймал бортстрелок с вертолета — длинной, на весь короб очередью выкосил всех. Так и легли — у окон, у каждого окна — по одному, а то и по два изуродованных трупа.
Какого черта вам надо было? Какого черта вы сюда приперлись? Мы вас звали?! Что вы здесь искали — это?!!!
А самое хреновое — как раз через эти окна, через сделанные крупнокалиберными пулями проломы меня может достать тот снайпер. Значит, мне предстоит ползти — по этому полу, заваленному кусками мяса, битым кирпичом, залитым запекшейся кровью.
Выругавшись про себя — делать нечего, — лег на пол и пополз, щупая впереди рукой и стараясь не вляпываться ни во что мягкое или липкое. Не вляпаться было невозможно…
Все те, кто здесь полег, полегли с оружием, у некоторых оно было исковеркано пулями, у некоторых — вполне исправное. Возможно, что-то и удастся найти.
У третьего по счету окна я разжился патронами. Тот, кто умер здесь, за секунду до смерти стрелял из старенького казачьего «АК», который валялся сейчас рядом с изломанной пулей ствольной коробкой. А вот магазин… Магазин от него мне пригодится. Стараясь не страгивать труп — могли гранату под него подсунуть — обыскал его, разжился четырьмя полными магазинами, рассовал по разгрузке. Лишним не будет.
У пятого по счету окна нашел неповрежденный пулемет — брать с собой не стал, просто проверил, положил у стены, нашел ленты с патронами к нему в рюкзаке и тоже положил рядом. Местоположение пулемета запомнил — может, пригодится еще…
А вот у самого выхода — еще почище трофей попался. Гражданский штурмкарабин Драгунова, новенький почти, с нескладным деревянным прикладом и очень приличной оптикой-трехкраткой с широким полем зрения. Если к «эрме» патронами не удастся разжиться, то можно будет на это заменить, коли возможность будет. Опять-таки положил ближе к стене и даже прикрыл, чем мог, — дабы кто другой не добрался…
Пришли…
В самом конце здания были хорошие позиции для снайпера — проломы аж через несколько стен. Долбали, похоже, из безоткаток и из скорострельных пушек. Вертолетных — вон трассы сверху вниз идут и даже в полу дыры. Нормально…
Теперь нужна пара «кукол». Нормальной куклы нету — но ночью сойдет и такая. Подручная…
Оставил винтовку у стены, на карачках вернулся в залитый кровью коридор. Мне нужны были два трупа, не слишком сильно пострадавших. Или три. В общем — трупы нужны были. Трупы я нашел — там этого добра было… С грехом пополам, зажимая платком нос и стараясь не сильно высовываться, перетаскал на позицию. Туда же утащил и трофейный «драгунов»… Палитра есть, будем рисовать картину.
Картина…
Снайперскому делу я учился у полковника от артиллерии Сухорукова. Этот старый, ничем не приметный вояка — среднего роста, среднего телосложения, с простым, обветренным, морщинистым лицом и тихим голосом — был совсем не тем, кем казался. Он был Мастером — именно так, с большой буквы «М». На всю русскую армию он был единственным тренером — так его все называли, не инструктором, а тренером — такого уровня. Безусловно, он был одним из самых опасных людей на Земле…
Учеников он выбирал сам — комплектовал смешанные группы, ездил по училищам, присутствовал на различных соревнованиях, присматривался. Подбор группы — это была его личная прерогатива, в этом ему никто не указывал и никто не препятствовал, если он просил перевести к нему кого-то для обучения. Как он отбирал людей, непонятно, единственно, что я понял во время годового обучения, — он старался отбирать тех, кто тренировался в стрельбе с детства и занимался стрелковым спортом. Остальное — то была тайна Мастера…
«Палитра» и «Картина» — это были выражения, которым он учил нас. Для того чтобы нарисовать картину, художнику нужны кисть и краски на палитре. Кисть — это твоя винтовка, без нее ты — мишень. Палитра — это подручные материалы — другие люди, живые или мертвые, другое оружие, бронетехника, развалины — все окружение, в общем. Используя все это, ты должен нарисовать картину — нечто такое, что введет вражеского снайпера в заблуждение и заставит его раскрыться, демаскироваться, выстрелить в пустоту. Картина — это то, что позволит тебе остаться в живых после выстрела твоего оппонента и выстрелить в ответ.
Разница была только в том, что плохой художник не получит денег за картину. Снайпер, плохо, неубедительно нарисовавший свою картину, получит билет на тот свет…
Итак — картина…
На мысль меня натолкнули именно эти проломы сразу через несколько стен. Очень уж удачно были расположены — можно было стрелять как бы «с разных уровней», через несколько стен.
Одна из кукол будет снайпером. То есть — мной. При таком освещении ночью что-то просечь — нереально. У куклы даже винтовка будет — та самая «драгуновка», которую я нашел.
Выстрелом были пробиты четыре стены, первая — буквально вывалена. Прямая линия огня через эти проломы — как раз то, что мне нужно. Около первой стены куклу класть нельзя — положим около второй, замаскируем. А я засяду либо у третьей, либо у четвертой…
Но нужно время на то, чтобы написать картину. Снайпера нужно отвлечь.
— Бобр, ответь Ворону.
— Бобр на приеме!
— Шумни немного.
