Кто сказал «мяу»?

Представьте себе урок. Самый обычный урок. Скрипят о бумагу ручки, из окна доносятся радостные крики первоклашек, у них уже закончились уроки, и они с довольными воплями носятся по спортивной площадке. Можно было бы закрыть окно, чтобы посторонние звуки не мешали пресловутому «учебному процессу», но май выдался настолько жарким, что свежий воздух – единственная возможность не расплавиться прямо за партой. Серьезная пожилая учительница, стоя у темно-зеленой доски, в очередной раз объясняет пятиклассникам особенности глагола «to be». Завтра итоговая контрольная. Все напряжены и сосредоточены: у Евгении Петровны не забалуешь, да и близость столь важной проверочной не добавляет поводов для веселья.

Неожиданно над головами школьников проносится «кря». Отличница Света, всегда сидевшая за первой партой, недовольно поморщившись, оглянулась назад: «Наверное, показалось». Подружки Оля и Катя, улыбнувшись, одновременно пожали плечами. «Ты тоже слышала?» – читался в их глазах безмолвный вопрос. На первом ряду кто-то сдавленно хихикнул. «Кря» было таким отрывистым и неожиданным и так быстро утонуло в тишине класса, так резко контрастировавшей с весельем за окнами, что действительно было сложно понять: «А был ли мальчик?». Евгения Петровна, похоже, не заметила звука или решила сделать вид, что не заметила, и продолжила заполнять доску примерами глаголов, которые могли встретиться на контрольной.

«Кряяя!» – уже гораздо громче и протяжнее раздался из-за последней парты тот же самый звук. Теперь уже все могли точно указать источник шума. Петя сиял как медный таз: внимание всех одноклассников было направлено исключительно на него.

«Кря-кря-кря! Кря-кря-кря!» – издевательски улыбаясь во все свои тридцать два зуба, мальчик уже не сдерживался, а просто кричал, добавляя эффектности своему представлению покачиванием на стуле.

– Ерёмушкин! – рявкнула Евгения Петровна, делая акцент на букве Ё. От неожиданности Оля и Катя даже улыбаться перестали.

– А что Ерёмушкин? – «искренне» удивился парень, картинно захлопав огромными, почти женскими ресницами. – Я сегодня уточка! – и с этими словами мальчишка выскочил из-за парты. Похоже, этого не ожидал даже стул новоявленной птички, потому что он решил с грохотом рухнуть на пол. Соседка Петьки Машка аж взвизгнула и инстинктивно прижала руки к груди.

Продолжая крякать, Петя опустился на корточки и пошел гусиным шагом в сторону доски. Оторопевшая на секунду Евгения Петровна пришла в себя и продолжила повторять фамилию нарушителя, но уже не так уверенно.

– Ерёмушкин… Ерёмушкин… Сейчас же урок! Ты что??? А ну вернись на свое место.

– Это у вас урок! А я уточка, – помахал «крыльями» утенок и, поравнявшись с первой партой, направился к третьему ряду.

– Я тебе двойку поставлю! – бросив учебник на стол, крикнула учительница.

– Не имеете права! – равнодушно хмыкнул Петя. Уж в чем в чем, а в своих птичьих правах он отлично разбирался. В глаголе «to be» не особенно, но вот то, что за поведение нельзя ставить оценки, он усвоил твердо. – Кря-кря!

– Если ты сейчас же не успокоишься, я позвоню твоему отцу! – Евгения Петровна решила воспользоваться последним оружием. На долю секунды мальчишка действительно задумался, пытаясь оценить масштаб грядущих потерь, но уже через пару мгновений он стоял перед растерянной учительницей английского с телефоном в руках.

– Звоните! – издевательски улыбаясь, протягивал аппарат Петя.

– И позвоню, – снова схватив учебник со стола, будто пытаясь им защититься, с плохо скрываемой неуверенностью произнесла Евгения Петровна.

– Ну чего же вы не звоните? Кря!

– А ну марш к директору! – изо всех сил завопила женщина.

Даже те немногие пятиклассники, кто сидел с улыбкой, тут же испуганно опустили глаза. Все отлично знали, что с Евгенией Петровной шутки плохи, это не какая-нибудь учительница музыки, на уроках которой можно было бросаться бумажками и сидеть в телефоне. Это Евгения Петровна! Ее слушались все: дети, родители, даже директор в ее присутствии слегка робел. А тут такое!

На английском ручку-то было страшно уронить, потому что это «мешало учебному процессу». Некоторые ученики свято верили, что Евгения Петровна может оторвать голову, никто, конечно, не проверял, но даже у меня складывалось подобное впечатление. При всем при этом она очень редко повышала голос, но действовала на детей, как удав на кролика. Но, как только что убедился 5-й «Б», голова у Ерёмушкина осталась на месте, более того он смотрел на всех как настоящий чемпион. В этом раунде победа явно осталась за ним.

От Петьки Ерёмушкина вполне можно было ожидать подобной выходки: он неоднократно срывал уроки, спорил с учителями, сбегал с занятий, его ловили с сигаретами в туалете. Но все это происходило на других уроках, но никак не на английском. В кабинете у Евгении Петровны Петька, точно так же, как и все остальные, сидел тише воды, ниже травы, записывал новые слова в помятый словарик, переводил скучные диалоги про Сережу, зачем-то отправившегося в Лондон, – в общем, вел жизнь самого обычного троечника.

– К директору! – зажмурившись, еще раз завопила Евгения Петровна.

– Да ради бога, – хмыкнул Ерёмушкин и с равнодушным видом направился к выходу из класса. Подойдя к двери, парень слегка замешкался, и его протянутая рука так и зависла в воздухе, будто опасаясь, что металлическая ручка двери окажется горячей и обожжет пальцы. – Кря! – собравшись с силами, все же крикнул Петька и выскочил из кабинета.

В классе повисла очень неприятная тишина. Все отлично понимали: сейчас что-то будет.