Молот и зубило холодно поблескивали в свете факелов, пламя которых металось на сквозняке. Взяв инструменты, я поднялся на ноги и подошел к массивному черному камню. Он был почти мне по пояс. Я взял зубило, поднял молот и ударил по камню. От этого удара содрогнулась кисть, рука, все тело. Но прежде чем стих звон металла, я ударил снова. И в третий раз.

Время шло, но я не замечал этого. В подземном тронном зале Урнальды единственным способом, позволявшим отличать день от ночи, была вентиляционная шахта в потолке. По ночам в круглом отверстии над головой я мог видеть серебристый отблеск луны, а днем из него падал столб яркого золотого солнечного света.

Но мне было безразлично, какое время суток сейчас на поверхности, день или ночь. Факелы на стенах шипели, не умолкая. Я без устали бил молотом – по плоскому торцу зубила, по черному камню, иногда по своему несчастному, опухшему пальцу. Удары молота вторили ударам сердца. Острые осколки летели во все стороны, часто попадали в лицо. Но я не сдавался и прекращал работу лишь затем, чтобы поесть густой, пахнувшей дымом каши, которую приносили гномы, или немного подремать на одеяле.

Все это время меня сторожили трое бородатых воинов. Один, скрестив мускулистые руки, стоял рядом с моим посохом, лежавшим на каменном полу. Кроме кинжала, с его пояса свисал топор с двумя лезвиями. Двое других, вооруженных длинными копьями с наконечниками из кроваво-красного камня, расположились по обе стороны от выхода. На их лицах были написаны неприязнь и недовольство, которые лишь усиливались, когда Урнальда приходила навестить меня.

Она сидела на троне – долгие часы, как мне казалось, – и наблюдала за моей работой. Я видел, что она была погружена в собственные размышления, несмотря на постоянный звон молота и зубила, которые я сжимал в покрытых волдырями руках. А может быть, гномиха пыталась проникнуть в мои потаенные мысли. Я не знал этого – и мне было все равно. Я знал одно: то, что я не последую совету Бамбелви и не сдамся. Когда я вспоминал об этом его предложении или о болезни матери, искры разлетались от камня во все стороны. Но чувство, что у меня нет времени, преследовало меня неотступно. И понимание того, что я не гожусь в каменотесы.

Свечение, исходящее от светлого летуна, то ослабевало, то вспыхивало, то гасло, то появлялось вновь, и блики играли на черном камне, над которым я трудился. Понемногу у меня стало лучше получаться откалывать куски от огромной глыбы. Через какое-то время я проделал на поверхности неглубокую канавку. Я думал, что если мои ноющие пальцы и руки выдержат, мне удастся расширить это углубление и проделать в камне выемку, тогда я смогу, перевернув камень выемкой вниз, прикрыть им светящееся существо. Но я понятия не имел о том, сколько на это уйдет времени. Вспомнив, сколько раз свет, лившийся с потолка, менялся с серебряного на золотой, я решил, что провел в подземелье два дня и две ночи.

Все время, пока я трудился, в ушах звучал последний приказ Урнальды: «Твоя задача защитить маленькое существо». Как-то раз, не переставая бить молотом по зубилу, я подумал, что, может быть, в этих словах скрыт некий ключ? Может быть, существует какой-то другой способ уберечь светящееся создание от беды? Неужели я что-то упустил?

Нет, сказал я себе, этого не может быть. Урнальда сказала, что именно каменные туннели обеспечивают безопасность гномьего царства. И хотя даже камень не вечен, он прочнее всего остального. Смысл ее слов был мне ясен. «Я должен вырубить чашу из камня, точно так же, как гномы вырубили в толще горы свои залы. У меня нет выбора».

Но, несмотря на твердую убежденность в своей правоте, меня не покидало желание найти более простой способ. Например, как случилось в тот раз, во время сражения в Черном замке, когда я нанес удар тяжелым мечом Душегубом! Тогда я швырнул меч в противника не руками, а при помощи своих скрытых способностей. Каким-то образом в тот миг, сам не зная как, я задействовал магию Прыжка. Подобно Великой Элузе, отправившей нас из своего грота в забытое всеми селение древолюдей. Может быть, размышлял я, мне удастся снова применить эту магию? Может быть, приказать молоту и зубилу выполнять работу за меня, чтобы я мог дать отдых натруженной спине, ноющим рукам и наконец перестать тревожить покрытый мозолями большой палец?

– Не будь глупцом, Мерлин.

Подняв голову, я взглянул в лицо Урнальде, которая наблюдала за мной с нефритового трона.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Именно это и хочу сказать, не будь глупцом! Если ты и вправду заставил Душегуба прилететь к тебе, это быть не столько из-за тебя, а из-за чего-то другого. Этот меч быть Сокровище Финкайры. Он быть наделен собственным могуществом. – Она пошевелилась на каменном троне, позвякивая белыми серьгами. – Это не ты сражался при помощи меча, а меч использовал тебя, чтобы сражаться.

