Хаос и усиление (133–30 годы до н. э.)

К 133 году до н. э., значимому для римской истории, древние Средиземноморье и Средний Восток были, по существу, разделены между двумя государствами – Парфянским царством и империей Рима. Мы рассмотрим первое в следующей главе. Западные пределы эллинистического мира, выходившие к Средиземному морю, попадали в орбиту влияния Рима. Селевкиды все еще сохраняли Сирию, однако не смогли удержать даже небольшое государство Иудею, которая гордо продемонстрировала еврейское возрождение при Маккавеях. Египет находился «в спячке». Западная часть Малой Азии недавно перешла под владычество Рима в качестве провинции, названной Азией. В 148 году до н. э. римской провинцией стала Македония, к которой были присоединены города-государства Греции. В 146 году до н. э. Карфаген потерпел поражение в третьей и последней войне с Римом и был полностью разрушен; победоносный римский полководец рассыпал соль на его территории в качестве символа конца и организовал в современном Тунисе небольшую провинцию, названную Африкой. Другие римские провинции возникли на берегах Испании, в Южной Галлии и на островах Сицилия, Сардиния и Корсика.

Из этих провинций Рим ожидал податей в виде зерна и драгоценных металлов. В свою очередь он лишь время от времени предоставлял им защиту от местных беспорядков и внешних вторжений и обеспечивал простую схему провинциального управления, чиновники которой менялись ежегодно. До сих пор римские аристократы оставались слепы относительно политических, экономических и социальных нужд Средиземноморья; их главной целью было скорее обеспечение безопасности Рима в этом сложном мире, чем его упорядочение.

Рим в 133 году до н. э.

До 133 года до н. э. второе столетие до н. э. казалось в Риме относительно спокойным периодом, однако серьезное внутреннее давление постепенно подводило к кризису. Основной проблемой являлось существование империи, которая разрушала прежнюю политическую, экономическую и социальную систему простого римского народа.

Множество крестьян в сельской местности испытывали нужду из-за опустошительной войны с Ганнибалом и наборов в армии победителей в начале II века до н. э. Более богатые граждане, усвоившие средневосточные уроки капиталистического земледелия, утраивали огромные поместья. Последние часто располагались на государственной земле и большей частью обслуживались рабами – мужчинами и женщинами, являвшимися пленниками, захваченными в результате завоеваний. Использование рабов в сельском хозяйстве достигло небывалого размаха, который можно сравнить лишь с использованием невольничьего труда на американском Юге в XIX столетии. Эта ситуация вела не только к серьезным волнениям среди рабов, но и к тому, что многие крестьяне теряли или продавали свои участки земли и переселялись в растущие города, прежде всего в Рим. Здесь они сформировали огромную недовольную толпу, влиятельную благодаря своим голосам на Народном собрании. Эти люди были готовы пойти за любым политическим или военным лидером, который обещал им избавление от тягот жизни.

Пока бедняки становились еще беднее, богатые классы становились все богаче и были так же разобщены. Прежняя сенатская аристократия больше интересовалась личным процветанием, выгодами от государственных постов и роскошной жизнью, чем взаимодействием. Как будто для того, чтобы все стало еще хуже, аристократия снова стала закрытой группой, как раз в период, когда появился новый класс богатых людей более низкого происхождения. Этот новый класс был назван «всадниками», поскольку состоял из людей, которые некогда служили в кавалерии. Он включал процветающих землевладельцев, откупщиков налогов (собираемых с провинций) и владельцев ремесленных мастерских. Что касается производств, то в этот период города Италии процветали, а их торговцы занимали ведущее место в Средиземноморье. Однако эти новые люди не были представлены в системе управления, даже не все из них являлись гражданами, поскольку многие части Италии все еще считались зависимыми «союзниками» и получали со стороны римских должностных лиц более суровое обращение, чем раньше.

В культурном отношении в римском обществе II века до н. э. также существовало значительное расслоение. Рим всегда напрямую или опосредованно заимствовал идеи из Греции, если вообще обращался к чужой культуре. В III веке до н. э. римское завоевание Южной Италии и Сицилии привело в Рим многих греков в качестве рабов или настойчивых искателей своей доли римского богатства. Вместе с ними появились предметы роскоши – и пороки – космополитической эллинистической цивилизации. Римское искусство и литература по сути зарождаются в этот период. Во II веке до н. э. контакты Италии и Востока усилились благодаря завоеваниям и торговле.