— Принял!
Куклу расположил, как и говорил, во второй с края комнате, замаскировав у пролома, — пришлось даже сбитую с петель дверь подкладывать, чтобы натурально было. К кукле пристроил штурмкарабин — какой снайпер без винтовки? Пристроил так, что казалось — снайпер залег и целится — а к спусковому крючку тонкую веревку привязал, саму винтовку укрепил, чтобы из рук хотя бы не вылетела. Еще одну веревку привязал к левой руке — чтобы пошевелить куклу, если нужно. И еще одну — к маскировочной накидке, которую я снял с себя. Со своей винтовки я снял глушитель — пока он мне не нужен…
Игра началась…
С винтовкой я выполз в коридор, устроился около одного из проемов и выстрелил — просто так, никуда не целясь, для того, чтобы сообщить — я здесь. Не знаю — возможно, даже ответный выстрел будет, правда, откуда — я его не увижу. Может, снайпер раскроется и его Чижик — птица вольная — со своими приголубят. Всякое может быть…
Выстрела не было.
Ждать… Сразу делать второй ход нельзя — ждать и только ждать. Привалившись к исклеванной пулями стене и положив руку с пистолетом на колени, я замер. Минута текла за минутой — медленно, как течет из банки свежий золотистый мед…
На какой-то момент мне почудилось, что я опять слышу тот самый выстрел, прислушался — ничего…
Пора…
Второй ход был хитрее — тут я уже рисковал жизнью. Переползя в другую комнату, я на мгновение показался из-за укрытия — и выстрелил снова. На сей раз, кто наблюдал за развалинами — тот должен был видеть. Не меня — движение… Серую тень, мелькнувшую в истерзанном доме напротив.
Есть!
Ответный выстрел — четкий удар пули о штукатурку. Он здесь, он никуда не ушел. Он меня ждет. Время третьего и последнего хода. Но сначала — пусть помаринуется, пусть — понервничает…
Выждав почти полчаса, я перебрался на третью и последнюю позицию. Вся хитрость состояла в том, что я находился как бы за спиной куклы — она лежала во второй от конца здания комнате, я занимал позицию — в третьей. Я мог стрелять в том же направлении, что и кукла. Надел на свою винтовку глушитель — теперь он мне понадобится.
Кто говорит, что куклы не умеют стрелять?
Спрятавшись за стеной, я нащупал кончик веревки и резко дернул — в комнате громыхнуло, штурмкарабин выстрелил. И вышел на позицию сам, целясь из своей винтовки в развалины напротив. Затаив дыхание, потянул за вторую веревку — с куклы поползла вниз маскировка, которой я ее накрыл. Третья веревка — кукла пошевелилась. Искореженное здание напротив медленно плыло в зеленом аквариуме ночного прицела….
Есть!
Словно искра — всего лишь бесформенное, чуть более светлое пятно — и искра. Пуля прошла через куклу, с отчетливым шлепком ударилась в стену; за которой я скрывался, — и я выстрелил в ответ, целясь по бесформенному серому пятну.
Трижды, раз за разом…
— Бобр, ответь Ворону. Я иду к тебе, не стреляй!
Ответа не было…
Обратный путь казался короче — может, потому что знаком. Крикнув перед зданием «Ворон», я нырнул внутрь…
Тело у самой стены, накрытое чем-то подручным, что нашли в этом здании. Проступающее бурое пятно на ткани, там, где по силуэту должна быть голова…
— Кто?
Никто не ответил. Огляделся…
Эх Чижик… Птичка певчая…
В звуки боя вплетался новый звук, солидный и грозный — пока едва слышимый, но с каждой секундой нарастающий слитный рев вертолетных турбин…
Десантная группа, высаженная с вертолетов, ушла вперед, вертолетные пушки с сумасшедшим визгом вгрызались, крошили здания, где находились боевики, небо изрыгало огонь. Десантные вертолеты, опасаясь «стингеров», ушли, штурмовые работали с предельно малых, буквально прячась за остовами полуразрушенных зданий, принимая на себя шквальный огонь еще уцелевших террористов. Шло деблокирование здания МВД.
Осторожно, подсвечивая себе фонариком, я поднялся по лестнице — снайпер мог поставить растяжки для защиты своей позиции. На всякий случай я даже шерудил длинной, найденной у дома палкой впереди себя, прежде чем наступить. Мало ли…
Вот. То самое место. Комната, одна из стен которой, выходящая на улицу, вывалена взрывом. Бесформенное пятно маскировочной накидки в углу комнаты. Едва заметный, замотанный в маскировочную ленту толстый ствол мощной винтовки. Небольшая черная лужица крови на полу. Держа на изготовку пистолет, палкой откинул маскировку…
Темные вьющиеся волосы, тонкие черты лица. Камуфляж, не скрывающий, а скорее подчеркивающий линии фигуры. Золотое кольцо на тонких пальцах, рука, обнимающая пластиковое ложе винтовки…
Что же мы делаем, люди…
Ее звали Сания Монтари. Совсем недавно она была преуспевающей хозяйкой модного косметического салона на набережной, а теперь стала снайпером, воином джихада. Судьба распорядилась так, что она погибла, как погибли в этот день и многие другие, вставшие на путь джихада — но с их смертью война не закончилась. Война только начиналась…