Мои пальцы разжались, и молот со звоном упал на каменный пол.

– Как ты можешь такое говорить? Я это сделал! Я воспользовался мечом! При помощи собственных способностей. Точно так же, как я…

Урнальда усмехнулась.

– Ну же, договаривай!

– Точно так же, как я пользовался Цветущей Арфой, – хрипло прошептал я.

– Вот именно. – Пламя факелов заметалось из стороны в сторону. Казалось, они готовы были погаснуть, пока гномиха разглядывала меня, почесывая нос-картофелину. – Ты учишься медленно, но и для тебя все же, возможно, есть надежда.

– У меня такое чувство, что ты говоришь не о моем искусстве резьбы по камню.

Она пренебрежительно фыркнула и поправила шляпу.

– Конечно. Я говорить о твоих способностях к Видению. И не удивляюсь тому, что из всех Семи Песен этой ты боишься больше всех.

Я побелел.

Но прежде, чем я успел возразить, она сказала:

– Ты быть медленный ученик и в обработке камня тоже. Никогда бы ты не смог работать в туннелях с гномами! И посему я сомневаться, что пророчество может оказаться правдой.

– Какое еще пророчество?

– О том, что однажды ты построишь великое каменное кольцо, такое же великое, как Эстонахендж.

Я не нашелся сразу, что ответить, и несколько мгновений брызгал слюной, как факел – маслом.

– Я? Построить такое огромное сооружение? Очень правдоподобно! Да скорее у меня получится разобрать Эстонахендж и камень за камнем перенести его через океан в Гвинед.

В алых глазах чародейки я заметил странный блеск.

– О, быть предсказано, что ты совершишь и это тоже. Но пророчество говорит не о Гвинеде, а о соседней земле, называемой Логрес. Некоторые зовут ее Страной Волшебства. Но это пророчество, как я вижу, еще менее правдивое, чем первое.

– Хватит! – воскликнул я. Подул на горящую ладонь и наклонился за молотом. – Мне пора снова приниматься за настоящее дело. Вырубать чашу из камня, как ты приказала мне.

– Это быть ложь.

Я так и замер с поднятым молотом.

– Ложь? Как это?

Серьги колдуньи негромко зазвенели, и вдоль стен зала заметались тени.

– Я отдала тебе приказ, Мерлин, но не тот, что ты говоришь.

– Ты велела принести сюда этот камень.

– Это быть правда.

– Ты велела мне защитить светлого летуна от опасности.

– Это быть правда.

– А это значит, что нужно посадить его во что-то более прочное, чем вон та хрустальная чашка.

– Это быть твое решение. Не мое.

Медленно, неуверенно я опустил молот. Положил его на пол рядом с зубилом и приблизился к кристаллу. Существо, сидевшее внутри, дрожало, словно крошечный язычок пламени.

– Можно задать тебе вопрос, Урнальда? О светлом летуне?

– Спрашивай.

Я некоторое время внимательно смотрел на огонек, мерцавший внутри перевернутой хрустальной чаши.

– Ты сказала, что это одно из редчайших созданий на Финкайре. Но как оно… как ему удается выжить? Как оно избегает опасностей?

На лице Урнальды, освещенном желтым пламенем факелов, появилось подобие улыбки.

– Оно быть в безопасности, когда блуждает в ярком свете солнца, где его нельзя заметить. А ночью оно летает там, где лунные лучи отражаются от воды.

– Иными словами… когда оно свободно!

Серьги-раковины негромко звякнули, но гномиха молчала.

Я протянул руку и прикоснулся к хрустальной чаше. Положив ладонь на ее светящуюся поверхность, я ощутил тепло существа, заключенного внутри. Я крепче обхватил сосуд пальцами и резко перевернул его.

Мерцающая светлая точка, размером не больше яблочного зернышка, взмыла в воздух. Когда существо пронеслось мимо меня вверх, к потолку, я услышал тихое гудение. Крошечное светящееся создание устремилось к отверстию в потолке и исчезло.

Урнальда стукнула кулаком по подлокотнику трона. Двое гномов, охранявших вход в зал, направили копья на меня. Она снова стукнула по подлокотникам.

– Скажи мне, зачем ты это сделал.

Я перевел дух и с трудом заставил себя произнести:

– Ну, потому, что даже стены из камня в конце концов раскрошатся и превратятся в груду обломков. Лучший способ защитить живое существо – это дать ему свободу.

Едва я успел договорить эти слова, как посох охватило синее пламя. Гном, стороживший его, взвизгнул от испуга и подпрыгнул на высоту собственного роста. Но еще прежде, чем страж рухнул на пол, я увидел на дереве новый символ, выжженное изображение синего цвета. Это было изображение расколотого камня.