Консервативные римляне жаловались на упадок прежней простой жизни римских аристократов. Один из выдающихся представителей этой группы населения Катон Старший (234–149 до н. э.) отчаянно старался изгнать греческих философов из города и однажды уныло написал сыну: «Поверь мне, Марк, сын мой, так сказал оракул: “Если когда-нибудь эти проклятые греки придут, чтобы передать нам свою литературу, все будет кончено”». Однако многие знатные римляне желали обрести культурный лоск и найти оправдание своему индивидуалистическому поведению у эллинистических философов. Как справедливо заметил Цицерон: «В самом деле, не малый ручей тек в наш город из Греции, а могучая река культуры и образования».

Нужды Рима

Когда современные исследователи изучают республиканский период, то понимают, что римское государство к 133 году до н. э. отчаянно нуждалось в глубоких реформах. Империи настоятельно требовались постоянные армейские и флотские формирования и улучшение системы управления провинциями, даже если признание имперских обязательств являлось непростым для системы правления города-государства. Народные массы в самом Риме нуждались в пище, работе и «полицейском» надзоре – все это взывало к созданию более развитой системы управления. Государство должно было даровать гражданство своим итальянским союзникам, которые по существу находились на том же уровне культурного развития. В правящих кругах нужно было найти место для растущих семей всадников и представителей неримских итальянских народов. Еще более важной на этом долгом пути стала потребность в выработке идеала, которому естественным образом могла бы соответствовать империя и в котором греческое и римское мировоззрения слились бы в новом средиземноморском культурном синтезе.

Столетие хаоса (133–30 годы до н. э.)

Когда изучаешь все последствия римских трудностей, то становится интересно, что братья Тиберий и Гай Гракхи – трибуны 133 и 123–122 годов до н. э. соответственно – видели лишь одну, лежащую на поверхности проблему упадка крестьянства и разрастания городской толпы. Однако, стремясь исправить положение путем наделения государственной землей и другими способами, братья вызвали бурю. Оба Гракха были убиты консерваторами. В любом случае их решения были идеалистическими и недостаточными, однако тревоги, которые они вычленили, все больше разрастались в римском мире.

Вскоре римляне начали уничтожать друг друга и своих подданных в кровопролитных гражданских войнах. Несмотря на то что ранее римские армии формировались в результате созыва сил, верных идее государства, полководец Марий (157–86 до н. э.) начал широкое привлечение добровольцев, часто безземельных людей, готовых последовать за своим командующим куда угодно. Соперник Мария Сулла (138–78 до н. э.) стал первым, кто повел такие армии против самого государства и стал военным диктатором (82 год до н. э.). Сулла был человеком консервативного склада и отказался от власти, восстановив господство консервативной группировки, однако военачальниками следующих двух поколений – Помпеем и Цезарем, Антонием и Августом – больше двигали личные амбиции.

Поскольку круговорот роскошной жизни и внезапной смерти продолжался, аристократы и сборщики налогов безжалостно грабили свои провинции. Один из наместников Сицилии гордился, что должен был красть в течение трех лет: один год – чтобы подкупить судью, который попытался вымогать у него деньги, еще один – для своего защитника в суде и третий – для собственной выгоды. В одной гражданской войне с нескольких провинций Востока были взысканы налоги сразу за десять лет, а затем победитель обложил стенающих подданных большими налогами в качестве наказания за то, что они поддержали его врага. Пираты на море, беглые рабы и разбойники на суше действовали почти безнаказанно, внешние вторжения разоряли как запад, так и восток. Даже в самом Риме враждующие между собой банды бродили по улицам, поджигая дома и убивая невинных свидетелей и друг друга из мести. Коррупцию на выборах и в суде почти невозможно описать, несмотря на множество подробностей, сохранившихся в речах и письмах Цицерона (106–43 до н. э.), одного из немногих идеалистов той эпохи, который отчаянно, хоть и напрасно, боролся за сохранение государства отцов.

Последнее столетие существования Римской республики выглядит мрачным, и все-таки на самом деле оно не было временем упадка. Похоже, что тревоги той эпохи обогатили человеческий разум, поскольку Греция и Рим вместе пришли к новому синтезу, превратившемуся в цивилизацию Римской империи. Позднее мы рассмотрим возникшие в результате художественные и литературные достижения, которые сделали это столетие одним из наиболее подробно описанных в истории Древнего мира.

Внутренние и внешние беспорядки не привели к упадку римской власти. В критические моменты всегда появлялся талантливый полководец, чтобы возглавить еще лучше подготовленную армию и исправить ситуацию. Так, еще до 100 года до н. э. Марий отразил первое вторжение германцев. Сулла остановил местного правителя Малой Азии Митридата, который, казалось, захватил весь греческий Восток; Помпей (106–48 до н. э.) завершил это дело, уничтожив пиратов и упрочив римское владычество в Сирии и Малой Азии; Цезарь завоевал Галлию. В течение столетия лидеры зависимых территорий пришли к пониманию, что смогут сохранить основы цивилизации, лишь склонившись перед Римом, а Рим, в свою очередь, медленно начинал проводить более свободную политику для защиты мира и порядка внутри империи.

В итоге практический политический ум римлян выработал действенные решения основных проблем государства и общества. Сутью многих таких решений являлось установление власти одного человека, который использует силы всех элементов общества и мощные ресурсы греко-римской цивилизации. Это достижение частично стало заслугой Юлия Цезаря (100–44 до н. э.), однако еще большая честь принадлежит здесь его внучатому племяннику Августу (63 до н. э. – 14 н. э.), которого мы называем первым римским императором.

Роль Цезаря

Если бы Цезарь умер в возрасте сорока лет, то сегодня мы знали бы его лишь как одного из мелких политиков периода Поздней республики. Тогда ему оставалось лишь пятнадцать лет жизни, однако за эти годы он превратился в легенду для поздних поколений. Во-первых, Цезарь занимал должность консула в 59 году до н. э. и своими деспотическими поступками постоянно вызывал гнев у консервативных сенаторов, которые все еще удерживали в своих руках внутреннюю крепость государственной власти. Затем он получил пост наместника Южной Галлии и Северной Италии и отправился завоевывать всю Галлию – территорию, включавшую современную Францию, Бельгию, часть Нидерландов и часть Германии. Это завоевание открыло большой участок Северной Европы влиянию средиземноморской цивилизации, и это, возможно, самый долгосрочный предмет гордости Цезаря. Кроме того, завоевание позволило ему обрести полководческий опыт и создать могущественную преданную армию.

В 49–45 годах до н. э. Цезарь использовал эту армию, чтобы победить своего бывшего друга Помпея и получить полную власть в римском мире. Мы не знаем, что именно он собирался делать с этой властью, поскольку упрямые представители старой аристократии убили его 15 марта 44 года до н. э. Однако кажется очевидным, что Цезарь, в отличие от Суллы, намеревался остаться диктатором и представлял себе космополитическое государство, в котором широко распространится римское гражданство. Величайшим недостатком Цезаря, который проявляется в этих целях, является его строгая рациональность. Он понимал, по крайней мере частично, в чем нуждался Рим, и предлагал логическое решение, которое шло вразрез с древними традициями Рима, государства «преданного свободе», как назвал его Цицерон. Консерваторы осуждали даже проведенную Цезарем реформу календаря, которая почти привела его к системе, используемой нами сегодня.

Сравнивая Александра Великого и Цезаря, мы склонны отдать пальму первенства царю Македонии. Александр явно мечтал о большем и благодаря своим завоеваниям существенно раздвинул границы цивилизации; Цезарь же всего лишь нашел временное решение в столетие хаоса. И все-таки Гай Юлий Цезарь тоже будит воображение всего мира своим редким сочетанием политического и военного гения:

 

Он, человек, шагнул над тесным миром,

Возвысясь, как Колосс; а мы, людишки,

Снуем у ног его и смотрим – где бы

Найти себе бесславную могилу.

 

Наследник Цезаря Август

Убийцы Цезаря – Брут, Кассий и другие – были наивными заговорщиками, напрасно надеявшимися восстановить республику, уничтожив ее притеснителя. Сложные интриги десятилетия, прошедшего со дня смерти Цезаря, сначала привели к возвышению его сторонника Антония (около 82–30 до н. э.), а затем к запутанной ситуации между Антонием и последней царицей из династии Птолемеев Клеопатрой (70–30 до н. э.), которая надеялась расширить страну предков. Цицерон вел отчаянную борьбу за восстановление республики и против Антония, а проиграв ее, лишился в 43 году до н. э. головы. В конце концов победителем оказался внучатый племянник Цезаря, названный в итоге Августом. Прибыв в Рим через месяц после смерти дяди, этот восемнадцатилетний юноша продемонстрировал недюжинные способности, собрав собственную армию именем Цезаря, добившись равного с Антонием положения и, наконец, нанеся поражение Антонию и Клеопатре в морском сражении при Акции 2 сентября 31 года до н. э. Побежденная чета бежала обратно в Египет, где совершила самоубийство. Август последовал за ними и присоединил Египет к своей империи.

Находясь в Александрии, Август открыл гробницу Александра, чтобы взглянуть на останки великого македонского завоевателя, заложившего основы эллинистического мира. Живому владыке Средиземноморья было всего тридцать три года – Александр в этом возрасте скончался, – и его возвышение, возможно, было даже более впечатляющим. Однако в отличие от Александра у Августа впереди еще оставалось сорок четыре года жизни, за которые он смог отпустить Римскую империю в плавание по мирным столетиям.